https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/elitnye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Сделки заключались прямо на широких тротуарах: едва заметный жест согласия или, наоборот, легкое покачивание головой — и героиня несостоявшегося романа проплывает себе дальше, может, на следующем углу повезет…
А Баум все прохаживался вдоль забора, не обращая внимания на девиц. Обошел стройплощадку кругом, прошелся по авеню Рузвельт. Входные ворота заперты. На противоположной стороне площадки, видимо, в помещении сторожа горит свет. Никаких других признаков жизни не заметно.
Подошел сотрудник ДСТ:
— За забором все тихо, шеф.
— Скоро тебя сменим.
— Спасибо, шеф.
Баум не спеша вернулся на улицу Соссэ. У него в голове сложилась четкая картина завтрашних действий, он решил, что сейчас подтягивать к стройплощадке людей и технику было бы неразумно: те, кто за забором, могут заметить опасность и ускользнуть под покровом ночи.
У себя в кабинете он снова вместе с инспектором Алламбо и тремя другими принялся рассчитывать время, прикидывать, каким оружием лучше воспользоваться, как наладить связь с оперативниками и контроль хода операции. Начинать решили в 8:30 — за час сорок пять минут до того момента, когда мимо опасного места должны пройти колонны. В четыре он объявил, что собирается поспать, и посоветовал остальным сделать то же самое.
Улегшись на узкую постель в соседней комнате, Баум, к собственному удивлению, почувствовал, что, несмотря на все треволнения, засыпает, и действительно спал без просыпу до половины седьмого, разбудил его будильник. К семи помещение отдела наполнилось звуками: поспешные шаги, приветствия, клацанье металла — раздавали оружие и тут же проверяли, исправно ли оно. Внизу, в подземном гараже, стояли наготове несколько машин. Фургон с радиоаппаратурой тоже был готов, техники уже приступили к работе.
В 7:15 Баум позвонил Жоржу Вавру домой, извинился за ранний звонок, сообщил, что операция назначена на половину девятого, и подробно обрисовал место действия.
— Я нужен?
— Спасибо, думаю, это лишнее, в таком деле никогда не знаешь, как там выйдет.
— Все предусмотрели?
— Разумеется.
— Альфред, скажи мне только одно: ты сам-то на победу рассчитываешь?
— Безусловно.
— Ну, удачи тебе.
— Спасибо. — Баум повесил трубку и отхлебнул кофе из чашки, которую кто-то поставил перед ним на стол.
— В 8:20 выезжаем, — предупредил он Алламбо по внутреннему телефону. — Ты едешь со мной, наш пост в радиофургоне. Пересядем к ним там, на месте.
— Мне сейчас звонили оттуда: барьеры уже расставляют, и полиции там чертова уйма. Может, префектуру предупредить?
— Не надо. Они только помешают. Пусть полиция занимается тем, чем ей положено.
Машина, в которой ехали Баум и Алламбо, до места добралась с трудом: все выезды на Елисейские поля уже были перекрыты полосатыми барьерами и полицейскими кордонами. Первые зрители целыми группами прибывали на метро и норовили перелезть через барьеры, чтобы занять места поближе к тротуару. Между тротуарами и мостовой тоже повсюду были барьеры, и полицейские уже начали выстраиваться вдоль всей улицы.
— Пошли пешком, — предложил Баум, когда их машину остановили в третий раз. — Тут близко.
Возле перекрестка Рон Пуан они увидели множество больших полицейских автобусов с пуленепробиваемыми стеклами, которые стояли бампер к бамперу, а рядом все было черно от полицейских мундиров. Тут же толклись здоровенные, медлительные на вид парни из частей специального назначения в высоких, до колен башмаках, черных форменных рубашках и черных шлемах. Они стояли вдоль тротуара двойной линией, а несколько их офицеров о чем-то совещались посреди улицы с полицейскими офицерами в парадной форме.
— Так-так, спецназ, — протянул Баум. — Интересно, с чего это вдруг?
Они были уже возле стройплощадки и тут в толпе заметили своих в штатском, которым в данный момент следовало находиться поближе к месту будущей операции. Однако полиция и спецназ никого туда не пропускали. Ситуация непредвиденная, оперативников надо срочно выручать.
Баум пробился к группе офицеров, его плотная фигура в помятом костюме составляла с ними разительный контраст, даже полицейские выглядели щеголями по сравнению с ним.
— Кто тут главный?
Высокий немолодой полковник спросил, не двинувшись с места:
— Кто вы такой?
Баум предъявил удостоверение, вытащив его из кармана:
— Заместитель начальника департамента безопасности. С кем имею честь?
— Полковник Рок, войска специального назначения. Что вам угодно, господин Баум?
Баум жестом показал, что им следует отойти в сторону, и полковник Рок, невольно повинуясь авторитету, который угадывался в этом коротышке, сделал несколько шагов ему навстречу.
— Мы проводим свою операцию именно на этом месте, начиная с этого момента, — сказал Баум. — Дело касается государственной безопасности.
— Какое еще дело? Я не получил на ваш счет никаких инструкций.
— Не имею права вдаваться в подробности. Никаких инструкций и не требуется, вам предъявлено удостоверение — этого, господин полковник, вполне достаточно.
— А меня ваше удостоверение не интересует. Моя задача — контролировать эту территорию, вы вообще не имели права приводить сюда своих людей.
— Наша операция никакого отношения ни к вам, ни тем более к полиции не имеет. Так что, будьте добры, прикажите пропустить сотрудников контрразведки.
Полковник глянул на Баума с высоты своего великолепного роста, явно довольный этим преимуществом. У него были чрезвычайные полномочия, и он в толк не мог взять, как это с ним решаются спорить. Никого он через охраняемую территорию не пропустит. И пусть ни на какие власти не ссылаются — не поможет. Такой же приказ получил полицейский инспектор, который назначен охранять этот же участок. А на коротышку наплевать.
— Весьма сожалею, — сказал он. — Но я исполняю приказ. Приказано не пропускать никого. Вы, господин Баум, и ваши сотрудники не составляете исключения.
— Кто отдал приказ?
— Это вас не касается.
Глядя на тупую самодовольную физиономию, Баум с минуту размышлял, не сказать ли ему, в чем дело, но тут же передумал: этот тип или его коллега — полицейский офицер — ввяжутся, захотят своими силами задержать злоумышленников, начнут настаивать. Можно представить, что из этого выйдет! Он повернулся и вместе с Алламбо пошел прочь.
— Кругом нас обошли: приказано наших сюда не пускать. Устроили прямо-таки укрепленный район, хотя никаких опасных митингов и всякого такого, как известно, не ожидается. Префект все предусмотрел: заботясь якобы о безопасности граждан, на самом деле обезопасил террористов.
— Откуда тут взялись части специального назначения?
— Их вызвал префект, и они ему подчиняются — так принято в подобных случаях. — Он остановился и поскреб в затылке: — Пошли, тут мы ничего не сделаем, где наш радиофургон?
Машина стояла неподалеку, полиция ее пока, слава Богу, не приметила. Баум позвонил в отдел.
— Свяжите меня с Руассе из префектуры, — попросил он. — Не кладу трубку.
Через минуту ему ответили: Руассе на параде, проверяет, как налажена охрана. Где именно он сейчас находится, неизвестно.
— Передайте, если он будет звонить, чтобы немедленно связался с нами.
Баум взглянул на часы. 8:55. Через семьдесят пять минут на перекресток Рон Пуан вступят первые участники парада…
— Руассе необходимо отыскать, — сказал он. — Это единственная возможность пройти туда, куда нам надо. Ему охота занять свое место в истории — вот его шанс.
— А наш министр где?
— Уже на параде. От остальных никакого проку. Только Руассе может помочь. Направь людей отсюда и из отдела, кто там найдется, пусть ищут его по всему маршруту, начиная от Триумфальной арки. Пусть свяжется со мной или, еще лучше, придет сюда сам. Не позже десяти. Понятно?
Толпа на Елисейских полях росла. Время от времени полицейский на мотоцикле проносился по пустой мостовой, выделывая разные фигуры, будто радуясь собственному перевоплощению: вооружен, моторизован, весь затянут в кожаные доспехи — олицетворенная власть. Ниже по улице полиция разрешила продавцам воды и мороженого зайти за барьеры — торговля пока шла вяло, но позже наверняка оживится. Толпа была настроена весело и каждый раз встречала лихого мотоциклиста насмешливыми выкриками. Парад был посвящен памяти генерала де Голля, но не только: отмечали еще дату входа генерала в освобожденный Париж 25 августа 1944 года, а уж к этому событию чувствуют себя причастными все. Празднование специально передвинули на выходные дни, чтобы в нем могло участвовать как можно больше парижан. Левые чувствовали, что голлисты слишком уж тянут одеяло на себя, но даже коммунисты гордятся славным прошлым, так что пусть все идет своим чередом.
Вот почему тут же на улице продавался — и хорошо шел — воскресный выпуск «Юманите». На первой странице — крупный заголовок «Когда же будет покончено с террором?». Под ним — статья Армана Сейнака: он выспренно провозглашал свои республиканские принципы и наносил точно рассчитанные уколы правительству по поводу того, что организаторы взрывов до сих пор все до одного гуляют на свободе.
На шестой странице среди вороха полицейских новостей помещалась заметка о том, что возле лесной дороги, ведущей в Фонтенбло, обнаружен труп мужчины, пока не опознанный. Полиция полагает, что убийство совершено около двух недель назад. Согласно полицейской версии это результат сведения счетов между преступными группами, возможно, действовал наемный убийца.

О находке в лесу Ингрид и Серж услышали в восемь утра — в сторожке было радио.
— Наконец-то нашли, — сказал Серж. — Представляю, в каком виде!
— Пакость! — Ингрид вся передернулась и выключила радио. — Он еще и не мылся никогда, скотина! — В голосе ее прозвучало неподдельное отвращение.
— Пойду погляжу, что там делается, — решил Серж. — А потом кофе выпьем, тут у старика есть.
Он спустился по ступенькам и направился к забору со стороны авеню Рузвельт. Отыскав щель между досками, он выглянул наружу и увидел прямо перед собой черную стену — спины полицейских и спецназовцев, стоявших в ряд вдоль тротуара. Сердце у него внезапно замерло, подогнулись колени. Он осторожно пошел вдоль забора, метров через тридцать нашел другую щель и выглянул снова: то же самое! Их, выходит, окружили… Ничего себе — хорошо спланирована операция! Эта девка — фанатичка, она только о взрывах и думает, а как прикажете отсюда выбираться? Так вот почему она именно его выбрала для нынешней акции: только потому, что уверена — он все сделает, как она велит. Он-то свою часть работы выполнит. Но они же ему обещали путь к спасению — это их часть работы. Сейчас восемь, а полицейские так и кишат. Что будет через два часа? Он бегом вернулся в сторожку.
— Мы в оцеплении! Полицейские плечом к плечу стоят, по всем тротуарам — нас предали, это точно!
— Да уймись ты, — сказала Ингрид невозмутимо. — Никто нас не предавал. Я же тебе обещала — сделаем, что собирались, и уйдем.
— С разрешения полиции и спецназа, что ли?
— Не собираюсь обсуждать с тобой подробности. Сделаем дело, откроем ворота и выйдем — больше пока ничего не скажу.
— Не верю!
— Это уж как тебе угодно.
Серж замолчал. Она сумасшедшая, что ли? Или правда сговорилась с полицией? Как это они запросто отсюда выйдут — на глазах полицейских? Не могла же она договориться с каждым из них. Быть такого не может, это невероятно, врет она все. Но ведь… но ведь всегда операции разрабатывались так дотошно, полиция всегда оставалась с носом. На первый взгляд невероятно, но может, она все-таки права?
Внезапно он решился.
— На меня не рассчитывай, — заявил он. — Дело наше — это, конечно, важно, но к самоубийству я как-то пока не готов. Ты что, не понимаешь, что, если мы высунемся отсюда после взрывов, нас тут же пристрелят?! Они только того и ждут. Может, вы с кем-то там и договаривались, с большим начальством, может быть. Но уж рядовым-то только дай пострелять, разбираться они после будут…
Он резко поднялся со скамьи, на которой до сих пор сидел, не слишком хорошо представляя, что сделает в следующий момент. Ингрид сидела напротив него за столом. Взгляд его упал на пистолет в ее руке. Он перевел глаза на ее лицо — неподвижное, ничего не выражающее, и ничего не прочел в ее глазах, однако почувствовал: убить его она может, для нее это — не проблема. Он так и стоял, облокотясь обеими руками о стол.
— Я в тебе ошиблась. — Голос Ингрид, когда она заговорила, был тверд и значителен. — Доложила штабу, что ты надежен. Что ты все сделаешь по высшей марке. И никого не выдашь, если тебя схватят. Но я теперь вижу: ты просто трус. Еще ничего не произошло, а ты уже раскололся.
— Не трус, а обыкновенный человек. Рисковать я готов, но это — западня, в такие игры не играю.
— Говорю тебе — полиция нас пропустит.
— Ты лжешь — или только мне, или и себе тоже. По правде сказать, мне кажется, ты просто бредишь. Это же бред — выйти прямо под выстрелы. А еще больший бред — сидеть здесь и ждать, пока нас схватят. — Он попытался встретиться с ней взглядом, но не получилось. — У меня ни малейшего желания повидаться в их подвалах с заплечных дел мастером — ты их методы знаешь…
— Ты трус, но постарайся свою трусость преодолеть.
— Да не трус я, а просто человек. Вот этого тебе никогда не понять.
— Все трусы так говорят.
Серж почувствовал, как в нем вскипает злоба, — до тошноты, до головокружения, она придала ему храбрости. Убить его Ингрид не убьет — ей одной с минометом не справиться. Тогда она свою миссию не выполнит, а для нее только это и важно.
— Я тебе не Жан-Поль, понятно? — выкрикнул он ей в лицо. — Меня не купишь — хоть на серебряном блюде себя поднеси. Думаешь, я не понимаю, почему ты с ним расправилась? Насчет его ненадежности — это одна болтовня. Просто стыдно стало, что ты с ним спала. Сама себе этого простить не могла. Что уж там с тобой, не знаю, но только по женской части у тебя непорядок. Сама себя ненавидишь, а заодно и всех остальных, между прочим, тех, ради кого все наше дело и затеяно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31


А-П

П-Я