– Марилла Итон представила к рассмотрению мое заявление о вызове в суд и иск о незаконном владении.
Наблюдая за его языком, Уитни ощутила горячую волну желания где-то внизу живота. Но эти спокойно произнесенные слова мгновенно уничтожили зарождающийся огонь.
Конечно, она знала, что Люк планировал опровергнуть завещание. Но все же известие о том, что он уже запустил механизм в действие, потрясло девушку. Она постаралась сохранить и внешнее, и внутреннее спокойствие и спросила:
– И что от меня требуется?
– Максвелл представит твое заявление о защите. Состояние будет заморожено, и суд назначит распорядителя – Марилла заверила меня, что у нас не будет проблем в получении от него полномочий в управлении виноградниками так, как мы захотим на этот период времени.
– И день слушания дела?..
– Не раньше чем через год. – Он досадливо сдвинул брови. – Без сомнения, будет куча бумажной волокиты… и если дело затянется, знаешь, кому это будет выгоднее всего?
Уитни цинично засмеялась.
– Конечно, тебе, если ты выиграешь.
– Нашим адвокатам. Мисс Итон загребет примерно двадцать процентов всего, что я получу, если выиграю, ну а Эдмунд Максвелл вне зависимости от результата получит свою долю.
– Но ты же не рассчитываешь, что они станут работать за просто так? У юристов огромные накладные расходы.
– Но я знаю, как мы с тобой можем сохранить все хозяйство.
– И как же мы это сделаем? – Уитни и не пыталась скрыть скептицизм в голосе.
Люк поставил банку с пивом на стол и уперся руками в бока.
– Мы могли бы разобраться и без суда.
Что за очередной хитрый план он придумал? Наверняка для нее ничего хорошего!
– Я тебя слушаю.
– Меня просто бесит мысль о том, чтобы платить такую кучу денег неизвестно ради чего…
– Как это «неизвестно»? Слушай, мы попусту теряем время. Судья решит, кому достанется поместье; и поскольку у меня в руках все карты, почему я должна быть заинтересована в улаживании этого дела вне суда?
– Уитни, – он упрямо сжал губы, – мое положение устойчиво, как скала.
– Положение? Люк, у тебя вообще нет никакого положения. Или ты думаешь, что только потому, что ты Бранниген и поместье принадлежало вашей семье столько поколений, судья опровергнет завещание? Ни в коем случае…
– Прежде чем отправиться к адвокату, я нанес визит доктору Маккэй, и он сказал мне кое-что… интересное. За несколько дней до случая с переломом ты, похоже, появилась в его приемной и попросила выписать для бабушки снотворное.
– Она страдала бессонницей. – Почему, черт побери, Люк нашел это таким интересным? – Мы тогда не знали, что у нее опухоль, а, возможно, именно она и доставляла Крессиде… неудобство. В общем, когда я предложила купить снотворное, она согласилась.
– Так это… была твоя идея?
Его тон слегка изменился, но Уитни не могла истолковать это изменение, хотя ей и показалось, что в нем был странный подтекст типа: «Ага! Интересно».
– Да. Она не захотела сама обращаться к доктору, не хотела, чтобы он начал «совать всюду свой нос», как она выразилась, – поэтому он выписал снотворного только на пару недель.
– И она принимала эти таблетки?
– Наверное. Не знаю.
– Не все, конечно… По крайней мере до несчастного случая, если он выписал на пару недель. Ну и… когда она выписалась из больницы, продолжала она их принимать? Те, оставшиеся в бутылочке?
Куда он клонит?
– Это было почти год назад… Я действительно не помню… Может, она и пила их…
– Когда бабушка выписалась из больницы, хирург прописал ей сильное болеутоляющее. Она принимала это болеутоляющее?
– О да. – При воспоминании у Уитни защемило сердце. – Она очень в нем нуждалась.
– И может, ты заодно давала ей и снотворное, когда она просила… чтобы ей было легче?
– Я в самом деле не помню, Люк, это было такое тяжелое время…
– Она составила завещание через два дня после возвращения из больницы, так?
– Ну да, – непонимающе нахмурилась Уитни.
– Принимая во внимание, что она сильно постарела, возможно, что во время написания завещания она была не только ослабевшей и усталой, но и в полном упадке духовных сил, как ты мне сама сказала. А значит, она была очень восприимчива к влиянию, и к тому же, принимая одновременно болеутоляющее и снотворное, вряд ли была в здравом уме. Так что…
– В здравом уме? – Сердце Уитни бешено заколотилось. Ее охватила ярость.
– Когда я поговорил об этом с Мариллой, она сказала…
Уитни вскочила на ноги.
– О, я точно могу угадать, что сказала твоя мадам адвокат! «Люк, дорогой, это замечательно! Мы развалим завещание твоей бабули на кусочки за несколько секунд! Она была не в своем уме, бедная старушка, и не только не в своем уме, но и под наркотиком, так что для безнравственной Уитни Маккензи провернуть все это дело ничего не стоило». Оказать давление – так это называется, Люк? – С горящими глазами она трясущейся рукой откинула со лба волосы. – Господи! Надеюсь, ты шутишь? Я не верю, что это и есть основание для твоего иска!
– Да, – спокойно ответил он, – это и есть основание для моего иска.
Мощно, как отбойный молоток, стучала кровь в висках Уитни.
– Боишься, что судья не пойдет у тебя на поводу, вот меня сейчас и шантажируешь, угрожаешь вывалять мое имя в грязи, надеешься, что я сдамся и не стану с тобой судиться.
– Ну-ка, погоди минутку. Я только хочу сказать, что, вместо выплачивания нашим адвокатам кучи денег, мы можем уладить дело без суда. Я хочу это поместье, и оно будет моим… Оно принадлежит мне по праву рождения. Но я готов предложить тебе отступного – десять процентов от стоимости виноградников…
– Забудь об этом! – Гнев полыхал в ее глазах. О, она не сражалась с ним из-за поместья – во всяком случае, не из-за его стоимости; даже если бы оно стоило один доллар, она бы вела себя так же. Она сражалась с ним из-за того, что презирала его методы… и потому, что считала себя правой. – Твоя бабушка захотела, чтобы поместье принадлежало мне – все поместье, а не десять, не двадцать, не тридцать процентов! Все сто процентов, Люк, и ни ты, ни твоя драгоценная адвокатша не в силах это изменить!
Люк возвышался над ней как рассвирепевший великан.
– Так же как ничто не в силах изменить тот факт, что твоя мать разбила мою семью, и если бы не это – ни ты, ни я не были бы сейчас в такой идиотской ситуации! – Его руки сжались в кулаки, и Уитни поняла, что будь она мужчиной, то уже валялась бы сейчас распластанная на полу. – Она совратила моего отца, и именно она была причиной самоубийства мамы – и в конечном счете отец погиб из-за нее! Если бы она не заставила отца поехать кататься на лыжах в тот день, он не погиб бы под обвалом…
– Но моя мать погибла вместе с ним, Люк, и поэтому твоя бабушка и приютила меня здесь. – Лицо Уитни побелело, как тот снег, что похоронил ее мать и Бена. – И ты не можешь этого простить, не так ли, Люк? Ты не можешь простить свою бабушку, что она взяла в дом ребенка женщины, которую ты ненавидел. О, я до сих пор помню твое лицо в тот день, когда мы впервые встретились. Если я видела убийство в чьих-либо глазах, так это в твоих. – Опустошенная своим гневом, она устало покачала головой. – Я не она, Люк. И я никогда не отвечала… и не буду отвечать за ее поступки. И пока ты это не поймешь, – заключила она, направляясь к двери, – мы никогда ни до чего не договоримся… Независимо от того, будет ли суд или нет.
На следующий день их общение было холодно-отстраненным, за исключением тех моментов, когда Трой находился рядом. Тогда по молчаливому согласию они оба сохраняли видимость нормальных отношений.
Но, однако, под этой видимостью бушевало море эмоций, и присутствие Люка было для Уитни совершенно невыносимым. Но, несмотря на взаимную враждебность, его сексуальный магнетизм продолжал притягивать девушку так же упорно, как блесна притягивает беспомощную рыбу. Иногда со смешанным чувством отчаяния и страха Уитни задумывалась, сможет ли она противостоять Люку, если он когда-нибудь попытается ее добиться.
Назавтра Люк кратко сообщил ей, что нашел в Пентиктоне покупателя «мерседеса». После оформления всех необходимых документов Люк взялся доставить машину новому владельцу.
Вернулся он за рулем маленькой красной «хонды».
– Для тебя, – сказал он. – Тебе будет нужна своя машина. Я буду пользоваться пикапом практически каждый день – придется постоянно ездить на Полынные виноградники за свежими черенками, – а вы с Троем не можете безвылазно сидеть в поместье все лето. Машине двенадцать лет, и на спидометре больше ста тысяч километров, но она в отличном состоянии снаружи и внутри и прекрасно бегает.
– Мы можем это себе позволить? – натянуто поинтересовалась Уитни.
Он протянул ей на ладони ключи.
Девушка посмотрела на него. Во всей фигуре Люка чувствовалась напряженность, ожидание. Она поняла, что он предлагает ей не только ключи, но и оливковую ветвь примирения.
– Спасибо, – тихо сказала она, беря ключи. – И… Люк…
– Да?
– Давай забудем о кухонном расписании дежурств и прочем. Поскольку ты будешь работать на полях с утра до вечера, я беру готовку целиком на себя.
– Вполне справедливо.
Она прокашлялась.
– Но по вечерам…
– Ты в своем маленьком замке, а я в своем? – Он сухо улыбнулся. – Конечно, нет проблем.
Она узнала эти слова, но не могла вспомнить, откуда они. Может, из старинной детской песенки? Стишок? Неважно. Важно то, что Люк так запросто принял проведенную ею линию между часами их работы и часами отдыха.
После обвинения в том, что она оказала давление на его бабушку, последнее, чего ей хотелось, так это проводить свое свободное время в его компании. Отношения между ними чисто деловые, и именно так она и собиралась вести себя с Люком.
Следующие недели Уитни видела Люка очень мало.
Он рано вставал и уже в пять тридцать уходил. Опрыскивание гербицидами должно было проводиться в эти ранние часы, когда еще нет ветра, разносящего отраву.
Вовремя прибыла из Калифорнии бригада специалистов по прививке и установила свои трейлеры внизу у озера. Они работали сверхурочно, вместе с бригадой местных рабочих, обрезая каждую лозу и удаляя сухую кору.
Люк работал вместе с ними, но этим не ограничивалась его деятельность. Уитни знала, что он следил за доставкой качественных черенков, за их сортировкой и правильным хранением во влажных опилках. Он также обеспечивал бригады инструментами; на специальном тракторе подстригал траву между рядами… и совершал еще очень много других операций. По сравнению с разнообразием его занятий уход за Троем казался сплошным отдыхом.
В мае потеплело, а в июне зацвел виноград.
Настало время долгих, подернутых дымкой дней и сладостных летних ночей. И если, лежа в своей постели, Уитни и чувствовала странное беспокойство, то она пыталась не думать о причине… вернее, о мужчине, спящем в соседней комнате.
Вместо этого она направляла всю свою энергию и мысли на его сына.
Трой рос быстро, и каждый день доставлял ей все новые радости. В конце июня он сделал первый нетвердый шажок, и она знала, что еще чуть-чуть – и малыш начнет ходить все увереннее.
Однажды днем, после долгой прогулки в коляске по саду, Уитни посадила мальчика на лужайку и кинула на траву его яркий разноцветный мячик.
– Ну давай, – подбодрила она Троя. – Иди, достань его!
Явно забыв о собственной неустойчивости, Трой с писком заковылял за большим мячом. Сделав восемь или девять шагов, он споткнулся и растянулся на траве. Лежа на животе, малыш со смехом попытался дотянуться до мяча, но тот откатился от прикосновения его ручки.
– Какой умница! – воскликнула Уитни и поспешила поднять ребенка. Потом снова толкнула мяч, и мальчик опять устремился за ним. Радостно смеясь, девушка наблюдала за своим воспитанником.
– Как приятно это видеть, – раздался за ее спиной спокойный голос Люка.
– Люк! – Она повернулась к нему. – Я не слышала, как ты подошел.
– Я не хотел отвлекать Троя.
Может быть, он не хотел отвлекать ее, подумала Уитни, стараясь унять вдруг участившееся биение сердца. Его лицо находилось в тени широких полей поношенной соломенной шляпы, но, когда он смотрел на нее, она могла видеть чувственный блеск в его глазах. От этого по ее телу от нерва к нерву побежали вспышки возбуждения.
К счастью, Трой заметил отца, издал радостный звук и, точно краб, на четвереньках поспешил к нему. Напряженность между Люком и Уитни растаяла.
– Привет, парень, как дела? – Люк поднял малыша к себе на плечи. – Сам уже ходишь, да? Еще немножко – и придется брать тебя с собой на виноградники, будешь мне помогать. – Он повернулся к девушке: – Жаль, что нет видеокамеры, я бы…
– Ну да, заснял бы момент. Я знаю, это очень волнующе – видеть, как твой малыш делает первые шаги.
– Не только Троя. Тебя. Вас вместе.
О Господи, подумала она, только не смотри на меня так. Еще немного – и я упаду к твоим ногам, умоляя сделать со мной все, что ты, злодей, так хорошо умеешь.
– Что ж, спасибо, – сказала она неловко. – А сейчас… прошу нас извинить, но я хочу поплавать с Троем в бассейне, а потом уложу его спать. – Она помедлила. – А почему ты дома в это время? Ты же обычно…
– Мне надо сделать пару звонков. – Он прищурился на солнце, и Уитни увидела полоску пота у него на лбу. – Хотя, признаться, мне нравится идея насчет поплавать. Пойду позвоню. – Он передал Троя на руки Уитни. – И присоединюсь к вам в бассейне.
Он повернулся и зашагал к дому на своих длинных ногах.
Боже мой! Наблюдая за ним, Уитни наморщила носик. У Люка никак не хватало времени заняться бассейном, и он открыл его только недели две назад. И все эти дни она старалась плескаться с Троем или плавать одна, когда Люка не было рядом. Но если она откажется, Люк тут же поймет, насколько она уязвима. А ей совсем не хотелось, чтобы Люк об этом догадывался!
Вздохнув, она принялась усаживать Троя в коляску и тут услышала звук машины, подъезжающей к дому. Она оглянулась и увидела старый розовый «кадиллак» Хетти. Парикмахерша, затянутая в летнее платье в цветочек, вылезла из машины.
– Привет, мисс Маккензи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18