Вот что такое Лондон.И проезжая по грязным улицам, она подумала, что все вокруг словно подстроено нарочно, чтобы ее отъезд не был болезненным. Вот развязный десятилетний подросток с искаженным от злобы и ненависти лицом кричит на своего приятеля – наверняка по какому-нибудь пустяковому поводу. Вот молодой человек на мощной машине перестроился перед самым ее носом и в ответ на робкий протест опустил стекло и обложил ее трехэтажным матом. Вот на тротуаре бульдог в ошейнике с украшениями рвется с поводка у лысого мужчины, истекая слюной, в попытке вцепиться в карликового пуделя пожилой дамы. И Лиз почувствовала неожиданное облегчение оттого, что покидает город.Да, когда-то ей нравились суета и шум городской жизни, но теперь она поняла, как ей хочется сказать «прости» этому плавильному котлу преступлений и грязи, зависти и напряжения. Как можно здесь жить?И все же внутренний голос возражал: ты просто старая реакционерка, вот ты кто. Ты постарела и тебе хочется покоя. Когда-то ты была без ума от тех самых вещей, которые сейчас проклинаешь, как любовника, двусмысленные чары которого нравились тебе прежде, но теперь опостылели. А через полгода ты будешь ныть, что в деревне негде купить авокадо, а чтобы посмотреть приличный фильм, надо ехать за шесть миль в Брайтон!Однако по мере того, как они выезжали из Лондона и приближались к Суссексу, она чувствовала, что напряжение все ощутимее отпускает ее. Еще час, и они доберутся до Льюиса, за которым пойдут уже сельские дороги.Джейми и Дейзи спали, и Лиз открыла окно, впустив в машину послеобеденные солнечные лучи. Ей нравилось, как низкое октябрьское солнце освещает уже желтеющие деревья. Каждый год она обещала себе поехать в деревню осенью, чтобы видеть, как меняет цвет листва, но каждый год это не удавалось.За Льюисом был перекресток, и после поворота направо, к Симингтону, она почти физически ощутила волнение. По обе стороны узкой дороги склонялись, приветствуя их, ветви с золотой листвой. Девушка на неторопливо трусящей им навстречу лошадке приветливо помахала рукой. На шпиле маленькой церквушки крутился бронзовый петушок, облака то и дело закрывали солнце, превращая широкие вольные поля Даунса в пестрое одеяло. Лиз с удовольствием отметила, что чайные беседки еще не заколочены на зиму.А вот и околица их поселка. Вот дом из песчаника под соломенной крышей, спрятавшийся в лощине Даунса, в котором ее бабушка провела последние года своей счастливой жизни и который она завещала Лиз. Она и не думала, конечно, что сегодня он послужит той спасительным прибежищем.Разгружая багажник, Лиз на минуту остановилась и посмотрела на дом. Она всегда верила в судьбу. И сейчас, стоя в тени этого прекрасного, мирного старого дома, окаймленного бордюром из астр и ярких хризантем, словно сошедших с коробки шоколада, чувствовала, как его покой передается ей. И знала, что ее утраты не были напрасными – потеря работы, потеря Дэвида. Все это должно иметь смысл. Когда Джейми побежал вперед, а Лиз взяла с сиденья машины спящую Дейзи, она знала, что это не конец ее прежней жизни, как ей показалось в бездне ее горя. Это начало новой. Это должно быть началом новой.
– Бога ради, перестань скулить, Джейми! Иди поиграй с соседским Сэмом.– Его нет дома.– Тогда побегай на участке.– Сегодня дождь.– Так надень свой дождевик. – Лиз старалась не выдать закипающего раздражения.– Мы забыли его в Лондоне.Лиз отложила в сторону рецепт домашнего пудинга и снова взяла его, почувствовав острый укол совести. Этот тон она должна была оставить в Лондоне, вместе со своей работой и связанным с нею напряжением. Но здесь она быстро поняла, что материнские обязанности отнимают столько же сил, сколько и руководство телекомпанией. Как она может вот так огрызаться на Джейми? Вопреки ее надеждам, не очень-то он здесь счастлив. Она думала, что с Сэмом – шестилетним мальчиком, с которым Джейми охотно играл, когда они приезжали сюда на выходные, – и с сыном Джинни, Беном, живущим в пяти минутах ходьбы отсюда, он подружится сразу. Но ей придется набраться немного терпения. Скоро она устроит его в детский садик поселка, и там он будет вместе с Беном. Тогда все наверняка уладится.Лиз на минутку присела и задумалась о том, что же на самом деле портит ей настроение. Прошло только две недели, как они уехали из Лондона, а она уже была вымотана до предела. Нянька у Джейми была с четырех месяцев, и для Лиз стало полной неожиданностью, сколько сил и времени отнимают материнские обязанности. Она не управлялась даже со стиркой и глажением. Когда Дейзи нужна была ее третья смена белья за день, она неизменно либо Оказывалась в стиральной машине, либо сохла на веревке.К тому времени, когда зазвонил дверной звонок, Лиз уже дошла до точки. Дейзи последние полчаса непрерывно ревела, потому что у нее воспалилась кожа на попке, и Лиз пришлось пустить ее бегать без подгузника; Джейми перебрал все свои игрушки из ящика. Впустив Джинни, Лиз в ужасе огляделась. Если бы она пришла домой и застала что-нибудь подобное, Сьюзи была бы уволена тут же.Добродушно улыбаясь, Джинни осторожно пробралась через кучи игрушек и куски бисквита к кухонному столу, за который села Лиз.– Бен сегодня не пошел в садик, и я подумала, что они с Джейми могли бы поиграть вместе.Лиз благодарно улыбнулась в ответ, а мальчишки без плащей пулей вылетели на улицу, под дождь.– Ну как ты?– Все хорошо, – солгала Лиз, не задумываясь. Гордость была частью ее прежней жизни. Но тут же ей стало стыдно. – Знаешь, если честно, на самом деле я дохожу. Я не могу дождаться, когда они наконец уснут и я смогу сесть и налить себе здоровенный стакан вина. Я даже иногда думаю, не сказать ли им в половине пятого, что пора спать. Беда только в том, что Джейми уже понимает, сколько показывают часы!– Когда уснут! Ты молодец, что можешь дотянуть до этого времени, – Джинни заговорщически наклонилась к ней. – А я иногда не выдерживаю и прикладываюсь к бутылке уже в обед!Лиз в изумлении посмотрела на нее:– Но у тебя все так легко получается: ухоженные дети, восхитительные обеды. Сказки на ночь, которые ты сама сочиняешь…– Тебя послушать, так действительно я идеальная хозяйка. Но одно секретное средство у меня на самом деле есть. Когда дети становятся мне поперек горла, я запираю их в детской и отправляюсь в ванну.– Джинни… – Лиз была ошарашена.– А, скоро сама все поймешь. Видишь ли, матери, воспитывающие детей сами, не все делают по книжкам. Книжной доктора Спока, например, я пользуюсь только для того, чтобы запустить ею в Бена, когда он оборвет головки соседским нарциссам или насыплет соли в аквариум с золотой рыбкой.– Он не мог сделать подобного!– Еще как мог. На прошлой неделе. Бедняжка, конечно, сдохла. Бен сказал, что это был «эксперимент для выяснения, понравится ли рыбке соленая вода».Джинни взяла руку Лиз.– Ну так как ты? На самом деле. – Ты хочешь спросить, каково мне, если забыть про угрызения совести из-за того, что я забрала Джейми из его садика? Или из-за того, что выгнала Дэвида? Или просто из-за того, что я скверная мать? У меня все чудесно. На самом деле. – Ты вовсе не должна чувствовать себя виноватой.– Виноватой в чем?– А ни в чем. Особенно в том, что выгнала Дэвида. Что тебе еще оставалось делать? Даже если виноват не он, а Бритт.– А откуда нам знать, что виновата Бритт?– Оттуда. Мы же знаем ее. Ведь ты не бросишь себе в постель щелкающую зубами живую пиранью, правда?Лиз впервые улыбнулась.– Конечно, нет, если у нее бесчестные намерения.– Ты понимаешь, что я хочу сказать.– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. И все же, как любит повторять моя мама, для танго нужны двое.– Но ведь это она поощряла его. Я знаю, я видела, как она делала это в тот день, когда вы все приезжали ко мне.Лиз была тронута горячностью и гневом Джинни. Она была похожа на лебедя, крыльями отгоняющего незваных гостей.– Я не знала, говорить ли тебе об этом, когда ты сказала нам, что у Дэвида роман Бритт, похоже, считала, что все уже кончилось.На мгновение Лиз охватила ярость. Какой же дурой она была, рассказывая им все и спрашивая, что ей теперь делать, в то самое время, когда муж изменял ей с Бритт!– Ты тоскуешь по нему?– Знаешь, Джинни, тоскую. Я помню, как много лет назад моя мама спросила меня: «Почему мы всегда помним не хорошее, а то плохое, что нам говорили люди?» А в браке, по-моему, как раз наоборот. Мы помним только хорошее, а плохое забывается. Из плохого я могу припомнить только его храп и наши споры, но разве это сравнится с завтраками в постели и со счастливым воркованием?Джинни встала и обвила ее руками.– Бедная Лиз. Ты не заслужила этого.Лиз задела жалость в голосе Джинни Она привыкла к зависти и восхищению, и для нее было новостью, как это больно, когда в тебе видят жертву.– Ну ладно! – Она поднялась и заговорила преувеличенно энергично: – Хватит о брошенных женах. Расскажи мне лучше о «Женской силе».– О, с «Женской силой» все прекрасно. Просто пре красно.Слишком занятая своими проблемами, Лиз не заметила перемены в тоне подруги.Правда, хотя Джинни и не сказала этого, заключалась в том, что с «Женской силой» прекрасного ничего не было. Три недели назад она сняла в Льюисе небольшой офис на втором этаже, над магазином электротоваров на Хай-стрит, и стала ждать, что будет дальше. А дальше ничего не было, только тишина, и неопытная в бизнесе Джинни не знала, что же ей делать. Было бы гораздо лучше, если бы у нее был партнер, совладелец этого бизнеса, который мог бы подбадривать ее в моменты вроде теперешнего.И все же ее идея была прекрасна, ей все это говорили. Не было недостатка в женщинах, которые хотели бы вернуться на работу на неполный рабочий день и просто горели желанием, чтобы «Женская сила» нашла им такую работу. Дело было только в том, что Джинни пока не удавалось отыскать нанимателей, готовых взять их. Но ведь нельзя, убеждала она себя, рассчитывать на мгновенный успех. Для налаживания дела нужно время, вот и все.
– Дэвид?– Ммм? – Дэвид открыл глаза и вопросительно посмотрел на Бритт.– О чем ты думаешь?Ну вот. Вот вопрос, который раньше или позже каждая женщина задает каждому мужчине после акта любви. И девять мужчин из десяти в ответ лгут. Обычно мужчина думает: «Интересно, как скоро я смогу выкатиться отсюда?», вне зависимости от того, любовь ли это на одну ночь или позади десять лет брака.Когда он переселился сюда две недели назад, у него было смутное ощущение, что на самом деле она этого не хотела. Но это было до того момента, как они занялись любовью. С тех пор они занимались ею постоянно. В постели. На полу. На изготовленной по особому заказу софе. На ней чаще всего. Они даже воспроизвели сцену, которую он нашел неубедительной в фильме «Роковое влечение», и проделали это на сливном бачке. Все было чудесно. Чудесно знать, что в глазах Бритт не будет даже мимолетного колебания, этакого молниеносного компьютерного поиска повода для отказа и едва скрываемого облегчения, когда этот повод принимают. Бритт нравился секс. Она просто обожала его. Лиз как-то сказала, что у Бритт мужской образ мыслей, а ее отношение к сексу уж точно было чисто мужским – как можно больше и как можно чаще.Так в чем же дело? Почему вдруг оказалось, что именно он ищет повода для отказа? Он просто больше не знает, что ему нужно. Ему была нужна Бритт и ее страсть к нему. Его самолюбие требовало, чтобы женщина, с которой он живет, желала его не меньше, чем он желает ее. Но ему так недостает его семьи. Он даже не подозревал, как много для него значит быть отцом, чувствовать охватывающее весь дом возбуждение, когда он открывает входную дверь, слышать радость в тоненьком голоске Дейзи, верещащей: «Па-а-почка!», когда он каждое утро вытаскивает ее из кроватки. И вот, возможно, самое большое для него открытие. Открытие, что именно его семья дает ему чувство его безопасности.Бритт лежала, завернутая в плотно облегающую ее стройное, тренированное тело тонкую белую простыню – четкие линии простыней и пледов она предпочитала бесформенным нагромождениям пуховых одеял – и пристально смотрела на Дэвида. Она знала, что борьба не кончена, что выигран только один раунд. Знала, что для полной победы должна досконально изучить сложную натуру Дэвида. Лиз это не удалось, поэтому она и потеряла его. И Бритт казалось, что она уже нашла к нему ключ: его неуверенность.Внешне напористый и сильный, он мог процветать в мире, требующем нервного напряжения и постоянной готовности сражаться, но в темных неспокойных глубинах подсознания нуждался в поддержке. Подобно многим мужчинам, он желал близости со своей матерью. Не буквально, конечно, однако ему нужен был не просто секс, но нечто ублажающее и ласкающее его самую чувствительную часть: его эго. Лиз не увидела этого, и здесь была ее самая большая ошибка. И эту ошибку Бритт не собиралась повторять. Но сейчас ее задача – оторвать его мысли от прошлого и добиться, чтобы он начал получать удовольствие от настоящего.Медленными легкими движениями пальцев она начала поглаживать у него между ногами до тех пор, пока не почувствовала, как он повернулся к ней. Потом пробежалась языком снизу вверх по его животу, быстрыми движениями пальцев касаясь члена. Когда тот от удовольствия ожил и потянулся к ее рту, она заставила его подождать еще немного, нежно дуя на яички и проводя пальцем вверх между половинками зада, пока Дэвид не изогнулся дугой и не притянул ее резко к себе. Тогда она взяла его член в рот.Облизывая его и вбирая в себя с каждым движением все глубже, она не сводила глаз с лица Дэвида и видела, что, по крайней мере, теперь любая мысль о Лиз и детях вытеснена из его головы волной невыразимого, всепоглощающего наслаждения.
Лежа в постели, Лиз протянула руку к маленькому решетчатому окну, открыла его и посмотрела в сторону моря на Даунс. Сегодня еще один чудесный день. Погода явно была на ее стороне, и она предпочитала видеть в этом добрый знак, подтверждение того, что она правильно поступила, перебравшись сюда, – хоть и знала при этом, что любой нормальный человек посмеялся бы над ее суеверием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62