.. ну, хотя бы чудовищ – в это верилось на раз. В мировой фантастике подобный эффект описан не единожды. Да и всё равно забуду я эту хрень к чертям собачьим, решил Чернов, у нас, Бегунов, информация долго не держится, до конца Пути и – начинай по новой. Вот этот Путь только бы пройти, не споткнуться бы и уж тем более не съехать с ума от означенной чертовщины…
И ещё подумал: а ведь он это слово – Путь – и сам уже мысленно произносит с прописной буквы. С чего бы?.. Или воздух здесь заразный?
– Я попытаюсь ответить на твои вопросы. – Кармель всё слышал и ничего в спешке не обронил. – Я не видел чудовищ, я родился много позже, но в Книге Пути сказано, что они пришли нежданно и не имели ничего общего с теми, что были описаны в Книге. Они летали по воздуху с ужасным шумом, и над каждым из чудовищ, на спине вращалось крошечное солнце, точь-в-точь повторяющее вид нашего светила. Они изрыгали огонь, который поражал всё живое и всё неживое. Живое умирало на месте, а неживое разрушалось в огне. Они прилетали и улетали, и не хватало у великого силы, чтобы остановить и обрушить их. Но самое страшное, что вслед за чудовищами по земле нашего народа шли воины и брали в плен тех, кого не достал огонь чудовищ. У них было оружие, которого не ведал мир доселе…
– Тоже огненное оружие? – осторожно поинтересовался Чернов.
– Нет, не огненное, но много страшнее. У тех воинов были невидимые сети, которые они набрасывали на оставшихся в живых, и те покорно, как бараны, шли за врагом – мужи, жёны, дети, старцы…
Становилось интересно, поскольку в сказке, в легенде, созданной бог весть когда – двенадцать поколений назад? – неизвестными и дремучими, но по-сказочному метафоричными авторами, явственно проклёвывалось нечто реальное. Чудовища с солнцами на спинах, изрыгающие огонь? Очень похоже на боевые вертолёты типа К-50, «чёрная акула», или какие-нибудь «боинги» или «кавасаки», а солнца – это всего лишь бешено вращающиеся лопасти, визуально – круги… А воины с сетями – это уже что-то из фантастики, время и мир Чернова не знают оружия, парализующего волю, так сказать, en masse, не индивидуально. Хотя и про индивидуальное подавление воли Чернов лишь смотрел в каком-то очередном «очевидном-невероятном».
Впрочем, сказка есть сказка, и нечего искать в ней близких сердцу и уму аналогий из жизни. Когда это происходило? Триста лет назад? Да и нынче на дворе за окном – не средневековье даже, а куда более ранние века, если судить по тем дарам цивилизации, что увидел Чернов в городке. Может, мир, куда Чернов вляпался, живёт до рождества Иисуса Христа – или как он будет зваться здесь, если вообще будет? Провал во времени – да. Провал в пространстве – бесспорно, хотя оно, пространство это замечательное, очень похоже на известное Чернову по историческим, художественным и научным, а вовсе не фантастическим книгам. А вертолёты, провалившиеся в «триста лет тому», – это, пожалуй, перебор, двадцать два. Его собственный, личный провал принять бы за «очко» и согласиться с невероятным. То есть, чего кривить душой, с очевидным…
– Чудовища напали на ваш город? – спросил, чтобы не молчать.
– Нет, – ответил Кармель, – они напали на главный город нашего народа и нашей земли, они напали на великий Асор, где люди жили богато и славно, а до нашего города они не успели долететь, потому что прибежал ты.
«Прибежал»… Буквально – так, он же Бегун. Но звучит как-то по-дворовому, по-бытовому, не очень сообразуясь с миссией спасителя народа… Да ещё название города – Асор… Откуда-то Чернов его помнит… Что-то ближневосточное, может даже иудейское или сирийское… А с другой стороны – как городу зваться, если местный язык в основном – смесь арамейского и древнееврейского?.. Вон Чернов как в эту смесь легко окунулся и чувствует себя в ней уже вполне комфортно…
– Значит, прибежал я… – задумчиво произнёс, ведя рассказчика по нитке сюжета, не давая особо отклоняться в сказку. – И увёл всех жителей, да?
– Нет, – неожиданно не согласился Кармель, – ты забрал с собой город целиком.
– Это как? – честно не въехал Чернов. – С домами, с животными, с утварью?
– А в чём мы с тобой беседуем? На чём ты сидишь? Из чего пьёшь вино?
Чернов тупо уставился на чашку с вином.
– Ей что, триста лет?
– Нет, она новая, те не сохранились. Здесь вокруг есть хорошая глина. Но мой дом – это дом моих предков. Мои прадед, дед, отец, я сам лишь ремонтировали его, достраивали, но он – тот же, что и был. Если б ты мог вспомнить, то вспомнил бы: ты сидел не на этом, конечно, но на таком же табурете и разговаривал с моим пращуром именно в этом доме. Он тоже был Хранителем. Как я.
Не справляясь с услышанным, Чернов решил на минутку уйти в сторону.
– Вот, кстати, Кармель… О каком роде Хранителей можно вести речь, если вам запрещено Сущим общаться с женщинами?
– Постоянно – да, запрещено. До рождения сына. Женщину, которая родит будущего Хранителя, выбирает сход родов. Когда она рожает, то уходит прочь, а ребёнок, сын, остаётся отцу.
– А если родится дочь?
– Дочь она может забрать с собой, когда родит сына.
– А если рождаются только дочери?
– Я не слыхал о таком. У Хранителей дочери рождаются очень редко, все случаи – наперечёт, они – в Книге. Хранители всегда – отцы сыновей.
Поговорили о прихотях местной генетики – можно вернуться к собственной миссии.
– И как же я увёл… нет, не увёл, конечно… а что тогда?.. как же я… вот!.. вынул из вашего мира целый город? И почему именно его, а не столицу, к примеру? Или какой-нибудь другой городок?
– В Книге сказано: «Он вбежал в город, носящий имя пророка Вефиля, и спросил у Хранителя: «Что с Асором?», а Хранитель не знал, что ответить, потому что вести из Асора не приходили в Вефиль уже три света и три тьмы. Тогда Бегун спросил у Хранителя: «Цела ли Книга?», и Хранитель мог с радостью подтвердить: «Да, Книга цела, она – в Храме». «А кто напишет в Книге о том, что случилось с Асором?» – спросил Бегун у Хранителя, и Хранитель опять не знал, что ответить, потому что никому в народе было неведомо, кто пишет Книгу и кто напишет в Книге о том, что случилось с Асором. Тогда сказал Бегун: «Я знаю, кто напишет. Охраняй Книгу и жди меня. Я стану искать Путь». И он стал искать Путь, и прошли сорок раз свет и сорок раз тьма, прежде чем все поняли, что они – на Пути».
– Выходит, я спасал Книгу… – сам себе объяснил Чернов. И спросил у Кармеля: – А зачем?
– Потому что в Книге сказано, – опять завёл шарманку Кармель (память у Хранителя, отметил Чернов, была не хуже чем у него самого. И, скорее всего, безо всяких «сладких взрывов»…): – «И сказал Сущий избранному Им Патриархом избранного Им народа Гананского именем Дауд: «Пока Книга у вас, Дауд, вы живы, как народ Гананский. Но горе вам, если вы не убережёте её: с лица земли исчезнет народ Гананский, и память о нём истлеет в памяти иных народов, которых я не избрал пока, но срок им придёт». Поэтому Книга Пути всегда хранилась в другом городе – не в главном, ибо любой враг сначала нападает на главный – где Царь. Тогда, во время правления Арама, городом для Книги был выбран Вефиль.
– Я нашёл Путь – и что?
– И мы пошли по найденному тобой Пути, и шли долго и разные чудеса и ужасы являлись нам на Пути, но ты искал конец Пути, и вёл нас, и велел не бояться, и мы боялись, но шли, и пришли, и мы здесь.
– Это сказано в Книге? – на всякий случай полюбопытствовал Чернов: уж больно витиевато стал выражаться Кармель.
– Нет, это я сам сказал, – ничуть не удивившись вопросу, ответил Кармель.
Похоже было, что за годы общения с Книгой он стал путать «божественный стиль» с бытовым, а может, так и полагалось Хранителю, может, именно Книга предписывала ему (и всем им) выражаться высоким стилем, держа тем самым подотчётный народ в уважении и трепете. Хотя бы в отсутствие Царя.
Очень Чернову хотелось одним глазком посмотреть на Книгу: толста небось, если вообще одна. Вряд ли одна. Столько событий в рукописном виде – это ж Александрийская библиотека прямо!.. Но насчёт посмотреть – это потом, это успеется, если получится, а пока следовало узнать истоки нового Пути. Где он там, в Книге, заложен?
– Итак, вы с Книгой – здесь, а ваш народ – там и без Книги. Беда.
– Беда, – согласился Кармель.
– Может, и нет уже его, вашего народа?
– Есть, – на сей раз не согласился Кармель. – В Книге сказано: «И когда вернётся Бегун, он сделает так, что народ Гананский вновь обретёт свою Книгу, которую много солнц и много лун станут хранить спасённые Бегуном. И это будет ещё один Путь из положенных Сущим Бегуну во все времена». Ты вернулся, Бегун, ты сам видишь, что вернулся. Это ясно хотя бы потому, что ты – здесь и ничего не помнишь о прошлых своих Путях. Время идёт, Бегун. Сущий терпит, когда время тратится зря. Ищи Путь.
– Прямо сейчас? – не утерпел Чернов, съязвил. Но Кармель не услышал иронии.
– У тебя есть сорок восходов и сорок закатов. Это и мало и много. Откуда кто знает, когда ты найдёшь его. Вдруг – завтра? Но и через сорок дней – тоже будет хорошо.
– А если не успею?
Кармель встал и с изумлением взглянул на Чернова. Только и воскликнул:
– Ты?! – И в этом местоимении-вскрике было всё – от неверия до уверенности, от ужаса до восторга. И уже обычно, приземлённо и без почтения: – Не говори глупостей. Ты сыт? – Чернов кивнул. – Тогда пойдём. Ты должен пройти по городу. Тебя должны увидеть все.
– Я устал, – попробовал сопротивляться Чернов. – И потом: меня уже все видели, когда я вбегал в город.
Ему страшно не хотелось идти сквозь взгляды, которые протыкают насквозь. Если искать подходящее сравнение, то уместно такое: идти с караваем хлеба сквозь толпу голодающих. Что случится с идущим? То-то и оно… И это при том, то жители городка голодали уже три века без малого.
– То – другое, – терпеливо сказал Кармель. – Тогда мы не знали точно: Бегун ты или нет. А теперь знаем. Двенадцать поколений назад ты сначала тоже просто вбежал и пришёл к Хранителю. А потом прошёл по Вефилю и заглянул каждому горожанину в глаза. В Книге сказано: «И взял силу у каждого, и выросла его сила многократно»… Они ждут, чтобы отдать тебе силу, иначе ты не найдёшь Пути.
Глава четвёртая
СИЛА
Солнце валилось за красные горы и само было красным – закатным. Чернов любил это время дня, когда часто сама собою приходит и уходит мимолётная лёгкая грусть – даже если всё у тебя в порядке, всё тип-топ. Вполне осеннее чувство – унылая пора, Пушкин… А Чернову оно сейчас подходило особенно: человек, потерявший своё время и свой мир и обретший взамен сомнительную миссию спасителя иных людей, тоже потерявших и время и мир, – что б такому человеку не загрустить, хотя бы и мимолётно? Всё у него не в порядке и не тип-топ…
А «иные люди» ждали от него подвига, о котором он – ни малейшего представления!
Вот они, «иные», такие же, как он, даже одеты теперь так же, стоят и смотрят на него. Ни вполне уместной к случаю надежды в глазах, ни возможной благодарности за готовность к подвигу – неподвижные, мёртвые взгляды… Аж холодок по спине пробежал.
Кармель почти насильно, под руку вёл Чернова вдоль застывшей людской стены, и Чернов невольно начал ловить эти взгляды, всматриваться в глаза, в глубину… Что там Кармель рассказывал о силе Царей, которая накрывает защитным колпаком города? Вот она – Сила, и никакие Цари не перекроют её своей, потому что Чернов явственно и вдруг ощутил, что пропадает. Или нет, не он сам пропадает – скорее, мир вокруг него съёживается до размеров горошины и отражается этой горошиной в глазах каждого из смотрящих. Впрочем, всё это, как говаривал не царь, но принц, тоже не шваль придорожная, «слова, слова, слова». А на деле Чернов, если бы не утерял временно способность здраво рассуждать, мог бы назвать эту силу силой притяжения – в буквальном смысле слова. Потом он так и назовёт её, оценив эффект со стороны, а пока он, вглядываясь в очередную пару чёрных или синих (других не встретил) глаз, чувствовал, что всякий раз его словно втягивают в какую-то пучину без дна и стен, держат его там – только миг!
– и отпускают на волю, но на этот самый миг окружающая действительность и вправду исчезала. Может, из поля зрения, может, из сознания, а может, – на самом деле. Как накрытая силовым колпаком, если легенда Кармеля не врёт… Опять-таки потом прагматичный любитель фантастики Чернов решит для себя, что означенная сила притяжения глаз имеет право на существование только в том случае, если она – обыкновенный гипноз. Так ему было проще оставаться в своём уме: почему-то последнее испытание ударило по здравому смыслу особенно сильно. А и то верно: последняя капля… Тем более что пройдя «сквозь строй», – а путешествие по городу Вефиль заняло у них с Кармелем никак не меньше двух часов! – Чернов не только не набрался чужих сил, а, казалось, и свои потерял. К дому Кармель его чуть не на руках тащил.
Да, ещё о двух часах путешествия по Вефилю… Время он прикинул, обнаружив, что к дому Хранителя они вернулись в глубоких сумерках. Кармель подтвердил предположение. Сказал:
– Ты забирал Силу время и время. Два времени, стало быть.
Чернов не мог не полюбопытствовать, несмотря на могучее желание упасть и отключиться от времени:
– Это как?
– От восхода до восхода солнца проходит двадцать четыре раза по времени, – пояснил Кармель.
Те же яйца, только – в профиль, отметил Чернов. Даже в сутках здесь – двадцать четыре часа, только «иные люди» почему-то не знают простых слов «час» и «сутки», хотя в том же ветхозаветном Ханаане день начинался именно с восхода, всё совпадает. Да и потом, когда начало суток – под влиянием вавилонян – перенесли на восход луны, изменилась форма, но не суть. И в том же древнееврейском были понятия «час» и «сутки» – «шаа» и «емама»…
Подумал ещё: как они определяют время? Как Кармель отсчитал эти два часа?
А Кармель опять как подслушал:
– Я чувствую бег времени…
А может, не подслушал. Может, уловил сомнения Бегуна. Он же у нас страсть какой чуткий, Хранитель…
А свой стальной «Брейтлинг» Чернов в Москве оставил, он никогда не надевал его во время бега:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54