https://wodolei.ru/catalog/mebel/Akvarodos/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Нужно обязать их носить предупреждение Минздрава «Опасно для здоровья».
Стены зала были отделаны зеркалами. И это позволяло страдающей манией величия Поп-Звезде видеть себя со всех сторон. Он висел на вороте рубашки, а его ноги, одетые в джинсы, болтались, будто маятник. Как в старой немой комедии, он беззвучно шевелил губами и, словно флажный семафор, размахивал руками.
– Просто скажи Алексу, что я ищу его. Я оставлю номер у кассира, когда поставлю себе телефон.
Мэдди выпустила его воротник, и Общепризнанная Поп-Звезда с глухим стуком и грацией мусорной кучи рухнул на стул.
Застежка ее бандажа ослабла, из-за чего ее походка стала напоминать жеманную походку гейши. Спускаясь по лестнице, она поклялась написать в «Уочдог» и пожаловаться на несовершенный дизайн беременной женщины. Он отправит людей из торговой инспекции прямо к Богу.
Мэдди забежала в бар, чтобы выпить заслуженную порцию виски. В объявлении на кассе говорилось, что «Дам просят не приходить в бар с детьми». В том состоянии, в каком находилась Мэдди, она ничего не могла обещать.
После подготовительных конвульсий лифт на станции «Ковент-Гарден» ухнул в чрево земли. Блуждая по отделанным дешевым кафелем и потому очень похожим на общественную уборную тоннелям, Мэдди читала объявления о продаже товаров, которые она не могла купить. В вагоне она повисла на кожаной петле и качалась в такт поезду. Она намеренно выпятила живот в надежде, что кто-нибудь уступит ей место. Но никто не шевельнулся. Ни один человек. Одна из тайн жизни, подумала Мэдди, заключается в том, что в метро ездят только больные туберкулезом, плевритом, неконтролируемым чиханьем, редкими неизлечимыми кожными болезнями и те, у кого есть психические аномалии и склонность к антиобщественным поступкам. Нормальные же люди сидят дома. И Мэдди решила отказаться от путешествий по метро. Будучи мазохисткой, она получала от них слишком большое удовольствие. Отчаяние подтолкнуло ее на то, чтобы обратиться к пассажирам вагона: кто-нибудь знает, где сдается комната? Но это оказалось нарушением вагонного этикета. Гробовое молчание – вот единственное искусство вести беседы в лондонской подземке.
На «Кингс-Кросс» обвешанные покупками женщины в виниловых туфлях поднимались по лестнице, широко выворачивая наружу ступни, чтобы уместить ногу на слишком узкой ступеньке. Бритоголовые нюхали клей, пьяницы писали на углы зданий. Девочки за дозу героина обслуживали мужчин прямо позади мусорных контейнеров. Да, в наши дни старый колодец одиночества забит до отказа, заключила Мэдди.
Торговцы «крэком» в кожаных куртках и с жуткими татуировками сновали между молчаливыми прохожими, высыпавшими из забитых в час пик автобусов и спешащими по домам. Мэдди никак не могла избавиться от ощущения, что где-то там, сразу за углом, за этими высокими деревянными ставнями викторианских времен, течет таинственная и интересная жизнь. Если бы знать адресок!
Близился вечер. Мэдди позвонила в больницу, чтобы узнать результаты анализа крови. Ей с сожалением сообщили, что анализ потеряли в лаборатории. Не могла бы она оказать им любезность и прийти еще раз?
Неужели эти люди думают, что она доверит им свое чрево? Ведь оно у нее, как-никак, одно.
Мэдди забрала из камеры хранения свою сумку и прошла в дамский туалет. Там она написала письмо. Потом скомкала его. Позже она будет объяснять людям, что именно отсутствие писчей бумаги спасло ей жизнь. Оставлять предсмертную записку на ящике с прокладками – это слишком безвкусно даже для нее. И потом, каким образом она покончит с собой? Ни один доктор не выпишет беременной таблетки. У нее даже нет газовой духовки. Может, стоит вернуться в метро и сидеть там, пока не задохнешься? Это вполне реальный способ свести счеты с жизнью.
Она снова села на свою сумку, на этот раз под ящиком, продающим презервативы, и положила голову на руки.
Если бы сегодняшний день был рыбой, подумала Мэдди, ее бы обязательно стошнило.
Вверх по сточной канализации
У англичан слово «комната» является довольно обширным понятием. То, что Мэдди сняла над бургерной на Юстон-роуд, скорее походило на чулан. Телевизор можно было переключать пальцами ноги, не вставая с дивана. Декор очень напоминал обстановку помещений, где снимаются порнофильмы. Только два типа людей сняли бы такое жилище: мужчины с почасовой оплатой труда и те, кто хочет скрыться. В здании пахло сухими грибами. На стенах общей ванной в конце коридора четко выделялись грязные полосы, отмечавшие уровни потопа. Домовладелец предупредил ее, что душ парит. Оказалось же, что душ парит так, как парит в бразильских джунглях после дождя.
С трудом выпутавшись из «паруса» – так она называла свое просторное платье, – Мэдди освободила свои отвисшие груди от эластичного достижения инженерного искусства и сняла медицинские колготки. Неожиданно она краем глаза увидела свое пузатое отражение в зеркале. Деми Мур, мучайся от зависти, сказала она себе.
Мэдди забралась в кровать и принялась слизывать клубничное варенье с целой горы лепешек. Астрологическая колонка в «Ивнинг Стандард» советовала ей «удвоить усилия и приготовиться к крупному разочарованию». Она стала лизать быстрее. В черно-белом телевизоре новоиспеченные отцы прогуливали своих отпрысков вокруг высокоскоростных автомобилей. Умудренные опытом папаши в джинсах «ГЭП» резвились в обществе своих веснушчатых сыночков и с важным видом рассуждали о дальновидной политике страхования. После рекламы начались новости, в которых сообщалось о детской нищете в Великобритании. «В Великобритании один из четырех детей живет в нищете. Детская продолжительность жизни в Королевстве ниже, чем в других странах ЕЭС, а количество подростков, находящихся в местах лишения свободы, больше».
Мэдди нажала на выключатель ногой и только тогда заметила, что ее ногти настоятельно нуждаются в педикюре. Она подняла с пола и положила к себе на колени стопку книг для беременных. Эти книги бомбардировали ее всевозможными советами: от обучения ребенка опрятности до Зубной волшебницы. Однако, как она заметила, в этих фолиантах ничего не говорилось о трусоватых мерзавцах, которые сначала завлекут тебя замысловатыми стихами, обрюхатят, а потом, поджав хвост, убегут к своим женам.
Мэдди в сердцах швырнула книжки о стену. Нужно читать не книги для беременных, а Симону де Бовуар и пытаться понять, как, черт побери, она во все это вляпалась. Настало время принять ситуацию такой, какая она есть. Алекс не вернется. Он мысленно выбросил ее в мусорный контейнер на задворках, туда же, куда выбрасывают увядший салат-латук и сгнившую цветную капусту. Ее внесли в список дел, не требующих немедленного решения.
Внизу прошел поезд, и комната содрогнулась. С улицы донеслись душераздирающие вопли, очень напоминающие крики истязаемой женщины. Мэдди понадеялась, что это орут кошки. Она даже не могла позволить себе поплакать: в доме были слишком тонкие стены.
Мэдди высунула из-под одеяла ногу и пяткой выключила свет. Она лежала в темноте и ждала, когда придет сон. Но сон не приходил, и она принялась невольно перечислять все отклонения, которые могут быть у ребенка: церебральный паралич, остеотромбоз, кистозно-фиброзная дегенерация, псевдогипертрофическая миопатия Дюшенна, расщелина позвоночника, гемофилия… Она вспомнила, как ее учили расслабляться. «Глубокий вдох, задержать дыхание, зазвучал в голове голос Иоланды. – Призовите свое внутреннее спокойствие». Мэдди чувствовала, что внутри у нее нет никакого спокойствия, только тревога, паранойя и страх смерти.
Иоланда рассказывала им, что коровы дают больше молока, а свиньи имеют более здоровый помет, если животных балуют, ласкают и часто с ними разговаривают.
– Спокойной ночи, Мэдди, дорогая, – громко произнесла она. – Сладких тебе снов.
Она крепко обхватила себя руками и мысленно пролистала давно сформировавшийся в сознании журнал шаблонов фантазий. Вдруг она похолодела. У нее возникло ощущение, что за ней наблюдают. Шпионят. Она не раз слышала фразу «Не при детях». Но не при зародыше же! Озадаченная, Мэдди села и включила свет. В ней начала просыпаться обычная для беременных тяга. Только не к привычным сэндвичам и не к шоколадному супу, а к дому с новым ковром, к машине, к мужу, к человеку, с которым можно сидеть на заднем ряду в школьном актовом зале и смотреть рождественский спектакль. Трудись, наставляла себя Мэдди. Не поддавайся отчаянию, не оправдывай собственные слабости. Подрежь эти чертовы ногти. Однако этот урок самовоспитания лишь сильнее расстроил ее. На двадцать четвертой неделе беременности невозможно дотянуться до пальцев ног. Рядом нет ни Джиллиан, ни Алекса. Даже поговорить не с кем. И кто же, вопрошала она обои, подстрижет ей ногти? Мэдди мысленно составляла список своих вероятных врожденных и наследственных заболеваний и располагала их в алфавитном порядке, когда раздался стук в дверь.
Ее сердце в мгновение ока оказалось в глотке. Однако путь оно прошло небольшой, потому что и так находилось где-то в районе бронхов, подпертое снизу животом. Мэдди поспешно распахнула дверь, уже готовая простить его, принять его обратно, тут же выйти за него замуж, отдаться ему с яростью дикой кошки и стать его рабыней.
Стоявший на пороге незнакомец пристально оглядел ее с ног до головы. Глаза и рот на его одутловатом лице казались прорезанными ножом щелками. Его одежда пропахла дымом, а по пятнам на дешевом пиджаке можно было определить, что он сегодня ел. Рубашка в нескольких местах расстегнулась, обнажив жирное и дряблое, как студень, брюхо. Незнакомец поднял мозолистую с выпирающими суставами руку.
– А ты симпатяга. Они мне об этом не сказали.
– Что бы там ни было, мой ответ «нет». Мэдди попыталась закрыть дверь, но он помешал ей, вставив ногу в щель, и пожал обсыпанными перхотью плечами.
– Большинство известных мне дамочек прыгали бы до потолка, предложи им кто-нибудь пять «кусков».
– Кто вы, черт побери?
– Некто, кому ты интересна. Чертовски интересна. А еще ты будешь интересна моим читателям, когда расскажешь им историю своей несчастной любви. Мик Муллинс. – Его австралийский акцент действовал раздражающе и напоминал Мэдди скрежет коробки передач. Он открыл свой бумажник, как бы случайно показав ей толстую пачку денег, и вынул визитную карточку. «Ньюз оф зе Уорлд». Мэдди видела эту газету только однажды, когда выстилала ею кошачьи поддоны у мистера Танга. – Приятель одного приятеля подслушал разговор в клубе «Граучо». Сказал, что ты на мели и захочешь продать свою историю.
– Что? Я пошутила.
– Этот чулан не очень похож на шутку. И это тоже. – Он пальцем с черным ободком под ногтем указал на обтянутый футболкой живот Мэдди. Смутившись, она скрестила руки на груди. – Разве так встречают Рождество? А где же ОН? Наверняка тусуется в каком-нибудь шикарном заведении. Ты отдала этому козлу все лучшее, что у тебя есть. Ты лишилась друзей, работы, репутации, а что получила взамен? Ничего. Кроме щенка. Ты скоро канешь в неизвестность. Тебе сунули в руки знамя и бросили, сестра Марианна. Разве это честно, а? Неужели ты позволишь этому английскому недоделку выйти сухим из воды?
В большинстве изданий считали, что журналист должен быть умным, сострадательным, уметь владеть слогом. Что касается «Ньюз оф зе Уорлд», заключила Мэдди, то, чтобы стать корреспондентом этой газеты, достаточно было иметь в руках ручку.
– Я позову управляющего.
– Те ребята горят желанием рассказать всю историю.
Мэдди, опять пытавшаяся закрыть дверь, замерла как вкопанная.
– Кто?
– О, они все повылазили из щелей, как тараканы. Им же тоже хорошо заплатят. А ты как была, так и останешься в этой дыре, одна-одинешенька. Думается мне, глупо своими руками отдавать этим типам, ну, скажем, десятку.
– Десять тысяч?
– Почему бы тебе не начать прямо сейчас, а? Я сделаю тебе одолжение. Я имею в виду, что мы, австралийцы, должны держаться вместе, верно? Ты станешь знаменитой. Твоя физия появится на первых страницах. Контракт у меня с собой, – объявил он таким шершавым голосом, что им было бы больно брить ноги. – Только представь – отпраздновать Рождество во Флориде. Где-нибудь во Флорида-Киз. Там двадцать пять в тени. Лететь всего ничего. Не беспокойся. Мы все организуем. Полетишь на «Конкорде», если захочешь! Естественно, нам понадобится фотография. Но напечатаем мы только твои слова. Ничего не добавим от себя. Большую часть постели оставим в стороне…
Мэдди захлопнула дверь у него перед носом.
– Пятнадцать «кусков». Мое последнее предложение. Я еще загляну. – Мэдди повернула ключ в замке. – Подумай головой, подружка. Сомневаюсь, что на тебя распространяется соцобеспечение. Ты же нелегальная иностранка.
Мэдди забралась в кровать и накрылась с головой. А вдруг он сдаст ее иммиграционным властям? О Боже, он наверняка будет шантажировать ее, чтобы вытянуть признание. Господи, какие возможности открыли бы ей пятнадцать тысяч! Она позволила бы себе пороскошествовать: купила бы еды, одежды, сняла бы хорошую квартиру.
Через несколько минут в дверь опять постучали.
– Пошел прочь!
Но стук раздался снова, такой громкий, что больно отдавался в висках. Мэдди спрятала голову под подушку. Однако стук не прекращался, и она стала закипать от гнева. Схватив изношенный сапог для верховой езды, она в сердцах распахнула дверь.
– Я же сказала, пошел прочь!.. Ой, – ошеломленно выдохнула Мэдди. За дверью ее убогого жилища в обшарпанном, полутемном коридоре стояла Гарриет.
– Я недавно узнала, – произнесла она своим шипящим голосом. – Как вы?
– Замечательно, если не считать, что у меня третий месяц тянется острый нервный срыв. – Мэдди опустила свое грозное оружие.
– А-а, «сумасшествие разбитой любви», – процитировала Гарриет, проходя мимо Мэдди в комнату и оглядываясь по сторонам с нескрываемым отвращением. – У английских мужчин пустота там, где должно быть сердце. Я предупреждала вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33


А-П

П-Я