– Кто здесь командир, курва мать? – возвысил голос я.
– А кто тут, курва мать, хромой на одну ногу?!. Я же сказала, что не брошу тебя. Никогда, слышишь, теннисист хренов?!
Собачиться ни времени, ни возможности не было. Я засунул в одно место свою мужскую гордость, взял автомат за ремень и начал отползать в юго-восточном направлении, то есть к террасе, на брюхе и ногами вперед.
Странное дело, нехитрый маневр удался. Никто не стрелял в нас. Слышны были только шум ветра в соснах да стрекот шальной сороки. А потом стало тихо. Я понял, чему бурно радовалась Йованка. Мертвый польский солдат лежал на краю уступа, метрах в двадцати от нас. Он заходил к нам с тыла, холера ясна…
– Они хотели убить нас, – сказала наконец Йованка.
Она шла впереди, выбирая дорогу полегче. Хлопот со мной у нее был полон рот, и все же думала она слишком долго, как мне показалось.
– Так точно, – подтвердил я. – Я даже знаю почему. Ну, в частности, почему этого хотел сержант Жанец…
По левую сторону между деревьев проглядывала почти вертикальная каменная стена, последний взлет Печинаца к небу. Выше были только облака. То, что таилось на вершине чертовой горы, могло находиться справа или слева от нас. Наше самоубийственное восхождение подошло к концу. Теперь можно было и поговорить.
– Кто такой сержант Жанец?
– Помнишь, как нас тормознул у КПП Ольшевский?… Жанец шел с Доротой, мы с ним разговаривали.
– Так, может, он из ревности? – насмешливо вопросила Йованка. – А почему бы и нет? Ты увел у сержанта Цапельку, он воспылал ненавистью…
Мне было не до шуток. Я шел, опираясь на немецкий автомат, как на костыль.
– Жанец был тогда с нами, – сказал я. – Жанец привозил провиант и отвозил вниз мины. Знаешь, мне раньше в голову не приходило, что устроить подставу мог свой, поляк. А теперь почти уверен: так оно и было… Я грешил на сербов: думал, какой-то гад подкрался по-тихому и подложил подарочек… Но там практически открытое поле, и у машины кто-нибудь из наших постоянно крутился. Поляку было – раз плюнуть. Всего-то и хлопот – вкрутить взрыватель и присыпать мину песочком…
– Но зачем?
– Откуда я могу знать, – уныло вздохнул я. – В том-то и фокус. Идеальное преступление, потому как мотив, казалось бы, отсутствует. А вот кто сказал мусульманам, что мы будем на Ежиновой, я теперь точно знаю. Жанец приятель Блажейского. Он знал, что я хочу встретиться с ним, он и мог догадаться, что я поеду туда…
Мы обошли каменный выступ, похожий на язык огромного зверя, и оказались у ручья, первого за время подъема. Ручеечек был жиденький. Воды было как из неплотно прикрытого кухонного крана. А русло, по которому она текла, впечатляло. Весной, когда таяли снега, по нему можно было спуститься с Печинаца даже на лодке. Я не очень удивился, когда увидел большой, как футбольные ворота, вход в пещеру, из которой ручеек вытекал. Перед ним Йованка вдруг встала как вкопанная.
– Что с тобой? – Я огляделся по сторонам, но ничего достойного внимания не обнаружил. До меня вдруг дошло, что стоит Йованка как-то странно, чуть наклонившись, как чуткий лесной хищник, который замер, принюхиваясь.
– Да неужто обедом пахнет? – спросил я, поводя носом.
В животе у меня предательски забурчало.
– А ты ничего не чувствуешь?
– Ну, факт, смердит тухлыми яйцами, – наклонившись, определил я. – Сероводород или что-то вроде. Минеральная водичка, кохана. Это ведь горы, тут много источников. Пошли.
Йованка стояла как заколдованная. Лицо у нее было бледное. И вдруг она словно очнулась, отпрянула от ручейка, как от вьющейся под ногами ядовитой змеи.
– А?! Что ты сказал?…
Я неуверенно улыбнулся:
– Слушай, что с тобой? Моста через бурный поток вроде нет. Бояться нечего…
Она взглянула на меня отсутствующим взглядом:
– Ты что-то сказал?
– Я пошутил. Помнишь, Костас нам рассказывал анекдот про Султана…
Она нахмурилась, кивнула:
– Ну да, «через мост, как на тот свет»…
Она встряхнула головой и пошла к черной дыре пещеры. У входа она присела, вглядываясь вглубь.
– В чем дело, в конце-то концов? – не выдержал я.
Она не отвечала. Потом распрямилась, поправила висевший на плече автомат.
– Знаешь, Марчин, кажется, мне знакомо это место. – Она глубоко вдохнула, исподлобья глянула мне в глаза. – Где у тебя фонарик?
– Йезус!.. Начинается. – Я скрипнул зубами. – Кому сказано, пошли?!
Она вздрогнула и… безропотно подчинилась. Мы двинулись дальше.
Огромную поляну снизу невозможно было увидеть, ее закрывал старый лес и уступ, на котором нас чуть не накрыли родимые мины. Она была со стадион величиной, и сюда, под самую вершину Печинаца, югославы водрузили антенну телевизионного ретранслятора. Его останки напоминали остов Ноева ковчега. Чуть лучше сохранилось одноэтажное здание аппаратной, крыши на нем не было, но кирпичная кладка устояла, в некоторых окнах даже поблескивали на солнце стекла.
Почти вертикальная каменная скала, венчавшая Печинац, прикрывала поляну с востока, высоту ее оценить на глаз не представлялось возможным: мы шли почти впритирку к стене, пещер и пещерок в которой было как дырок в швейцарском сыре. Некоторые были неглубокими нишами в сером известняке. Но когда из очередной потянуло вдруг могильным холодом, мурашки побежали у меня по коже. Я печенкой своей почувствовал, что именно в этой пещере спрятан сундук, битком набитый нашими новыми заморочками.
Над входом в пещеру торчал хвостовик невзорвавшейся мины из тяжелого дивизионного миномета. Каким образом она залетела на такую поднебесную высоту, было не очень понятно.
Где-то здесь находился штаб Султана. Я вынул из рюкзака фонарик, но включать его не стал. Понемногу клонившееся к западу солнце освещало нутро горы, как хороший военный прожектор. Стены и потолок пещеры, в которую я не без опаски заглянул, были выкрашены белой краской.
Дыра, перед которой я стоял, была величиной с широкое окно, и находилось оно в метре от земли. Можно было влезть в пещеру, но ведь был и нормальный вход – чуть подальше, метрах в трех. К нему вела натоптанная тропа. Через «дверь» я вошел в пещеру.
То, что я увидел, сразу же заставило меня остановиться с громко бьющимся сердцем. В одной из ниш стоял освещенный солнцем рюкзак, родной брат того, что я видел утром. Кажется, я видел и его хозяина. Там, внизу.
Пещера была обширная – метров тридцать в ширину. Пол был заляпан пометом летучих мышей. Я прошел чуть подальше и за выступом обнаружил подземный ход, который вел в глубину горы. Рядом с ним стояли буровая установка на гусеничном ходу и компрессор.
Вдруг потемнело. Свет заслонила не решавшаяся войти в пещеру Йованка.
– Марчин, ну что там? – окликнула она меня.
– Еще не знаю, – честно признался я. – Но, кажется, мы что-то нашли.
Прихрамывая, я подошел к нише с рюкзаком и открыл его клапан. Сверху лежала подозрительно тяжелая железная коробка, в каких обычно прячут сокровища. Я попытался открыть замочек, и – о, чудо! – мне удалось. Волосы шевельнулись у меня на голове. Внутри бриллиантов не было. В коробке лежали детонаторы, которыми пользуются взрыватели в шахтах. Их было много, и они показались мне новехонькими. Что касается самого рюкзака, он под завязку был набит динамитом. Если б все это свинство рвануло…
– Что там?
Я оглянулся. Темный силуэт Йованки был обхамлен червонным золотом предзакатного солнца. Йованка-призрак смотрелась просто потрясающе!
– Ничего особенного, – отозвался я. – Взрывчатка… О Йезус-Ма…
То, что я увидел у стены рядом со входом, на миг лишило меня дара речи. Это была коляска, в которой мамаши возят младенцев. Самая обыкновенная детская коляска на четырех колесиках. Не знаю почему, но я вдруг представил себе Йованку в длинной, развевающейся на ветру юбке на краковских Плянтах, с такой коляской и большим животом…
– Видишь те дырки в стене? – спохватился я. – Они для динамита… Дальше у них компрессор и пневматические молотки. Бурят дырку, засовывают заряд… Все просто. Вопрос только – зачем? Такие затраты, столько работы…
– Это здесь? – тихо спросила она. – Здесь сидел Султан?
Я подошел ко входу. Йованка могла бы и посторониться, но она не сделала этого. Что издали казалось бесплотной тенью, было неподатливо тяжелым на ощупь и теплым, почти горячим.
– Видишь дорогу? Та самая, на которой мы были. Только здесь она кончается. По ней мусульмане подвозили сюда продукты и оружие. Идеальное место для обороны: снизу ничего не увидишь, а отсюда – все как на ладони… Тут была у них главная база, тут был штаб. Только здесь могут садиться вертолеты, а без них Султан здесь бы и месяца не продержался, когда гору окружили сербы…
Покончив с теорией, я перешел к практике. Я взял Йованку за теплую сильную руку:
– Идем отсюда.
– То есть… как? Просто уходим, взявшись за руки? – Она явно не ожидала подобного поворота.
– Просто вряд ли получится. – Я перенес вес тела на больную ногу. – Они скоро будут здесь. Они сюда и шли, в пещеру…
Дискутировать со мной Йованка, к счастью, не стала, но едва мы вышли на свет божий, она остановилась и упрямо свела брови:
– Я хочу вернуться к ручейку.
– Чтобы искупаться?
Йованка сердито сверкнула глазищами:
– Ты думаешь, тут был штаб Султана? Что-то не похоже… Там ведь, дальше, есть ход в глубину, правда?… А почему ты не пошел туда?
– Зачем?
– Не прикидывайся дурачком. К чему тащить на гору такие машины? Они не просто бурят и взрывают, они что-то делают.
Я попробовал прикинуться умным:
– А что, если они хотят взорвать пещеру? Может, это такой хитрый предвыборный ход Мехчича. Кандидат в депутаты уничтожает памятник темному прошлому. С помощью динамита он наводит мосты между враждующими народами Боснии…
– Еще чего! – отмахнулась Йованка. – Я все-таки вернусь сюда… – (Чтобы устоять на ногах, я покрепче схватил ее за плечо.) – Я знаю, ты умотался. Я сама чуть живая. Но у меня есть Оля, и если я не сделаю, что в моих силах…
– А вот это уже запрещенный прием. Армейским ботинком и прямо по сердцу! – Я попытался улыбнуться, но не очень получилось. – Ну хорошо, пошли к ручью. Только без толку, там ничего нет.
– Почему ты так думаешь?
– Если б там было что стоящее, были бы следы… И с этой большой пещерой что-то не так. На потолке копоти нет, значит, костров в ней не жгли. Стены зачем-то выкрасили. Делать им нечего, что ли? Или не выкрасили, а закрасили что-то?… Подземный ход завален. Я светил туда фонариком. Завал начинается метров через пять-шесть, завал старый: подпорки трухлявые.
Йованка молчала. Она шла сбоку, поддерживая меня.
– Что ж ты меня не позвал?
– Честно? Просто побоялся, что ты схватишь кирку и примешься долбать камни… Слушай, Йованка, а что ты здесь ищешь?
Она промолчала.
– Там работы для бригады горнопроходчиков, а уж сколько это стоит, я и не говорю. Значит, там, по другую сторону завала…
Я не договорил. Я просто понятия не имел, что может быть там, по другую сторону.
До ручейка мы добрались без происшествий. Я посветил фонариком в пещерную тьму:
– Ну что я тебе говорил! Там, дальше, даже пес не пролезет…
Не говоря ни слова, Йованка взяла у меня фонарик, прислонила к стене автомат и, встав на колени, сунула голову в узкую щель. Дыра была похожа на перекошенную злобой пасть. Я никак не мог избавиться от впечатления, что через миг Печинац перекусит пополам незваную гостью. Йованка вскрикнула, сердце у меня оборвалось.
Следующий звук, металлический щелчок у меня за спиной, и вовсе мне не понравился. То, что щелкнуло, находилось в непосредственной близости от моего затылка. Дергаться не имело смысла. На свой автомат я мог лишь опираться.
– Спокойно, это я. А точнее говоря – мы. – Голос был знакомый, можно сказать почти родной. Русский язык безупречный.
Я медленно повернулся и увидел потное лицо сержанта Недича. Стоявший рядом с ним Усташ приветливо махал хвостом.
– Не хотелось навязываться, но мой пес просто без ума от вас, пан детектив.
В подтверждение слов Усташ встал на задние лапы и лизнул меня в щеку.
– Что вы тут… Вы что, шли за нами? – растерянно пробормотал я.
– Бинго! – усмехнулся хороший полицейский по имени Мило.
Он сунул за пояс пистолет и положил на камень висевший на плече АКМ. В сущности, сержант ничем не рисковал: моя левая рука была занята почесыванием головы Усташа, а задницу Йованки, торчавшую из щели, вряд ли можно было считать оружием. Судя по всему, щель оказалась куда глубже, чем я предполагал.
– Ну и зачем вы здесь?
– Из любопытства. – Сержант Недич хлопнул по рукоятке пистолета. – А также ради удовольствия. Поохотиться на мусульманина нынче удается редко. Вы были приманкой для них, считайте, охотились мы вместе.
– А, так вы попали в затылок типу с немецким автоматом!..
Из щели вылезла Йованка. Щурясь от слепившего глаза солнца, она встала рядом со мной и сказала сержанту что-то по-сербски.
– А я думал, вы догадались, – ответил по-русски хорошо воспитанный боснийский полицейский. Лицо его не покидала усмешка.
– Спасибо, возможно, вы спасли нам жизнь, – сухо поблагодарила Йованка. – Там, дальше, можно пролезть, не так тесно. – Слова были адресованы мне.
Мило без объяснений отобрал у Йованки фонарик и, присев на корточки, заглянул в пролом.
– Усташ, сюда! – позвал он, и пес наконец-то оставил меня в покое.
Недич светил фонариком, Усташ принюхивался. Хвостом он уже не махал.
– Пожалуй, я туда не пролезу, – сообщил сержант Недич.
– Ну и не надо, – пожала плечами Йованка.
– Надо! – Полицейский повернул к нам голову.
– Зачем? – Вопрос вырвался у нас с Йованкой одновременно.
– У нас с вами сходная мотивация: мы ищем правды. – Недич потрепал собаку по холке. – Напрасно тратим время: там ничего нет.
Усташ, дружелюбно оскалившись, задрал ногу и начал поливать стену.
– Он умный, он знает свое дело, – пояснил сержант. – Я тоже умный. Я приказал ему идти по вашим следам. И правильно сделал. Вы хороший сапер, пан капитан. Жаль, что я не встретил вас во время войны. Может, все вышло бы совсем по-иному… – Он помолчал и добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44