Всякий раз, когда ей приходилось возвращаться, она подбирала
оставленные зернышки, чтобы не запутаться на обратном пути. Рози
начала путешествие по лабиринту, имея полсотни семян; когда же,
наконец, свернула за поворот и заметила впереди свет, их осталось
всего три.
Она дошла до конца коридора и остановилась, глядя на квадратную
комнату с каменным полом. Рози бросила короткий взгляд наверх, ожидая
увидеть потолок, но там оказалась лишь пещерная чернота, от которой у
нее закружилась голова. Она опять посмотрела вниз, заметила несколько
новых кусков бычьего помета, разбросанного по всей комнате, затем
обратила внимание на центральную часть комнаты. Там на горке одеял
лежал пухлый светловолосый младенец. Его глаза покраснели от плача,
щеки еще не высохли от слез, но он молчал - наступила очередная пауза.
Малыш задрал ноги вверх и, казалось, изучал собственные пальцы. Время
от времени он издавал отрывистые всхлипывающие звуки-вздохи. Эти
всхлипывающие вздохи тронули сердце Рози сильнее, чем весь
предшествующий отчаянный плач; как будто младенец понимал, что он
оставлен в полном одиночестве.
"Принеси мне моего ребенка".
"{Чьего} ребенка? Кто она, собственно? И как она сюда попала?"
Рози решила, что в данной ситуации не стоит ломать голову над
подобными вопросами; по крайней мере, не сейчас. Достаточно того, что
девочка лежит здесь, в леденящем зеленом свечении, в центре лабиринта,
покинутая и прелестная, и пытается успокоить себя, забавляясь
собственными пухлыми пальчиками.
"И свечение наверняка плохо на нее действует, - подумала Рози
рассеянно, спеша к центру комнаты. - Должно быть, это какая-то
радиация".
Рози увидела, как малышка повернула голову и протянула к ней
маленькие ручки. Этим дитя окончательно завоевало ее сердце. Она
завернула ребенка в верхнее одеяло из горки, укутывая ножки, спину и
грудь девочки, и взяла ее на руки. Судя по всему, малышке было не
больше трех месяцев. Она обхватила ручонками шею Рози и тут же
опустила - {шлеп}! - головку ей на плечо. Потом снова начала
всхлипывать, но теперь Рози показалось, что в плаче отчетливо слышится
облегчение.
- Все хорошо, - произнесла она, поглаживая крошечную спину
завернутого в одеяло младенца. Рози ощущала теплый запах кожи ребенка,
который приятнее всех духов. Она прижалась носом к круглой головке
девочки, к ее нежным волосам. - Все хорошо, Кэролайн, все в порядке,
мы выберемся из этого ужасного темного...
Она услышала тяжелый топот копыт за спиной и мгновенно умолкла,
моля Бога, чтобы бык не услышал ее голоса, мысленно уговаривая быка
заблудиться, выбрать не тот коридор, уйти в глубину лабиринта. Однако
этого не случилось. Топот нарастал - и становился все отчетливее по
мере того, как бык приближался. Затем стук копыт прекратился, но Рози
слышала тяжелое дыхание крупного существа, напоминающее дыхание
толстяка, которому пришлось преодолеть несколько лестничных пролетов.
Медленно, чувствуя себя старой и неповоротливой, Рози обернулась
на звук, сжимая в руках ребенка. Она обернулась к Эринису, и Эринис
оказался тут как тут.
"Бык учует меня, и поминай, как звали. - Да, именно так сказала
женщина в красном платье... и добавила что-то еще. - Бросится-то он на
меня, но умрем мы обе". Значит, Эринис учуял ее запах? Учуял несмотря
на то, что для нее еще не наступило время полной луны? Рози подумала,
что дело не в этом. Она решила, что задача быка - охранять младенца,
вероятно, охранять {любой} предмет, находящийся в комнате в центре
лабиринта, и его точно так же, как и Рози, привлек плач девочки.
Может, и так, а может, и нет. Собственно, это не имеет ни малейшего
значения; бык стоит перед ней, и Рози за всю жизнь не видела более
уродливого существа.
Бык стоял в проходе к центральной комнате лабиринта, такой же
непропорциональный, как и храм, через который она прошла - ей
показалось, что она видит Эриниса сквозь струи прозрачной быстро
текущей воды. И все же тело быка было совершенно неподвижным; во
всяком случае, пока. Низко пригнув голову к полу, он одним копытом,
раздвоенным настолько сильно, что оно походило на лапу гигантской
птицы, стучал по каменному полу. Холка Эриниса возвышалась над головой
Рози на четыре-пять дюймов, и весил он по меньшей мере две тонны.
Верхняя часть опущенной головы, плоская, как наковальня, блестела,
будто шелк. Голову венчали не очень длинные - около фута - но острые и
крепкие рога. Рози без труда представила, как легко они вонзятся в ее
обнаженный живот... или в спину, если она попытается бежать. Однако ей
не удалось представить {ощущение} такой смерти; даже после
четырнадцати лет с Норманом она не смогла вообразить такое.
Бык немного приподнял голову, и она увидела, что у него
действительно всего один глаз - подернутая пленкой голубоватая дыра,
огромная и отвратительная, прямо в центре его громадной морды. Зверь
снова наклонил голову, снова застучал копытом по полу, и Рози
сообразила: он собирается броситься на нее.
Девочка испустила душераздирающий пронзительный крик - прямо ей в
ухо, - вырывая Рози из оцепенения.
- Тс-с-с, - прошептала она, покачивая ребенка. - Тс-с-с, малышка,
не плачь, не бойся, бояться нечего.
Но все обстояло как раз наоборот; им {было} чего бояться. Бык,
готовящийся к броску из узкого пространства между двумя стенами
коридора, вспорет ей живот и украсит ее внутренностями странные
светящиеся зеленые стены подземелья. Она подумала, что кровь ее
покажется черной на зеленом фоне. В центральном зале не было ни
единого предмета, за которым они могли бы укрыться: ни колонны, ни
камня. Если же она попробует добежать до коридора, из которого вышла,
бык услышит топот ее ног по каменному полу и настигнет прежде, чем она
преодолеет хотя бы половину расстояния; он поднимет ее на рога,
швырнет о стену, а потом затопчет до смерти. И ребенка заодно, если
она не оставит девочку на горке одеял в центре комнаты.
"У Эриниса один глаз, да и тот слепой, но нюх у него очень
острый".
Рози стояла, глядя на быка круглыми от страха глазами,
завороженная постукиванием копыта. Когда же стук, наконец,
прекратился...
Она опустила голову и посмотрела на зажатый в руке комок ночной
рубашки с камнем внутри. С камнем, обернутым в пропитанную кровью
тряпку.
"Но нюх у него очень острый".
Она опустилась на одно колено, искоса наблюдая за быком и правой
рукой прижимая ребенка к плечу. Левой развернула влажный комок ночной
рубашки. Рози заворачивала камень в темно-красный от крови "Уэнди
Ярроу" лоскут, но потом большую часть крови смыло дождем, и теперь
цвет ткани поблек до розового. Только завязанные концы по-прежнему
оставались красными - точнее, мареновыми.
Рози подняла камень на ладони, каждой клеткой кожи ощущая его
вес. В тот миг, когда холка быка дернулась за секунду до броска, она
размахнулась, швырнув камень как можно дальше, влево от быка. Его
тяжелая голова повернулась в сторону упавшего камня, ноздри раздулись,
и бык помчался к тому месту, откуда доносились и звук, и запах.
В то же мгновение Рози бросилась бежать. Она оставила скомканные
остатки ночной рубашки рядом с грудой одеял, но все еще сжимала в руке
маленький узелок с тремя зернышками помгранатового дерева, хотя и не
чувствовала его. Единственное, что оставалось в ее сознании, - это
проем между стенами того коридора, в который ей нужно попасть. А бык в
это время бесновался, поддевал камень смертоносными рогами, отшвыривая
его в сторону, затем догонял, тыкался в него плоской наковальней
огромной головы, издавая разъяренные хрюкающие звуки. После очередного
удара острого рога камень улетел в другой проход, и бык ринулся за ним
вдогонку. Рози бежала что было сил, но ей представлялось, что она едва
переставляет ноги, словно в замедленной съемке, и теперь все снова
начало казаться сном, потому что {так} можно бежать только во сне,
особенно в плохом сне, где враг всегда преследует тебя, отставая на
каких-то два-три шага. В кошмарных снах бегство превращается в
подводный балет.
Она ворвалась в жерло узкого коридора в тот момент, когда бык за
ее спиной повернулся, и топот стал приближаться. Гулкий стук копыт по
камню быстро нарастал, Эринис мчался прямо на нее, и в последний
момент Рози, не выдержав, закричала и, прижимая захлебывающегося в
рыданиях испуганного ребенка к груди, побежала еще стремительнее, хотя
это казалось просто невозможным. Бык двигался быстрее. Он настиг ее...
и, промчавшись мимо с правой стороны, скрылся за стеной соседнего
прохода. Эринис вовремя обнаружил уловку с камнем, чтобы повернуть
назад и броситься в погоню, но его подвело зрение, и он выбрал не тот
коридор.
Рози бежала, не замедляя скорости, хватая воздух пересохшим ртом,
ощущая бешеный ритм своего сердца в горле, в висках, в глазах. Она не
знала, ни где находится, ни в каком направлении движется. Теперь все
зависело только от зернышек помгранатового дерева. Если она хоть раз
забыла пометить какое-то ответвление дороги или положила зернышко
острым кончиком в другую сторону, ей, возможно, придется бродить по
лабиринту часами, пока в конце концов ее не обнаружит Эринис. Тогда...
Она добралась до развилки, от которой в разные стороны
расходилось целых пять коридоров. Посмотрев на пол, она {не} увидела
зернышка. Зато обнаружила блестящую ароматную лужу свежей бычьей мочи,
и ей пришла в голову ужасающая и вместе с тем очень вероятная мысль. А
что если здесь {было} зернышко? Конечно, она точно не помнила,
помечала ли эту развилку, так что само по себе отсутствие
указательного знака еще ничего не означает. Однако Рози не могла
сказать и того, что {не} оставляла знака. Предположим, она все-таки
положила зернышко; предположим, оно прилипло к огромному копыту быка,
когда тот промчался мимо, низко опустив голову, рассекая короткими
острыми рогами воздух и брызгая горячей мочой.
"Ты не должна думать об этом, Рози - что бы там ни было, ты не
должна об этом думать. Ты застынешь в нерешительности, и и конце
концов бык наткнется на вас и убьет обеих".
Она бросилась бежать, одной рукой придерживая головку девочки,
чтобы та не ушиблась. Коридор шел прямо ярдов двадцать, затем под
прямым углом сворачивал вправо и еще через двадцать ярдов выходил на
Т-образную развилку. Рози поспешила туда, заранее уговаривая себя не
терять головы, если и там не обнаружит зернышка. В таком случае ей
просто придется вернуться к разветвлению из пяти проходов и опробовать
новый маршрут - что может быть легче, проще пареной репы... если,
конечно, сохранять хладнокровие. И пока она готовилась к худшему,
проигрывая возможные варианты дальнейшего развития событий, враждебный
перепуганный голос из глубины сознания стонал: "Потерялась,
заблудилась, сбилась с пути, вот что бывает с теми женами, которые
бросают своих мужей, вот что с ними случается, заблудилась в
лабиринте, играешь в прятки в темноте с огромным быком, бегаешь,
выполняя мелкие поручения сумасшедших женщин... вот что ждет плохих
жен, тех жен, которые пытаются вознестись, не знают своего места в
сложившемся порядке вещей. Сбилась с дороги в темноте..."
Она увидела зернышко, острие которого четко указывало направо, и
зарыдала от облегчения. Поцеловав маленькую девочку в щеку, она
увидела, что та уснула.

9

Рози вошла в правый коридор и зашагала вперед, держа Кэролайн
(прекрасное имя, ничуть не хуже любого другого) на руках. Ее ни на миг
не покидало ощущение кошмарного сна, равно как и тошнотворное чувство,
что она вот-вот выберется на перекресток, который забыла пометить,
однако зернышки помграната ожидали ее на каждом разветвлении, указывая
нужное направление заостренным кончиком. Эринис, впрочем, тоже был
поблизости, и топот копыт, иногда приглушенный и отдаленный, иногда
близкий и отвратительно отчетливый, напомнил ей поездку с родителями в
Нью-Йорк, когда ей было пять или шесть лет. Два момента сохранились в
ее памяти с особенной яркостью: группа "Рокетс", участники которой,
высоко вскидывая ноги и двигаясь удивительно слаженно, выступали на
сцене Радио-Сити Мюзик-холла, и ошеломляющая суета и толкотня Большого
центрального вокзала с его гулким эхом, огромными светящимися
информационными табло, рекламными щитами и непрерывным потоком людей.
Толпы на Большом центральном вокзале заворожили ее так же, как и
музыканты "Рокетса" (и во многом по той же причине, хотя осознала она
это гораздо позже), однако шум поездов сильно испугал ее, потому что
не могла понять, откуда или куда они едут. Невидимый визг тормозов,
скрежет металла, грохот колес то нарастал до оглушительной громкости,
то снова угасал, то усиливался, то затихал, иногда шум доносился
издалека, иногда от него сотрясался пол под ногами. Слыша топот копыт
Эриниса, слепо мечущегося по лабиринту, она вспомнила свои ощущения с
необычайной ясностью. Рози понимала, что она, не потратившая ни
единого доллара на лотерею штата, ни разу за всю жизнь не купившая
карточки бинго, чтобы выиграть рождественскую индейку или набор
керамической посуды, сейчас оказалась вовлеченной в игру, основным
правилом которой является случай, призом за победу - сохраненная
жизнь, а в случае проигрыша ее ждет смерть... ее и ребенка тоже. Она
вспомнила мужчину на вокзале в Портсайде - молодого человека с
привлекательным, но не внушающим доверия лицом, предложившего ей
угадать пикового туза среди трех карт, которые он проворно менял
местами на крышке чемодана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81