Вот так, благодаря решительным действиям наших граждан, был задержан особо опасный преступник.
Зверь
Как тебе песик? Не смотри, что неказистый, лапы разные, — зверь! Что ты! Хоть вешай на грудь череп с косточками — «не подходи — убьет!». Погладить? Жить надоело?
Ну что, звереныш, нравится дядя? Видал, хвостом завилял? Нравишься ему, нога твоя левая. Да не бойся, видишь, морда в наморднике. Иначе, твой до гроба! В горло вцепится и висит, пока другое горло не подсунешь! Что ты! Скотина редкостная! Кто посмотрел косо, шагнул резко, икнул без предупреждения — покойник!
Шварценеггер, ко мне! Сидеть! Видишь, лег. Стоять! Место!.. Ушел. Во, характер! Чтоб по евоному было!
Видал, палец! Нет его, верно! Шварценеггера натаскивал, «апорт» разучивали. Зато научил. То ли тигры у него в роду были, то ли бензопила.
А ногу видал? Стой, не падай! Пять швов наложили, до кости дошел! Команду «фас» репетировали! Теперь скажи «фас», тут же ногу несет!
Где брат, где брат... Отрабатывали охоту на медведя, где брат...
Что? Где ухо? Зайду с другой стороны — будет тебе ухо! Во, прыгучесть, да? С угла комнаты рванул, на ухе повис, чего-то в «новостях» ему не понравилось... Да брось ты, вторым ухом слышу все, что надо.
Знают его тут, все знают, — видишь, шарахаются! Грузовичок развернулся, другой дорогой поехал. Транспорт вообще не ходит. Шалунишка! Я его и кормлю в наморднике, а ты как думал! Специальный намордник на физиономию свою надеваю, а то он, когда жрет, родного отца схавает! Конечно, с ним страшно! А с другой стороны, без него сегодня на улицу не выходи, загрызут!
Знание — сила
— Мужики, летим вечером в сауну! — сказал молодой комарик приятелям.
— Это где же такое? — спросил старый комар.
— Да хорошего лету час! Погреемся, свежей кровушки тяпнем! Полетели!
А сауна действительно замечательная. Тепло, тела молодые, распаренные, хоботок в кожу входит легко, кровь горячая. С мороза, ну, просто кайф!
— Вон баба молодая томится! — пискнул молодой. — Смотрите, кровь с молоком! Угощаю! Кровь мне, молоко вам!
Напились комары до поросячьего визга, жалом в тело не попадают, промахиваются.
Старого комара разморило, крылышки кинул, осоловел:
— Мужики, а сколько градусов? При какой температуре гуляем?
Молодой комар боком взлетел к потному градуснику:
— Фу! Сто шесть! Я ж говорил: отличная банька!
— Как сто шесть?! — встрепенулся старый комар. — Я сам читал: при температуре выше ста комар гибнет! — Он попытался взлететь, но подергался и затих.
Молодой комар спросил у второго:
— А чего старый гикнулся?
— Он читал: если больше ста градусов — комар дохнет!
— А ты про такое читал?
— Нет.
— Слава Богу, неграмотные!
Так что знание — страшная сила, а незнание — божий дар!
Апорт
У Михаила Ивановича Лукина на стене висело ружьишко, и на семидесятилетие взяли да подарили ему щенка лаечку, мол, ружье без собаки такая же глупость, как собака без оружия.
Щенок был симпатичным, смышленым, и Михаил Иванович, как человек обстоятельный, купив книгу по собаководству, приступил к обучению собачьим премудростям.
Умница Кузя буквально с полуслова понимала команды «Ко мне! Сидеть! Цыц!».
Лукин никогда не был начальником, всю жизнь подчиненным. Он с удовольствием рявкал: «Лежать! Стоять! Вон отсюда!» Долгие годы эти команды выполнял он, и вот наконец ему подчинялись другие.
Дошла очередь разучивать команду «апорт». Палки в доме не нашлось, и тут жена Михаила Ивановича очень кстати подала старенький кошелек:
— Деньги вываливаются, решето, а собаке все равно, что хватать!
С третьей попытки Кузя сообразила, что «апорт» — это кошелек, и, гордая, как отличница, мчалась к хозяину с добычей в зубах.
Через день во время прогулки Кузя пропала, но скоро вернулась, держа в зубах чей-то тапок. Хвост ходил ходуном, она была уверена, что принесла в дом нужную вещь.
Лукин ласково пожурил собаку:
— Что ж ты делаешь? Оставила кого-то без обуви! Кому нужен один тапок, дурочка!
Назавтра Кузя приволокла второй тапок. Михаил Иванович, размахивая тапками, ходил по комнате, объясняя собаке:
— Кузя, ты с ума сошла! Кто просил тапки? Тем более у меня и у Вали тридцать девятый размер, а это минимум сорок второй! Накажу!
Кузя виновато поджала хвост, давая понять, что больше ни одного тапка в дом не притащит.
Разговор не прошел даром. На следующий день собака явилась с футляром для очков. Отличный светлой кожи футляр.
Лукин вертел его в руках, бормоча:
— Я ни разу в жизни чужого не взял, а эта тащит и тащит! Того и гляди, арестуют, как скупщиков краденого!
Собака, опустив голову, пожимала плечами, не понимая, ну чем плох футляр?
Через три дня Кузя принесла кошелек. Почти такой же кидал Михаил Иванович, обучая команде «апорт». Но этот был с тридцатью рублями!
Супруги, краснея наперегонки, уставились друг на друга. Естественно, кошелек надо отдать. Но кому?! Кстати, за телефонные переговоры надо было платить именно эту сумму.
— Если узнают, посадят не собаку, а нас!
— А если не узнают! — с надеждой прошептала супруга. — На собаку никогда не подумают, она же не человек!
Следующие два кошелька были с мелочью, зато третий принес двести долларов!
Лукин заперся с Кузей в комнате и провел с ней беседу:
— Пойми, глупое животное, воровать нехорошо! «Апорт», только когда я тебе говорю, я! И потом, если тащишь кошельки, смотри, что внутри! Ты же не дура! Лучше не с такими бумажками — он дал ей понюхать сторублевую купюру, — а вот с такими! — Михаил Иванович обтер собачью морду стодолларовой бумажкой. — Или не воруй! А то сидеть тебе в тюрьме!
Услышав знакомое слово «сидеть», собака послушно села.
Теперь Кузя носила одни кошельки. То больше денег, то меньше, но это была регулярная добавка к пенсии. Лукины прикупили кое-что из мебели, новый телевизор, справили Валентине Петровне пальто.
Возвращаясь к ночи, кормилица Кузя с достоинством пожирала бутерброды с ветчиной, запивала топленым молочком, а хозяева, задернув шторы, пересчитывали добычу и ласково поругивали собаку, объясняя, что воровать все-таки нехорошо! Счастье Кузи, что она не человек, а собака. Иначе ответила бы за хищения в особо крупных размерах! Тьфу-тьфу-тьфу! Супруги сплевывали через плечо и долго стучали по деревянному.
Тут как-то друзья уговорили Лукина пойти на охоту. Ружье есть, собака к нему имеется, грех не охотиться!
Михаил Иванович нехотя согласился.
В лесу Кузя чуть с ума не сошла, балдея от запахов, носилась как угорелая. Внезапно в небе нарисовалась утиная стая. Охотники начали беспорядочно палить, расстреливая небеса, утки бросились врассыпную.
На всякий случай Михаил Иванович скомандовал «апорт!».
Кузя исчезла на два часа. Уже начали беспокоиться. Лукин с ужасом думал: «Сейчас явится, как обычно, с чужим кошельком, идиотка! Тут-то нас и повяжут!»
Но Кузя вернулась, волоча зайца. Где она его надыбала?! Они тут отродясь не водились.
Михаил Иванович вместе со всеми нахваливал собаку, в душе радуясь, что тайна кошельков не раскрылась, хотя ловил себя на мысли, что было бы приятнее принести с охоты не зайца, а два-три кошелька.
— Ну, как охота? — спросила дома жена.
— Вот тебе заяц.
— И все? — удивилась супруга.
— Все! — взорвался Михаил Петрович. — В нашем лесу кошельки не водятся!
На следующий день к вечеру Кузя, валясь с ног, приволокла еще одного зайца.
Первый раз Лукин побил собаку. Потом извинялся, долго объяснял, что заяц — это фу, а кошелек — это молодец!
Кузя кивала, но на следующий день принесла полевую мышь! Это было началом трагедии. Хозяева ругали собаку, морили голодом, лупили, но перебить проснувшийся инстинкт не смогли. Кузя, вместо того чтобы таскать кошельки, охотилась на зайцев, мышей, ящериц и прочую гадость!
Когда она принесла в дом ужа, Михаил Иванович, пока жена была в обмороке, топча ногами змею, орал как ненормальный: «Убью, сволочь, убью!»
Кузя, зажмурившись, мотала башкой, не понимая, ну, почему хозяева предпочитают жесткие кошельки вкусной и здоровой пище?!
Лукины стремительно приближались к порогу бедности. Вскоре собаку продали, причем за бесценок.
Соседи удивлялись:
— Ведь, говорят, у нее нюх будь здоров!
— Нюх-то он нюх, — злобно отвечал Михаил Иванович. — Что нюхать-то у бедных стариков? Самим прокормиться бы! Скотину в доме держать нет возможности!
Во сне Лукин частенько выкрикивал слово «апорт», шарил по простыне в поисках кошельков, но находил только жену и, проснувшись, тоскливо ругался.
Сны
Пришла женщина к врачу и говорит:
— Что мне делать? Муж кричит во сне. Привык спать, руки под себя заломив, ножки штопором скрючит, при этом еще свернется калачиком, да под подушку сунуть голову норовит! Ну естественно, снится ему, будто всю ночь с лестницы скидывают, а он об ступеньки стукается и кричит: «Поберегись!». Представляете? Всю ночь рядом с вами орут: поберегись! Я со сна шарахаюсь и падаю на пол! Утром вся в синяках!
Врач подумал и говорит:
— А вы ему перед сном руки свяжите. Ножки забинтуйте туго одна к другой. Голову прикрутите к спинке кровати, чтобы он не рыпался, а спал ровно!
Женщина так и сделала. Через неделю приходит опять, вся в слезах.
— Доктор! Теперь ему снится, будто его связали враги и до утра пытают! Он орет во сне: «Лучше убейте меня! Убейте!» Я бы убила, но чем?
Доктор снова подумал и говорит:
— А вы шепните ему на ухо «пиф-паф»! Он и успокоится вечным сном!
Женщина так и сделала. И действительно, муж, как услышит «пиф-паф», тут же засыпает как убитый. И очень эта женщина довольна была.
Но через месяц приходит к врачу, вся в черном.
— Он спит? — спрашивает доктор.
Женщина в слезы:
— Неделю назад перепутала и вместо «пиф-паф» ляпнула «ба-бах»! Муж во сне заорал: «Ложись! Воздух!» Скатился с постели и подорвался на мине, приняв за нее бидон с молоком!
— Слава Богу, — сказал доктор, — что вас осколками не задело!
Клондайк
Слушайте, местечко нашлось — полный Клондайк!
Съездил в отпуск в эту, ну, как ее... Турцию в смысле, в Грецию на Кипр, другими словами. Дешевле не бывает!
Почему не коричневый?
Когда загорать, если обнаружилось, что у них спиртное в два раза дешевле, чем у нас! Золотое дно! Тут, извините, не до загара!
Через пару суток оправдали дорогу.
К концу недели отбили проживание.
Но чтобы отдых получился бесплатным, приходилось в день три-четыре литра осилить.
А когда обратно летели, в аэропорту магазинчик «дути-фри», там вообще коммунизм! В три раза дешевле! Тут уже и грудных еле оттаскивали!
Когда вернулись на родину, оклемались, сложили и вычили, набежало с учетом выпитого, в пересчете на наши цены, долларов на пятьсот многие приподнялись! Если пить не здесь, а там, но платить как бы не там, а тут!
Представляете! Мало того что провели отпуск незнамо как, где и с кем, так еще и приплатили за это! Клондайк!
— Почему все с юга коричневые, а я синий?
Так я ж говорю: вкалывали по-черному!
Собачьи радости
Марго, добродушная псина черной шерсти с белой полосой вдоль спины, жила у Бунькиных пять лет.
Щенка в ту лютую зиму всучил Юре окоченевший мужик, который трусил рядом с Бунькиным и, клацая зубами, как азбукой Морзе, передавал информацию:
— Это уникальная порода бенгальский тигролов. Их нет даже в Бенгалии, чудом остался один. Отдам с учетом обледенения организма за три тыщи рублей, иначе при вас дам дуба вместе с собакой. Не берите грех на душу.
Бунькин прибавил шагу:
— То, что бенгальский, допустим. А чем докажете, что тигролов?
— Полоса на спине чем не тигровая! А тихий он с холоду, отогреется — зверь! Клыки как у слона бивни! Рвет в клочья танк. За три тысячи, ну!
Крохотный тигролов за пазухой тихо скулил, роняя льдинками слезы.
Мужик бубнил:
— При нем ни замков, ни дверей! Заменяет ОМОН!
Двухмесячный «омоновец» горестно взвыл и протянул лапку. Бунькин сдался.
Бенгальский тигролов оказался женского рода. Назвали Марго. Малышка ходила по нужде строго в одно место: на ковер, даже когда его замывали и вешали. Ела Марго все подряд, но на сладкое оставляла обувь. Однако Бунькины прощали ей все и мчались с работы домой, где их ждали, но как! При встрече хозяев ее буквально разрывало от счастья. Вынести мусорное ведро — три минуты туда и обратно, а у Маргоши истерика, будто вернулся после амнистии.
Словом, купите собаку и поймете, для чего живете на свете.
Что касается замены дверей и замков на собаку, тут были вопросы. Когда звонили в дверь, Маргоша разражалась чудовищным лаем, чтобы не сомневались: в доме бенгальский тигролов. Но только вошли — все, ты гость! Маргоша, виляя хвостом, волокла тапки.
Возможно, Маргоша была незаменима при охоте на тигра. Но проверить не представлялось возможности. Тем более настали нелегкие времена. Маргоша вместе с хозяевами плавно перешла с деликатесов: молока, мяса, сыра — на макароны, капусту, хлеб. Однажды удрала, но вечером вернулась с куском мяса.
— Кормилица наша! — Бунькины тискали собаку. — Может, и правда тигролов?!
Но такая добыча была большой редкостью.
Юра, сознавая, что главный добытчик в доме не Маргоша, а он, ломал голову, где и как заработать?! Правда, было два варианта, с виду простых, но, увы, непосильных. В рэкетиры Юра не проходил по мягкости сердца и мускулов, а Ира стеснялась идти на панель. Других способов заработать на жизнь никто не знал.
Перед сном Юра, как обычно, выгуливал Маргошу в садике напротив дома. Волоча на поводке горбатого хозяина, неподалеку рыскал чудовищный пес, одной масти с Марго, только белая полоса не вдоль спины, а поперек. Можно было подумать, что животные произошли от одних родителей, только зачаты в перпендикулярных позах.
Собаки возбужденно обнюхивались, тыча носами в интимные места. Очевидно, так проще узнать, с кем ты имеешь дело. У людей глаза — зеркало души, у собак — наоборот.
Владелец пса внимательно поглядел на Маргошу:
— Погодите! У нас с вами одна порода! Морда, окрас! Сука?
— Она.
— Боже мой! Однополчане! Где вы были все эти годы! — Горбатый раздул ноздри, обнюхивая Бунькина.
— Вы спутали. У меня бенгальский тигролов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20