К привязанным мужчинам подошли викинги – тоже семеро. У каждого в руках по плётке.
– Чего ты хочешь, Свен? – Чернов спросил почти шёпотом.
– Одного, Бегун. Доступно и быстро объясни всё, что касается появления чужаков на территории Скандинавской Империи. И если твоё появление я могу, в принципе, понять сам: ты – явный римлянин, хотя и хорошо маскируешься, – то про город изволь рассказать. Твой рассказ должен быть правдивым и подробным. Начали…
– Подожди, – притормозил его Чернов. – Ты – солдат, да, но где твоя военная логика? Я – римлянин, пусть так, но какое отношение я имею тогда к этим крестьянам?
Свен засмеялся.
– Позаботься о собственной логике, римлянин, она у тебя хромает. Ты же только что говорил с их вожаком на его языке. Они знают тебя, это и слепому видно. И потом, город и ты возникли одновременно. Моя логика утверждает: вы едины в своей угрозе нам. Так что говори, время пошло. Бегун. Как это по-римски? Cursoris, так?..
Он кивнул семерым с плётками. Те кивнули в ответ и приготовились – бить.
Чернов растерялся. Нет – потерялся. Он даже предположить не мог, что сейчас следует делать. Начать старую и правдивую историю о Пути? Забьют семерых бедняг насмерть. Соврать про хитроумный заговор Рима? Тогда, не исключено, начнётся война двух Империй – викинги не упустят шанса погрызться за мировое господство с соседями по Великой Границе. Может, это и есть – правильный выбор: начать войну своим появлением в этом ПВ, сломать равновесие, изменить их историю или, наоборот, исправить её новой войной?..
Не его это дело – ломать или исправлять Историю. Помнится, была какая-то книга – о службе Мастеров, исправляющих всякие исторические сломы ради спокойствия этой службы. Фантастика!..
– Свен, я буду говорить на двух языках. Я хочу, чтобы народ тоже слушал.
– Как пожелаешь. Мне всё равно.
Чернов повернулся к толпе.
– Люди! Я рад, что снова с вами. Правда, в наш дом пришла беда: следуя по Пути, мы пересеклись с дорогой этих воинов. Они требуют, чтобы я рассказал всю правду. Но правда – это Путь. Я не знаю иной – удобной им. Поэтому они мне не поверят и станут бить наших земляков. Но что тогда мне делать?
– Говори, Бегун! – крикнул Кармель. – Говори правду: Путь велик и недосягаем для чужих.
– Говори как есть!.. Правду, Бегун! – кричали из толпы.
Выкрики не понравились викингам, стоящим в оцеплении. Один из них дал очередь из автомата поверх голов. Взвизгнули женщины, заплакали дети, но никакой паники, никакого смятения не случилось. Люди лишь втянули головы в плечи. Рефлекс, которого не должно быть в мире, не знающем огнестрельного оружия. Ан есть!..
– Хватит болтать на этом змеином языке! Шипишь, как змея. Говори по-человечески! – Свену надоело ждать.
Чернов ещё раз оглядел привязанных к столбам людей. На лицах – безразличная покорность судьбе, готовность к боли, усталость. Они тоже смотрели на Чернова, но не зло, скорее – выжидающе, может – чуть вопросительно. Особенно вон тот, молоденький паренёк…
В мозгу вдруг всплыл прощальный крик Зрячего: «Ищи Путь, где невозможно!»
Невозможно, невозможно… Неужели – ключ?.. Более невозможного Чернов не представлял.
– Свен, я хочу, чтобы меня привязали вместо этого парня.
– Ты уже здесь командуешь? – Свен усмехнулся. – Не много ли на себя берёшь?
– А тебе не кажется, что это станет некой гарантией правды? А то я сейчас в слишком выгодном положении нахожусь: что бы ни сказал, больно будет не мне.
– Странные твои слова, Бегун… – Свен задумался. – Но справедливые. Будь по-твоему. Привяжите его вместо этого мальчишки!
Паренька отвязали. Он, не веря тому, что случилось, нерешительно отошёл от столба, ошалелыми глазами посмотрел на уже бывших товарищей по несчастью.
Чернов подтолкнул его к толпе:
– Иди, иди.
Какая-то женщина – видимо, мать – бросилась к нему с запоздалым криком:
– Не отдам! Не отдам больше!
Чернов улыбнулся, пробормотал:
– Больше, надеюсь, и не потребуется.
Подошёл к столбу, прижался спиной, отвёл назад руки: рогатый палач с плёткой связал Чернову кисти каким-то хитрым узлом – не туго, но крепко.
– Теперь ты доволен? – Свену не терпелось начать свой допрос. – Больше никаких условий?
– Никаких.
– Я слушаю тебя.
Чернов вздохнул и начал:
– Город Вефиль путешествует по мирам…
– Не верю!
Свист плёток. Щелчки их по коже, слившиеся в один. Боль. Ни один из семерых не издал ни звука. Чернов перевёл дыхание, продолжил:
– Я веду этот город по Пути. Я Бегун…
– Не верю!
Свист. Щелчок. Боль.
– Я должен привести город туда, откуда…
– Не верю!
Свист. Боль. Боль!
– …он исчез много лет назад. Ваш мир – лишь остановка.
Щелчок. Боль! Много боли!
– …на Пути…
Море боли!!!
А Чернов упорно говорил, говорил, говорил, рассказывал легенду Вефиля, а покрасневший от ярости Свен то и дело орал своё «не верю», и каждый следовавший за этим удар причинял Чернову всё большую муку. Вот уже кажется – всё, край, больнее быть не может… Свист. Щелчок. Кожа вспухает красной полосой. Новая боль. Царство боли. Космос боли… Чернов готов был бы отдать сейчас всё, чтобы потерять сознание и не чувствовать ничего, но…
Прихотливый сценарий Главного Сценариста подразумевал иной ход событий. Неожиданно из глубин дикой боли стало возникать знакомое чувство. Что это? Внутреннее тепло… Радость… Эйфория… Дрожь… Смерть? Нет, «сладкий взрыв»! Долгожданный переход в очередное ПВ! Путь, найденный там, где найти его невозможно, – как и написано в Книге. Ну, в самом деле, какой путь может найти человек, накрепко привязанный к столбу? Просто путь – не найдёт. А Путь – его может найти Бегун. Через боль – к силе.
Незнакомая доселе волна высвобождающейся энергии рвала Чернова изнутри, заглушая боль от ударов плети. Ещё немного… Ещё каплю…
Последняя мысль Чернова, оставшаяся в этом ПВ, была такой: «Дикое удовольствие через дикую боль… А не мазохист ли я?»
И всё. И тишина.
Глава четырнадцатая
ФОНАРИ
– Эй! Отвяжет меня кто-нибудь?..
Чернов уже минут пять стоял в кромешной темноте, привязанный к столбу. Имеющийся опыт подсказывал, что переход в новое ПВ осуществлён, и при этом – успешно, действительно страшненькая экзекуция закончилась, злобные викинги остались в своём мире ни с чем – разве что с плётками наперевес, – на пустой стройплощадке, а где ещё секунду назад стоял вполне отстроенный город, теперь – пусто. Город – где-то в другом месте. В каком – Чернова даже не очень волновало, приелись, знаете ли, эти ПВ-переходы, рутиной стали и обыденностью. Придёт час – всё выяснится само собой… В новом мире царила темнота, причём какая-то странная – физическая, абсолютная, будто плотная на ощупь. Чернов знал: поднеси он сейчас руки прямо к глазам – ничего не увидит. Но попробовать было невозможно – крепкий скандинавский узел держал железно…
Железность узла заставила повториться:
– Долго мне так ещё стоять?
И соседи по столбам подали голос:
– Про нас забыли!.. Где все?..
Им тоже было непонятно, почему вокруг темно и почему никто их до сих пор не отвязал.
– Мы-то здесь. А вот вы где? – раздалось из темноты.
Ну, слава Сущему, не перевелись ещё в Вефиле живые души. Чернов быстро смекнул, что вдруг погружённые в темноту люди, бывшие на площади во время показательной порки Чернова сотоварищи, сейчас потихоньку приходят в себя, Им тоже удивительно было обнаружить себя ослепшими.
– Идите на мой голос, – сказал Чернов и запел первое, что пришло в голову:
– Взвейтесь костра-ами, си-иние но-очи! Мы-ы пионе-е-еры, де-ети рабо-очих…
Пелось плохо – всё болело, и каждый вздох давался с трудом. Благо Чернову не пришлось долго мучить себя и вефильцев своим далёким даже от попсового совершенства пением – его нашли чьи-то быстрые руки, ловко нащупали узел, развязали, поддержали, аккуратно положили на землю. То же сделали и с остальными. Народ постепенно начинал ориентироваться в пространстве, хотя и не без труда. Послышались возгласы:
– Принесите воды!..
– Нет, сначала свечи! Захвати свечи!
– Лучше факел!
– А-а, проклятие! – Это восклицание сопровождалось звуком упавшего тела – человек явно споткнулся впотьмах.
Через некоторое время Чернов попривык к темноте – она хоть и была почти непроглядной, но людей и предметы в метре от себя различить стало возможным. Вскоре появились свечи, затем факелы. При свете люди успокоились, многие разбрелись по домам – осмысливать, высокопарно выражаясь, новое бытие. Чернова бережно перенесли в дом Кармеля, промыли раны, перевязали, дали какое-то горьковатое, терпкое питьё. Постепенно расслабляясь, он наблюдал с кушетки, как Кармель и пара женщин наводят порядок в развороченном викингами доме. Свет нескольких свечей отбрасывал на стены замысловатые тени, и банально подметающая пол женщина в своей двухмерной проекции на белой поверхности стены казалась бьющейся в каком-то диком танце…
Спать не хотелось. Что странно, на разведку идти тоже особого желания не наблюдалось. Ныли раны, слегка кружилась голова, и не было ни капли того первооткрывательского энтузиазма, который Чернов сразу испытывал всякий раз, попадая в очередное ПВ. Может быть, это из-за пережитого стресса, вяло думал Чернов, а может, потому, что стоит ночь… И в самом деле, как говаривала матушка, утро вечера мудряннее: вникнуть в ситуацию можно и утром, никуда это ПВ не денется, пока Бегун не стронется с места. Хотя ночи здесь объективно странные – ни звёзд, ни луны… В подземелье оказался весь город, что ли?
Кармель и женщины, подметая и двигая мебель, порядком напылили в доме, так что Чернов закашлялся. Это причинило ему новую боль, но тем не менее он решил попробовать встать и пойти подышать свежим воздухом. То, что воздух свежий, Чернов запомнил, ещё вися на столбе. Кармель смотрел на морщащегося и охающего Бегуна с сомнением вперемешку с жалостью. Каждый черновский «ой» отображался на тоже помятом лице Хранителя так, будто ему самому было больно. А и было, наверное. Наконец он сказал:
– Может, не стоит тебе двигаться, Бегун? Раны должны затянуться…
– Дышать тут у вас нечем, – склочно огрызнулся Чернов. Понял, что выбрал не тот тон, добавил потише: – Пыль уляжется – вернусь. Я в порядке, Кармель, спасибо.
– Не за что, – пожал плечами Хранитель.
Чернов прошаркал к двери, вышел в темноту, вдохнул полной грудью. Несомненным достоинством нового мира была хорошая тёплая погода. Комфортные, чуть влажные плюс двадцать – двадцать два, лёгкий ветерок… Жаль, не видно ни фига. Кряхтя и закусывая всё же от боли губы, Чернов ощупью по внешней лестнице поднялся на крышу дома, где имелись удобная скамейка и столик – комплект для праздного времяпрепровождения. Об этот столик он тотчас ударился ногой, не разглядев его в темноте, выдал короткое и громкое ругательство на родном языке, спровоцировав обеспокоенный крик Хранителя снизу:
– Бегун! Ты в порядке? Ты где?
– Всё в порядке, Кармель.
Он нащупал скамейку, уселся с облегчением, улыбнулся, представив встревоженного Кармеля, недоумевающего, с чего бы это Бегуну взбрело в голову впотьмах забираться на крышу. Ну да ладно, пусть удивляется, Чернов с удовольствием разглядывал, если можно так выразиться, кромешную темноту и вдыхал ночную свежесть. Забавно: в обычной жизни ему не так часто доводилось оказываться в совсем уж полной тьме – нет в городе Москве таких условий, если специально не искать. Откуда-нибудь куда-нибудь обязательно проникает свет. Ночью даже в парках и жиденьких московских лесах можно бегать без фонарика. Чернов вспомнил, как он иногда ни с того ни с сего в ночи срывался из дома в Сокольнический парк – носиться по влажным, мягким, наизусть знаемым тропинкам. Жена поначалу роптала – не понимала, ради чего Чернов вылезает из-под её тёплого бока и исчезает в невесть каком часу, чтобы под утро вернуться и принести с собой зябкую прохладу и букет утренних запахов. А Чернову нравилось. Вот и сейчас ему нравилось сидеть на крыше (пусть и на смешной высоте, не важно, главное – открытое пространство), пялиться во мрак и думать о том, что последний раз он видел похожую темень дома, в квартире, когда выбило пробки или какую-то там фазу. А в буйном отрочестве такая темнота жила в подвалах старых домов, заброшенных бомбоубежищах и извилистых кабельных коллекторах – излюбленных местах приключенческих изысканий Чернова-школьника и банды таких же, как он, шалопаев. Смакуя эти воспоминания, Чернов вертел головой по сторонам и вдруг заметил свет. Далёко или близко – непонятно, темнота не давала представления о расстоянии, не было видимых ориентиров. Точка света неторопливо и немного дискретно перемещалась по чёрному заднику ночи, оставляя за собой быстро гаснущий шлейф – так бегают огоньки на световых рекламах. Но на рекламах огней много, а этот был одинок. Жёлтая световая точечка, угасая, тотчас возникала рядом, вновь гасла, вновь возникала, гасла, возникала… Чернов проследил движение: огонёк шёл по прямой, чуть мерцая в тёплом воздухе. Видение продолжалось минут пятнадцать, затем таинственный светляк исчез – концентрированная ночь снова стала непорочной. Чернов поймал себя на том, что он сидит с вытянутой шеей и уже долго не моргает. Закрыл глаза, дал им отдых: одинаково черно – что так, что эдак. Интересно, что это было?.. Находись он в Москве и лети такая точка по небу, версий было бы немного – самолёт или НЛО. А здесь… Чернов смотрел не наверх, а перед собой, значит, видел нечто, перемещающееся по земле или вблизи неё…
Впрочем, отставить гипотезы. Утро всё объяснит. И хватит сидеть, холодновато становится. Исторгая новые порции кряхтений и тихих матюков, Чернов с горем пополам спустился вниз, пошёл на вполне определённый огонёк свечки, стоящей на столе в доме, и, ничего не рассказывая Кармелю, улёгся на кушетку. Самый быстрый метод дождаться утра – заснуть.
Утро прояснило многое.
Вефиль обнаружился одиноко стоящим на равнине, прямо скажем – в громадной степи с небогатой растительностью и без присутствия какого-либо ландшафтного разнообразия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54