Но у Перл… — Он махнул рукой. — Этот маленький красавец нанес огромный ущерб своими торпедами.— Вы злитесь?— С какой стати? Я еще не родился, в то время мой отец еще даже не познакомился с моей матерью.— Но вы американец, Брент.— Давайте оставим эту ненависть прошлому поколению, — нетерпеливо ответил он. — У меня нет для нее места.— Сейчас она для Каддафи.— Да. Он явно псих.— И вы попытались уничтожить его.— Мы сделали что могли. Но он укрылся в своем бункере в пустыне. — Брент стукнул по ограждению. — Вот такой век, Кэтрин. — Она вопросительно посмотрела на него, и он продолжил: — Век сумасшедших: Гитлер, Сталин, Иди Амин, Каддафи, Хомейни. Предводитель гуннов Аттила был филантропом по сравнению с ними.— Может быть, — медленно произнесла Кэтрин, — подобная точка зрения…Заработал двигатель, потом еще один, скоро взревели четыре звездообразных двигателя самолетов патруля, готовых к взлету.— Мадам, — громко, чтобы перекрыть шум газующих машин, обратился к Кэтрин Фудзита, подходя к беседующей паре. — Время возвращаться в каюту.— Слушаюсь, сэр. — Она поджала губы и превратилась в маленькую избалованную девочку. — Адмирал, можно мне осмотреть ваш корабль? Ну, пожалуйста, я не поломаю его. Я схожу с ума в этой похожей на гроб каюте.Очевидно, свою роль сыграло приподнятое настроение, и на мятом пергаменте лица старика появилась редко посещавшая его улыбка.— Мадам, не в моей власти приказывать своим подчиненным быть гидом для кого бы то ни было, но… — он посмотрел на Брента, — если мистер Росс согласен, он может сопровождать вас.— Я сдаю вахту через несколько минут, сэр, — ответил Брент, скрывая под маской равнодушия свое возбуждение.— Ах, благодарю вас, адмирал, — пробормотала Кэтрин.— Верхние надстройки и не ниже ангарной палубы, энсин.
— Этот подъемник, Брент, — сказала девушка, когда закрылась дверь маленькой кабины, — должно быть, проектировался для стариков.Американец и Кэтрин только что закончили беглый осмотр мостика, где Брент показал магнитный компас, репитер гирокомпаса и мониторы, фиксирующие характеристики двигателя и частоту вращения винта, а матросы, обслуживающие приборы, бросали на женщину холодные и пронзительные взгляды. Вахтенный офицер капитан третьего ранга Ацуми едва заметно кивнул им и поднял бинокль, когда первый «Накадзима» устремился вперед и медленно ушел влево.Идя вплотную за девушкой, Брент показал ей УКВ-радиотелефон, аппарат внутриэскадренной телефонной связи, установленный над прокладочным столом, и сейф, где хранились тяжеленные кодовые книги. В кормовой части между ходовой и радиорубкой Брент обратил внимание Кэтрин на боевой информационный пост, небольшое пространство, в котором доминировал громадный, напоминающий бильярдный, стол с огромным изображением катушки компаса посредине.— «Йонага» — центр компаса, — разъяснил Брент. К нему повернулось несколько голов. — Свои и чужие корабли и самолеты обозначены метками и передвигаются рукой.— Это воздушный патруль, — догадалась Кэтрин, указывая на шесть красных крестиков у края стола. И, кивнув в направлении двух светящихся труб, где пульсирующие пальцы-линии проходили через мерцающие зеленые точки, которые исчезали и возникали вновь, когда лучи продолжали свой необузданный поиск, заметила: — Адмирал верит радарам.— К счастью, — ответил Брент, уводя девушку назад к ходовой рубке и подъемнику.Двери шахты подъемника закрылись, и Брент сказал:— На всех кораблях класса «Ямато» устанавливались подъемники. Фактически линкорный вариант предполагал два. — Он нажал кнопку, кабина начала медленно опускаться. Глядя снизу вверх черными глазами, внезапно ставшими бархатными, Кэтрин придвинулась ближе.— Брент, — тихо сказала она. — Я чувствовала себя так одиноко в запертой каюте. — Брент молча смотрел, как острия ее грудей уперлись в его грудь. Глубоко внутри себя, внизу живота, он ощутил возбуждение, которое медленно, словно пламя костра, начало свое движение по телу. — Но для двоих это почти невозможно…— Для двоих, — прервал Кэтрин Брент, беря ее руки в свои огромные ладони, — для двоих людей почти невозможно оставаться в одиночестве.— Да. — Запрокинув голову, она качнулась к нему, ее глаза горели желанием.Брент опустил руки.— Кэтрин! Здесь неподходящее место.— А где, Брент? Где подходящее? — Ее голос был полон страдания.Брент резко выдохнул.— На берегу, Кэтрин, на берегу.— Разве ты не можешь прийти ко мне в каюту?— Исключено.— Не по-самурайски? Поэтому?Резкая остановка кабины оборвала их разговор, дверь открылась — за ней толпилось с полдюжины любопытствующих авиамехаников. Они, наверное, узнали, что в кабине женщина. Но как? Корабельный беспроволочный телеграф, подумал Брент, уводя Кэтрин от подъемника.— На «остров», — стоя среди механиков, сидевших на корточках и наблюдавших за кормой, произнес он, беря Кэтрин за руку. — Последний ярус.Резкая струя горячего воздуха — это летчик оставшегося самолета «Айти D3A1» дал газ. Молниеносное движение желтого флажка, и защитного цвета моноплан устремился к носу. Бренту еще ни разу не удавалось оказаться на полетной палубе во время взлета. Шум двигателя заглушал все звуки. Неровный выхлоп огромного тысячесильного «Кинсэя-43» ударил им в лицо из установленной сбоку выхлопной трубы. Самолет прогрохотал мимо, и Брент заметил то, что никогда четко не видел с мостика: матовую светопоглощающую краску верхней части фонаря кабины, внешний телескопический бомбардировочный прицел, отчетливо вырисовывающийся на фоне лобового стекла, неубирающееся шасси с обтекателями, пилоны для подвески бомб, подкрыльевые щитки, поворачивающиеся на девяносто градусов для устойчивого отвесного пикирования, удлиненную заднюю кабину с жестко закрепленным и направленным в сторону хвоста пулеметом, летчиков в шлемах, очках и наголовных повязках хатимаки.Закрыв уши руками, Кэтрин и Брент наблюдали, как пикирующий бомбардировщик пронесся мимо, оторвался от палубы, на некотором удалении от корабля рискованно просел вниз и наконец скрылся в вышине.— Охота с воздуха, — прокомментировал Брент, показывая в сторону носа. — Контролируются четыре сектора носовых курсовых углов от траверза до траверза. Радар не заменит человеческого глаза.Кэтрин кивнула.— Мы можем вернуться? — и она указала на корму.— Не во время полетов.— А-а, — явно разочарованно произнесла она.— Но мы можем опуститься на ангарную палубу.— Но не ниже.— Точно, Кэтрин. Не ниже.— Может, я найду укромный уголок, где растерзаю твое невинное и непорочное тело. Разве не этого боялся адмирал?Брент рассмеялся.— Ага. Ведь экипаж сплошь состоит из девственников. — И повел ее к подъемнику.Ступив на похожую на пещеру ангарную палубу, пара встретила организованный бедлам: ряды самолетов, облепленных механиками и летчиками, раскатистые звуки металлических ударов, крики, прерываемые шипящим стаккато пневматического инструмента. С благоговейным ужасом Кэтрин замерла на месте, оглядывая ряды прожекторов над головой и лихорадочную деятельность вокруг.Посмеиваясь, Брент обвел палубу рукой.— Примерно тысяча на двести футов — три футбольных поля.— Больше, чем Рокфеллеровский центр, музей Метрополитен и Карлсбадская пещера, вместе взятые, — восхищенно сказала Кэтрин.Брент указал пальцем на платформу, выступавшую у них над головой.— Галерейная палуба. Помещения для летчиков из дежурных экипажей. — Затем направил палец вниз. — Стеллажи для приготовленных к применению бомб и торпед. Для их снаряжения потребуется всего несколько минут.Кэтрин показала на небольшой бак, установленный на тележке, которую толкали два матроса.— Примитив. Разве у вас нет механизированных тележек?Брент отрицательно покачал головой.— Адмирал настаивает на использовании старых способов — способов, которые испытаны, проверены и понятны его людям.— Как судовождение.— Да. — Брент кивнул на тележку, что гремела мимо на железных колесах. — Это топливозаправщик. — И показал в сторону кормы. — Они готовят к полету следующий воздушный патруль.— Почему не заправлять прямо из корабельных цистерн.— Слишком опасно, Кэтрин. А в этом случае пожар можно погасить.— Выходит, Брент, авианосцы взрывоопасны.— Очень. Они ведь не что иное, как плавучие склады топлива и вооружения.Он поймал ее мимолетную улыбку, придавшую ее лицу жесткое выражение, заметил лихорадочный блеск в глазах. Брент беспокойно повернулся.— Что случилось, Кэтрин?— Так, ничего. — Не обращая внимания на взгляды таращившихся механиков, Кэтрин взяла Брента за руку и показала в сторону носа на деревянное строение. — Что это такое, черт возьми? — спросила она и потащила его туда.— Храм. Храм Вечного Блаженства, — ответил Брент, подходя к огромному, квадратной формы сооружению из некрашеной фанеры.Кэтрин указала на единственный вход, увенчанный доской с позолотой.— Тории — ворота по дороге к храму. Вероятно, комбинация буддийского храма и синтоистского монастыря.— Верно! — Брент кивнул в сторону цветочного орнамента по обеим сторонам входа. — Хризантемы.— Конечно, Брент. Шестнадцатилепестковые, они символизируют императора.— Пять для тебя, Кэтрин.Она рассмеялась.— Это место для честных японцев, а не для американских потаскух, — проскрипел сзади низкий голос.Синхронно повернувшись, они увидели разъяренного лейтенанта Коноэ. Одетый в пятнисто-зеленый комбинезон механика крепыш пилот стоял перед «Зеро» со снятым капотом, открывающим четырнадцатицилиндровый «Сакаэ». Рокочущий голос заставил повернуться несколько десятков голов, и на огромной палубе воцарилась тишина, словно на нее лег холодный туман. Сотни глаз уставились на Брента, Кэтрин и Нобутаке Коноэ. Прошаркали резиновые подошвы, и вокруг троицы образовался молчаливый круг из летчиков и механиков, заполнивших пространство почти осязаемым ожиданием.Губы Брента вытянулись в резкую линию, взгляд бледно-сапфировых глаз стал холодным и жестким, и он вновь почувствовал как раскаленные витки тугой пружины начинают распирать грудь, давить на ребра, учащать пульс, делать дыхание отрывистым. Его мозг внезапно превратился в компьютер, анализирующий стойку Коноэ, напоминавшего каменную глыбу, его сжатые кулаки, тяжелый подбородок, угрожающий взгляд. Его ноги были расставлены — левая чуть впереди, вес тела распределился между ними, сжатые кулаки бесконтрольно подергивались. Каждая составляющая поведения этого человека кричала слово «убийца». Брент тихо сказал:— Если лейтенанту хочется скорее отправиться в храм Ясукуни, я буду счастлив открыть перед ним дверь.— Мой спор с ней, — прорычал Коноэ, ткнув пальцем в девушку.— Давай, давай, сукин ты сын, — прошипела Кэтрин, поднимая с палубы ломик. — Поговорим с тобой о равенстве полов.Шорох удивления пронесся над толпой, и она сжалась плотнее.Брент толкнул девушку в объятия одного пожилого старшины, приказав:— Подержи-ка ее, старшина Симада. — Руки девушки были тут же крепко прижаты, ломик упал на палубу.— Пусти меня!— Тихо! — крикнул Брент. — Спор со мной, и он точно знает это. — И он кивнул в сторону Коноэ.Зловещая усмешка расколола каменное лицо летчика.— Пусть будет так, янки.— Дело не в девушке, лейтенант, так ведь? А в бомбежке Токио, потопленном японском флоте, Хиросиме, Нагасаки…И без этого узкие глаза летчика превратились в щелки, мерцавшие ненавистью.— Ненавижу! Буду ненавидеть, энсин! Всегда!— Месть сорока семи самураев.— Конечно. Способ, которым вы мстили за Перл-Харбор.— Тогда вперед, могучий самурай, улучши свою карму.— Я буду драться с тобой, янки, твоим же оружием. На кулаках. А то, боюсь, ногой я убью тебя.— Спасибо за великодушие, — ответил Брент, инстинктивно настораживаясь и отводя правую ногу назад.Коноэ поднял руку, улыбаясь как человек, которого осенила идея всей жизни.— Старшина Симада, — крикнул он, не сводя глаз с Брента. — Ломик между нами. — Его губы изогнулись, в голосе зазвучал яд сарказма. — Непостижимое восточное решение. Одно оружие — два человека. — Он засмеялся, и эхом отозвались смешки двух сотен человек. Оружие, брошенное старшиной, скользнуло и остановилось между противниками.— Сейчас! — заорал Коноэ, прыгнув-еще до того, как американец сумел подготовиться. Ругаясь, Брент бросился вперед, но лейтенант одной рукой схватил оружие, а другой оттолкнул американца и, улыбаясь, легко вскочил на ноги.Брент обрел равновесие и встал перед своим врагом.— Этого следовало ожидать, — с горечью прошипел он.— Как и вашего налета, испепелившего мою семью.Посмеиваясь и поигрывая ломиком, медведь-японец взмахнул им вперед-назад. Смесь страха и ярости завязала живот Брента в тугой узел, заполнила его вены стремительным потоком крови, когда он, словно человек загипнотизированный коброй, смотрел на стальной прут.Не менее двенадцати дюймов длиной, ломик внушал страх: один конец — изогнутый и раздвоенный, а другой — острый и плоский, как лезвие ножа. И ненормальный взгляд Коноэ. Только дикари могут пользоваться таким оружием, способным проломить человеческий череп, как яичную скорлупу, или вспороть живот, выпустив потоки крови и кишки его обладателя.Коноэ перехватил ломик, взяв его как раз над изгибом, поигрывая им в руке, как бы взвешивая. Затем он двинулся вперед, уверенно ухмыляясь, выставив оружие и описывая круги его острым концом, как француз-дуэлянт шпагой. Брент отступил, чуть было не прозевав момент, когда японец нанес удар. Брент легко отпрыгнул в сторону, галдящая толпа отпрянула и вновь сомкнулась за ним. Но энсин находился в одиночестве — один на один со стальным острием, его взгляд постоянно блуждал, перемещаясь то на врага, то на его оружие. Молодому американцу часто доводилось применять свои кулаки, он выиграл схватку с двумя фанатиками мусульманами из «Саббаха» на улочке в Токио, был достаточно опытен и знал, что обращать внимание нужно на ноги, не обманываясь взглядом противника. Следя за движениями опорной левой ноги врага, Брент мог противостоять выпадам японца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40