— Ваши потери?— Лейтенант Тамои Кадзиока и военно-морской летчик первого класса Хэйдзиро Абэ. Оба покрыли славой свои хатимаки, отдав жизнь за императора и продемонстрировав неукротимый боевой дух ямато, адмирал.— Их души будут обитать в храме Ясукуни! — вдруг закричал Хиронака.Не обращая внимания на адъютанта, Фудзита перевел глаза на Коноэ. Брент заметил пламя вспышки, затаившейся в их глубине.— Вы готовили самолеты к полету?— Да, адмирал, — еле слышно ответил летчик.— В воздухе находились бомбардировщики, заходившие на «Йонагу», а вы разогревали двигатели, — резко, словно щелкнув кнутом, бросил Фудзита.— У меня нет оправданий. Я принял решение, считая, что это тактически правильно, и давая возможность подполковнику Мацухаре…— Достаточно! Вы приняли решение, удобное для вас. — Адмирал подался вперед, руки со сжатыми кулаками на столе напоминали высохшие корни. — Кодекс чести самурая гласит, что воин, выбирающий только то, что удобно ему, — бесполезен.Наступило молчание, в котором стал слышен вторгшийся, как чей-то шепот, вой вентиляторов и шум турбин.Низкий голос, вдруг потерявший звучность и внезапно помертвевший, разорвал тишину.— С вашего позволения, адмирал, кодекс чести самурая учит также нападать первым и убивать или погибать, даже если перед тобой тысяча врагов.— Бомбардировщики! Бомбардировщики! Прежде всего бомбардировщики! — кричал Фудзита, ударяя сжатым кулаком по полированному дубу. — Они — ваша тысяча врагов.Снова каюта погрузилась в молчание.Квадратный подбородок медленно шевельнулся, на шее вздулись жилы.— Адмирал, — сказал Коноэ, — с вашего позволения, я сделаю харакири немедленно.Упоминание ритуального самоубийства запульсировало в атмосфере рубки грозовым разрядом. Все напряглись.— Это был бы правильный и достойный самурая поступок, — согласился Фудзита, злость в его голосе смягчилась. — Но нет, я не могу вам разрешить этого. В данный момент императору значительно больше нужны живые летчики, чем мертвые герои.— Я не могу проглотить обиду.— Слова самурая! Тогда помните об основном. Прежде всего бомбардировщики.Летчик возбужденно продолжал.— Прошу вас, адмирал, не забывайте о моей просьбе.— Разумеется. Но вы, лейтенант Коноэ, подумайте о том, как я искал достойный выход из острой, как самурайский меч, ситуации, когда мы потеряли в Триполи всех заложников. Я, и только я был виноват. Но для себя я принял то же решение, что предложил вам. Император нуждается в нас обоих!— Банзай! — закричали Хиронака и Кавамото.На безжалостном лице Коноэ не отразилось никаких чувств, когда он заговорил.— Благодарю вас, адмирал, я понял.Упоминание о заложниках всколыхнуло память Брента. Свыше тысячи заложников были захвачены террористами Каддафи, когда банда головорезов напала на японский лайнер «Маеда Мару» и отбуксировала его в Трипольскую гавань. Все помнят шум, поднявшийся в Японии, беспрецедентную личную просьбу императора к адмиралу Фудзите, секретное снаряжение ЦРУ семи «Флетчеров», арабский джихад против Израиля, долгий переход вокруг Южной Америки, чтобы не попасться арабам на глаза в Суэцком канале. Потом тяжелые, потребовавшие больших жертв, воздушные бои над Мисратахом и Эль-Халилем, где ветераны Фудзиты лишили Каддафи мощи его истребительной авиации. И ужас боя надводных сил, когда «Йонагу» настиг крейсер «Бруклин» и его сопровождение. Лишь сверхъестественное тактическое чутье Фудзиты и самоубийственная храбрость его летчиков спасли могучий авианосец.Смелый рейд кэптена Файта в Трипольскую гавань был, вероятно, самой мужественной акцией кампании. Файт поставил свой корабль, замаскированный под арабский эсминец, рядом с «Маеда Мару», пока авиагруппы «Йонаги» яростно атаковали гавань. И тут американский капитан пережил неописуемый ужас: все пассажиры и команда были мертвы, давно мертвы. Они умерли мучительной смертью, будучи задушенными или расчлененными.Брент вспомнил ярость и жажду мести, когда Фудзита напустил своих «карающих орлов» на арабов, грозивших сбросить израильские войска в море у Эль-Халиля. Месть была кровавой: разбитые и рассеянные объединенными силами израильтян и японцев арабские армии.Но адмирал Фудзита обвинял лично себя за гибель заложников, что в его самурайском уме означало предать императора. Согласно кодексу чести самурая харакири был традиционным путем сохранения «лица» воина. Но арабские авианосцы бороздили моря, надеясь заманить «Йонагу» в засаду и потопить его. Фудзита решительно поклялся беспощадно бороться и жить до тех пор, пока гнусный ливийский диктатор имеет силы для уничтожения его судна. Намерение осуществить харакири было отложено.Мысли Брента прервал стук в дверь. Пара дюжих матросов-охранников с 6,5-миллиметровыми пистолетами «Рикусики» в кобуре ввела двух пленных, одетых в зеленую униформу, на несколько размеров меньшую, чем требовалось; арестантов подтолкнули к переборке.Пленные являли собой контрастную пару. Один был достаточно старым, с лысиной, отражавшей свет лампы над головой, квадратным подбородком, покрытым седой щетиной, и массивной шеей, напоминавшей актера прошлых лет Эрика фон Штрогейма Эрик фон Штрогейм (1885—1957), немецкий актер, играл в Голливуде жестоких прусских офицеров.

с его манерой поведения — прямой спиной, прусской шеей, злобными искрящимися глазами, высокомерно поднятым подбородком. Брент с трудом подавил ухмылку.Пленный помоложе, с каштановыми волосами и зелеными глазами, был высоким и стройным, его плечи слегка сутулились, очевидно от испуга. Он прижался к переборке, съежившись, словно его втолкнули в пещеру, полную драконов.— Вы, — сказал Фудзита, кивая пленному постарше, — шаг вперед!Мужчина в ответ глухо стукнул каблуками своих промокших ботинок и отдал честь.— Оберет Генрих Виттенберг, — представился он с сильным немецким акцентом, звуки его резкого голоса заполнили ангарную палубу.— Мы, японцы, не приветствуем друг друга на нижних палубах, полковник, — заметил Фудзита. — А эта каюта находится внизу. — И он лениво махнул рукой.— Ja, Kapitan.— Я ношу звание адмирала!— Ja, Herr Admiral.— Вы немец?— Jawohl.— По-английски, пожалуйста, если умеете. Все офицеры на этом судне говорят по-английски.Немец кивнул.Собравшиеся молча и заинтересованно, будто присутствующие на теннисном матче зрители, следили за тем, как пленный и адмирал продолжают обмениваться репликами.— Почему вы атаковали меня?— Я офицер ливийских ВВС — штурмовая эскадрилья. Мне было приказано атаковать вас, — ответил Виттенберг.— Эскадрилья — двенадцать самолетов.— Korrekt! — подтвердил полковник, переходя на немецкий. — Истребителей.— Вы летели на двухмоторном «Мессершмитте»?— Ja, адмирал! — жестом он указал на своего молодого напарника. — Лейтенант был моим стрелком-радистом.Фудзита слегка махнул рукой в сторону Мацухары.— Познакомьтесь с подполковником Мацухарой. Он вас сбил.Мужчины посмотрели друг на друга. Мацухара медленно оскалился в ухмылке.— Я получил удовольствие, полковник.— Возможно, — процедил немец. — Но мы еще встретимся при других обстоятельствах.— К вашим услугам, — тихо ответил японский летчик. — Но в следующий раз я бы посоветовал вам не прекращать огня. На тысяче метров мои двадцатимиллиметровые пушки разнесут вас в клочья.Немец напрягся, словно его окатили холодной водой.После некоторого молчания и сигнала рукой Фудзиты Мацухара продолжил.— Место дислокации вашей базы, полковник Виттенберг?— Согласно Женевской конвенции я не обязан…— Япония ее не подписывала.— Дикари!— У нас не было Освенцима, — парировал Фудзита.Брент заметил, как у Бернштейна напряглась спина, но израильтянин не произнес ни слова, пока Фудзита барабанил скрюченными пальцами по поверхности дубового стола. Немец использовал передышку, чтобы обвести глазами непонятную компанию людей, присутствовавших в комнате. Его взгляд задержался на Бернштейне, он с любопытством разглядывал израильскую форму. Внезапно его глаза расширились от удивления.— Израильтянин! Juden!— Ja, oberst, — кивая ответил израильтянин. — И член Ассоциации узников Освенцима.— Я не имел к этому никакого отношения, — быстро бросил немец. — Я служил в «Люфтваффе».— Да, об этом знал только Адольф Гитлер, — жестко заметил Бернштейн. — Все остальные просто следовали приказам, закрыв глаза и заткнув уши.Фудзита, согнувшись, подался вперед и сидел словно нахохлившаяся птица, пристально и внимательно оглядывающая с высоты окрестности. Наблюдает. Брент знал, что старый японец любил откинуться в кресле и следить за горячими перебранками других. А тут представилась отличная возможность: два человека, оказавшиеся участниками жесточайшего в истории человечества преступления, причем их роли в нем были различны, что придавало ситуации особую остроту.— Ja, вы, евреи, проклинаете любого родившегося и неродившегося немца за то, что они не дали вам завоевать господства в мире.— Только мы, оберет? А сами немцы?Эти двое смотрели друг на друга, как если бы хотели уничтожить собеседника силой взгляда. Но ни один из них не был готов к прозвучавшим словам Виттенберга.— Вас загоняли в газовые камеры, словно овец. Почему вы не сопротивлялись?— Свинья! — прорычал Бернштейн, приподнимаясь. Но Марк Аллен удержал его.Не замечая предупреждения, загоревшегося на лице Бернштейна, немецкий летчик торопливо заговорил, как будто освобождаясь от долго копившихся мыслей.— Без Адольфа Гитлера не было бы Израиля. Он повернул мировое мнение в вашу пользу, Juden. Создал возможность для образования государства Израиль как «острова спасения» для евреев Европы. Без него вы все еще скитались бы по пустыне.— Ja, oberst, но вы погубили шесть миллионов моих соплеменников.— Достаточно! — фыркнул Фудзита и обратился к охраннику: — Матрос Исимина, этого офицера в карцер. — Матрос грубо толкнул немецкого полковника к двери.— Erzahle ihm nichts, Guenther! — закричал Виттенберг, когда за ним закрылась дверь.Фудзита посмотрел на Брента Росса.— Он приказал ему ничего вам не говорить, — перевел Брент.Все присутствовавшие поняли восточную тактику: сосредоточиться на молодом напуганном стрелке, поскольку летчика заставить говорить было трудно.— Смирно! — резко прозвучал голос Фудзиты. Юноша вытянулся, у него задвигались скулы. — Имя?— Лейтенант Гюнтер Мюллер, — почти без акцента тихо ответил немец.— Подразделение?— Elfter Jagerstaffel, Dritter Geschwader.— По-английски! — В голосе Фудзиты звучало раздражение.— Одиннадцатая истребительная эскадрилья, Третья авиагруппа, адмирал.— У Каддафи так много немцев, что вы можете использовать старую немецкую технику?— Да, адмирал. Немцев и русских.— Конечно, русских, — услышал шепот Бернштейна Брент.Заговорил Марк Аллен.— Много бывших офицеров «Люфтваффе», так?— Они все кадровые, Jа!— У вас много ливийских летчиков? — спросил Фудзита.— Несколько. Но все они dummkopf, адмирал.Все засмеялись.— Место базирования?— Мы базируемся на авианосце, адмирал.Фудзита кивнул охраннику. Удар опрокинул немца на перегородку, он схватился за живот и открыл рот, пытаясь дышать.— Смирно.Стрелок с трудом выпрямился, не отрывая влажных глаз от Фудзиты.— Я не dummkopf, лейтенант. Ты врешь.Немец посмотрел на Марка Аллена и Брента Росса.— Ваш генерал Дулиттл давно, во время войны, использовал таким же образом средние бомбардировщики.Брент подивился познаниям стрелка. Марк Аллен в ответ заметил:— Да. Но только десять В—25. Не обычный самолет, с укороченным взлетом. Нас же атаковали более тридцати самолетов. — Опершись о крышку стола, он подался вперед. — Нет абсолютно никакой возможности для DC—3 взлететь с палубы авианосца — даже с палубы «Йонаги».Немец медленно повернулся к адмиралу Фудзите.— Острова Зеленого Мыса.— То, что мы и предполагали, лейтенант. Вы могли бы избежать некоторых страданий, сказав правду с самого начала. — Его пальцы забарабанили по столу. — Что вы знаете об авианосцах?Лицо немца вдруг приобрело выражение перепуганного, попавшего в ловушку животного.— Оберет убьет меня…Фудзита махнул рукой.— Он больше не убьет никого. Вы будете содержаться в отдельном помещении и под охраной. — Крошечный кулачок ударил по дереву. — Вы быстро соврали об авианосцах, теперь говорите правду.Юноша тяжело вздохнул и тихо произнес:— Два. Я слышал о двух, адмирал. Вот почему я…— Вы их видели?— Нет.— Где они находятся?— Не знаю, сэр. — Он испуганно посмотрел на охранника. — Я говорю правду, адмирал.— Корабли с тяжелым вооружением?— Скорее всего, два крейсера. Может быть, больше.Фудзита посмотрел на Бернштейна.— Совпадает с данными нашей разведки, адмирал, — подтвердил израильтянин.Фудзита повернулся к Мюллеру.— Еще один вопрос, лейтенант. Почему вы работаете на Каддафи?Стрелок опустил глаза и едва слышно ответил:— Мне пообещали миллион долларов.На лицах японцев появилось отвращение. Фудзита заговорил:— Что случилось с понятиями «слава», «честь». Мы, самураи, считаем, что, если мужчина стоит перед лицом своих врагов и умирает, борясь за свои идеи, он улучшает свою карму, а его дух навечно поселится на небесах. — Фудзита подался вперед. — А наемник воюет за деньги. Где слава? Где честь? Как может человек воевать за американские доллары?Немец, казалось, наконец расслабился, и легкая улыбка заиграла в уголках его рта.— Тысячи людей не видят в этом ничего предосудительного, адмирал.В рубке повисло долгое гнетущее молчание.Его нарушил твердый голос Бернштейна.— Разве вы воюете против нас потому, что японцы — союзники израильтян, а вы хотите убивать евреев?Последние следы страха исчезли с лица стрелка, когда он выпалил:— Почему вы, израильтяне, считаете, что немцы ненавидят вас? Я родился в 1960 году. Больше половины живущих сегодня немцев даже еще не родились, когда мы… — он запнулся, потом махнул рукой и продолжил: — Вы убивали друг друга. Что я знаю о вашей ненависти? О ваших погибших? Я учился по телепрограмме «Циклон Б». Что мне известно о евреях, антисемитизме? Я действительно наемник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40