- Могу я задать один вопрос, Анна? - Пожалуйста, сколько хотите. -
Вы как-то проговорились, что "Дочерей и сестер" основали ваши
родители. Почему? И почему вы до сих пор продолжаете их дело?
Анна выдвинула ящик письменного стола, порылась в нем и извлекла
на свет толстую книгу в мягкой обложке. Она положила ее на край стола
перед Рози. Та взяла книгу, посмотрела на нее, и на секунду ощутила
потрясающей ясности вспышку памяти, яркую, как кошмарные отчетливые
воспоминания тех, кто прошел через ужасы войны. В тот миг она не
просто вспомнила влажность внутренней части бедер, ощущение маленьких
зловещих поцелуев; она, казалось, {пережила} все заново. Она увидела
тень Нормана, разговаривающего на кухне по телефону. Она увидела, как
тени от его пальцев без устали перебирают похожий на спираль
телефонный шнур. Она услышала, как он сообщает собеседнику на другом
конце линии о том, что это, конечно {же}, срочно, что его жена
беременна. Потом она увидела, как он возвращается в комнату, подбирает
куски разорванной книги, которую выхватил у нее из рук перед тем, как
ударить. На книге, которую показала ей Анна, она увидела ту же самую
рыжеволосую девушку. В этот раз она была одета в бальное платье и ее
сжимал в объятиях красивый цыган со сверкающим взглядом.
{Вот} откуда начинаются все неприятности, - сказал тогда Норман.
- Сколько раз говорил я тебе, что мне такое дерьмо не нравится!"
- Рози? - В голосе Анны звучала явная обеспокоенность. И еще ее
голос доносился издалека, как голоса, которые слышишь сквозь сон. -
Рози, вам плохо?
Она с усилием оторвала взгляд от книги ("Несчастная любовь", -
гласило название, сделанное такими же блестящими красными буквами, а
ниже утверждалось, что это "самый потрясающий роман Пола Шелдона") и
выдавила жалкое подобие улыбки.
- Все нормально, не волнуйтесь. Какой-то бестселлер?
- Душещипательные романы - одно из моих тайных пристрастий, -
призналась Анна. - Лучше шоколада, потому что от них не толстеешь, а
мужчины в них не чета настоящим, они не звонят в четыре часа утра и не
завывают с пьяными всхлипываниями в трубку, предлагая начать все
сначала. Но это дешевка, и знаете почему?
Рози покачала головой.
- Потому что в них объясняется весь мир. В них обязательно
найдется причина для {всего}. Иногда это такие же вымышленные и
искусственные истории, как в рекламных газетах, которые бесплатно
раздаются в супермаркетах, иногда они полностью противоречат тому, что
известно разумному человеку о поведении людей в реальном мире, но
объяснения всегда при них. В "Несчастной любви" Анна Стивенсон,
заправляющая "Дочерями и сестрами", обязательно окажется пострадавшей
в молодости... или ее мать будет пострадавшей. Но я таковой себя не
считаю, да и маму, насколько помню, никто никогда не обижал. Муж
иногда {игнорировал} меня - к вашему сведению, я разведена уже
двадцать лет, если Пэм или Герт еще не успели сообщить вам, - но он
никогда и пальцем меня не тронул. В реальной жизни, Рози, люди подчас
совершают поступки, как хорошие, так и плохие, {просто потому что}. Вы
понимаете, о чем я говорю?
Рози медленно кивнула головой. Вспоминала все те дни, когда
Норман бил ее, издевался, доводил до слез... а потом, ни с того ни с
сего приносил вечером дюжину роз и вел на ужин в ресторан. Если она
спрашивала, в чем дело, по какому поводу такая честь, почему ему
вздумалось вытащить ее из дому, он обычно пожимал плечами и говорил:
"Захотелось доставить тебе удовольствие". Другими словами, {просто
потому что}. Мама, почему я должен отправляться спать в восемь часов
даже летом, когда на дворе светло, как днем? Просто потому что. Папа,
почему бабушка умерла? Просто потому что. Очевидно, Норман полагал,
что эти редкие выходы в свет и подарки способны компенсировать то, что
он считал, наверное, "приступами несдержанности". Он никогда не узнает
(да, пожалуй, и не понял бы, скажи она ему об этом), что внезапная
ласка и подарки страшили ее еще сильнее, чем его злость и вспышки
ярости. Во всяком случае, она знала, как вести себя при этом.
- Мне {тошно} от мысли, будто все, что мы делаем, предопределено
заранее чьими-то поступками или иными причинами, - прикрыв глаза,
произнесла Анна. - Получается, что мы начисто лишены самостоятельности
в выборе линии поведения. Кроме того, откуда тогда берутся
немногочисленные святые и дьяволы, которые встречаются среди нас? А
самое главное, я сердцем чувствую, что такое представление о мире
ложно. Правда, в книгах авторов вроде того же Пола Шелдона оно
оправданно. Оно дает утешение. Позволяет поверить, пусть даже
ненадолго, что Бог - существо разумное, и с теми героями книги,
которые нам так нравятся, не случится ничего плохого. Вы не могли бы
вернуть мне книгу? Я собираюсь закончить ее сегодня ночью. Буду читать
и запивать горячим чаем. Галлонами чая.
Рози улыбнулась, и Анна улыбнулась в ответ.
- Надеюсь, вы появитесь на пикнике, Рози? Мы намерены устроить
его в Эттингер-Пиерс. Лишние руки нам никогда не помешают.
- Я обязательно приду, - заверила ее Рози. - Конечно, если мистер
Леффертс не решит, что я недостаточно хорошо поработала за неделю и не
заставит меня трудиться и в субботу.
- Сомневаюсь.
Анна встала из-за стола и, обойдя его, приблизилась к Рози; Рози
тоже поднялась. И только сейчас, когда разговор практически
закончился, ей пришел на ум самый элементарный вопрос:
- Анна, а когда я смогу переехать в новую квартиру?
- Хоть завтра, если захотите.
Анна наклонилась и подняла картину. Она задумчиво посмотрела на
слова, написанные углем на обратной стороне полотна, затем повернула
ее к себе.
- Вы сказали, она странная, - сказала Рози. - Почему?
Анна ногтем постучала по стеклу.
- Потому что женщина располагается в самом центре, однако
изображена спиной к зрителю. Мне такой подход к рисунку, который во
всех остальных отношениях выполнен в традиционной манере,
представляется весьма оригинальным. - Она бросила искоса взгляд на
Рози, а когда заговорила снова, в речи слышалась некоторая неловкость,
словно она извинялась. - И здание у подножия холма не вписывается в
перспективу, если вы заметили.
- Я знаю. Человек, который продал мне картину, сказал об этом.
Мистер Леффертс считает, что автор сделал это намеренно. Иначе, как он
утверждает, потеряются какие-то детали.
- Наверное, он прав. - Взгляд Анны задержался на картине еще на
несколько секунд. - Все-таки в ней что-то есть, правда? Что-то от
штиля.
- Простите? Я не совсем поняла, что вы имеете в виду. Анна
рассмеялась.
- Я и сама не понимаю... как бы там ни было, в ней есть нечто,
заставляющее меня вспоминать романтические новеллы. Сильные мужчины,
страстные женщины, гормональные вихри. Штиль - единственное слово,
которое приходит мне в голову, ничего лучшего для описания своих
чувств я подобрать не могу. Что-то вроде затишья перед штормом. Может,
потому что небо такое? - Она опять повернула картину и посмотрела на
надпись углем. - Не это ли в первую очередь привлекло ваше внимание?
Ваше собственное имя?
- Нет, - покачала головой Рози. - К тому времени, когда я увидела
надпись, я уже знала, что куплю картину. - Она улыбнулась. - Пожалуй,
это просто совпадение - из тех, которым нет места в обожаемых вами
романтических книгах.
- Понятно. - Однако весь вид Анны свидетельствовал о том, что она
совершенно ничего не понимает.
Анна провела подушечкой большого пальца по надписи. Буквы легко
размазались.
- Да, - сказала Рози. Неожиданно, без всякой на то причины, она
ощутила прилив тревоги. Как будто в этот момент в том другом часовом
поясе, где уже начался настоящий вечер, кто-то подумал о ней. - В
конце концов, Роуз - довольно распространенное имя, в отличие от
Евангелины или, к примеру, Петронеллы.
- Наверное, вы правы. - Анна передала ей полотно. - И все-таки
забавно, что название картины выведено углем, согласитесь.
- Почему же?
- Уголь очень легко стирается. Если надпись не защитить - а на
вашей картине она не защищена, - она превращается в грязное пятно
буквально за считанные дни. "Мареновая Роза". Думаю, это было написано
совсем недавно. Но почему? {Сама} картина выглядит почтенно, ей,
должно быть, лет сорок, и я не удивлюсь, если на самом деле она
написана восемьдесят или сто лет назад. И в ней есть еще одна странная
деталь.
- Какая?
- Отсутствует подпись художника, - сказала Анна.


IV. СИЯЮЩИЙ ЛУЧ

1

Норман покинул родной город в воскресенье, за день до того, как
Рози должна была приступить к новой работе... работе, с которой она
вряд ли справится. Во всяком случае, ей так казалось. Он уехал
автобусом компании "Континентал экспресс", отправлявшимся в
одиннадцать ноль пять. Им двигали не мотивы экономии; он поставил
перед собой задачу - {жизненно важную} задачу - проникнуть в мысли, в
сознание, в голову Роуз. Норман до сих пор не желал признаться самому
себе, насколько сильно потряс его абсолютно неожиданный уход жены. Он
старательно убеждал себя в том, что его в первую очередь вывело из
себя похищение кредитной карточки - только похищение карточки, и
ничего более, - однако в душе понимал, что это не так. Хуже всего то,
что у него не возникло ни малейших подозрений. Ни малейшего
предчувствия. Даже интуиция не сработала.
В их семейной жизни был продолжительный период, когда он мог
похвастаться тем, что знает каждую ее мысль при пробуждении, может с
почти стопроцентной уверенностью сказать, что ей снилось ночью. Тот
факт, что все разом изменилось, сводил его с ума. Самые сильные страхи
- не выраженные словесно, однако не совсем укрывшиеся от глубинного
самоанализа - он испытывал, когда думал, что она, возможно, замышляла
и планировала побег в течение недель, месяцев, а то и года. Знай он
правду о том, как и почему она сбежала (говоря иначе, знай он о
единственной капельке крови, которую она обнаружила на пододеяльнике),
он, пожалуй, чувствовал бы себя спокойнее. А может, и наоборот,
нервничал бы сильнее, чем когда-либо.
Как бы там ни было, он понял, что его первоначальное намерение -
снять, выражаясь образно, шляпу мужа и надеть фуражку полицейского -
ошибочно. После разговора с Оливером Роббинсом он решил, что должен
снять {оба} этих головных убора и надеть что-то из ее гардероба. Он
обязан думать точно так же, как и она, и поездка автобусом, в котором
покинула город Роуз, призвана положить начало этому преображению.
Он поднялся по ступенькам в автобус, держа в руке сумку с вещами
первой необходимости и сменой одежды, и остановился у сиденья
водителя, глядя на проход между креслами.
- Решил передохнуть, приятель? - раздался голос следующего за ним
мужчины.
- Решил узнать, каково чувствовать себя со сломанным носом? -
мгновенно отозвался Норман. Стоявший за ним пассажир счел за благо
промолчать.
Норман задержался еще на несколько секунд, решая, на какое кресло
он
{(она)}
сядет, затем двинулся по проходу, пробираясь к выбранному месту.
Она ни в коем случае не пойдет в самый конец автобуса; его брезгливая
женушка ни за что не согласится сесть рядом с кабинкой туалета, разве
что по необходимости, если все остальные места заняты, однако хороший
друг Нормана Оливер Роббинс (который и выписал ему билет - как и ей)
заверил его, что рейс в одиннадцать ноль пять практически никогда не
бывает переполнен. Она не сядет над колесами (очень сильно
подбрасывает) или близко к кабине водителя (слишком подозрительно).
Нет-нет, ее устроит только место в центральной части автобуса, и с
левой стороны, потому что она левша, ведь люди, которые уверены, что
выбирают направление наугад, в большинстве случаев попросту
поворачивают в сторону своей сильной руки.
За годы работы в полиции Норман пришел к выводу, что телепатия
вполне осуществима, но для этого нужно здорово попотеть... почти
немыслимая задача, если вы надели не тот головной убор. Вам непременно
нужно обнаружить правильный путь в сознание нужного вам человека,
последовать за стремящимся схорониться в своей норе зверьком, вы
должны прислушиваться не к звукам, а к волнам мозга: если быть точным,
нужно не понять мысли, а проникнуть в {образ мышления}. А когда вы
добились цели, тогда перед вами предстает многообразие выбора; вы
можете срезать угол - пока ваша жертва проделывает долгий окружной
путь, вы доберетесь до нужной точки короткой дорогой и однажды ночью,
когда он или она меньше всего ожидает, появиться, выйти из-за двери...
или затаиться под кроватью с ножом наготове, дожидаясь момента, чтобы
вонзить его в тело через матрас при первом же скрипе пружин под
тяжестью ничего не подозревающего ягненка (вернее, овечки).
- Когда ты меньше всего ожидаешь, - пробормотал Норман,
усаживаясь в кресло, в котором, как он полагал, ехала его жена.
Произнесенная фраза доставила ему удовольствие, и он повторил ее
снова, когда автобус задом выезжал из прямоугольника посадочной
платформы, чтобы отправиться на запад. - Когда ты меньше всего
ожидаешь.
Поездка продолжалась долго, однако нисколько не утомила его и
даже показалась приятной. Дважды он выходил на остановках для отдыха,
чтобы сходить в туалет - не потому, что ему хотелось в туалет, а
потому что, как предполагал, так должна была поступить она, ибо она не
захочет пользоваться туалетом в автобусе. Да, Роуз брезглива, на у нее
слабые почки. По-видимому, маленький генетический подарок от покойной
маменьки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81