Карандаш летал по бумаге, и Эдит казалось, что художник совсем не смотрит на нее. Потом он поднял голову и окинул ее внимательным взглядом.
— Можно попросить вас чуточку повернуть голову… Не туда, влево. Опустите глаза. Нет, смотрите прямо на меня.
— Как смотреть, весело или жалобно? — поинтересовалась Эдит.
— Прямо, но сдержанно. Да, так подойдет.
Теперь несколько минут терпения…
Он рисовал, Эдит слушала. Музыка совершенно ее захватила. Позирование оказалось вовсе не тягостным делом, как она предполагала.
Когда она шевелилась и немного меняла позу, Мэтью не делал ей замечания. Она смотрела на его склонившуюся над бумагой темноволосую голову. Волосы его были подстрижены довольно коротко для художника. Впрочем, он ведь «государственный служащий». В его присутствии она не испытывала ни смущения, ни неловкости, хотя всегда считала себя не слишком общительным человеком. Так она чувствовала себя только с родными и с теми, кого знала с самого детства.
До чего странно, что в обществе Мэтью Смита ей легко и спокойно. Ей казалось, что она могла бы поделиться с ним своими мыслями, едва ли не самыми сокровенными, и он бы понял ее…
В спальне резко зазвонил телефон. Этот звук рассеял чары. Эдит словно очнулась и широко раскрыла глаза. Мэтью с досадой отложил карандаш и перевернул лист бумаги.
— Пожалуйста, не смотрите, я не хочу, чтобы вы делали преждевременные выводы. Извините, Эдит, я оставлю вас на минуту.
Он исчез в спальне. Вскоре оттуда донесся его голос. Эдит не торопясь поднялась и с наслаждением потянулась, ей давно хотелось это сделать, но при Мэтью она не решалась. Какая превосходная комната для занятий живописью — день пасмурный, но оттого, что свет падает сверху, кажется светлее, чем на самом деле. Ее внимание уже давно привлекала большая красная папка на столике у дивана. Эдит снова села и осторожно открыла ее. В ней лежали рисунки. Встречались пейзажные наброски, но в основном это были портреты людей. Она медленно принялась перебирать их. Наверное, сначала следовало спросить разрешения, но, может быть, Мэтью не оставил бы папку на самом видном месте, если бы не хотел, чтобы его гости в нее заглядывали.
Сверху лежал портрет молодой девушки. На Эдит смотрело совершенно очаровательное личико, в кукольных чертах которого угадывался отпечаток интеллекта. Девушка сидела на скамейке в парке, одетая в джинсы и тенниску, но, несмотря на современный наряд, обстоятельная манера, в которой был выполнен рисунок, придавала ему какой-то вневременной характер. Эдит снова вспомнились рисунки мастеров эпохи Возрождения, виденные ею в Италии.
Интересно! Поглядывая на дверь спальни, — вдруг она все-таки поступает не правильно, просматривая папку без спроса, — Эдит стала торопливо перебирать рисунки. На них были разные люди, мужчины и женщины, одни рисунки были выполнены схематично, другие прорисованы более тщательно, но чувствовалось, что художник испытывает к этим людям симпатию и интерес.
И вдруг Эдит замерла. На очередном листе был изображен Сесил!
Ну конечно, это был он. Сесил сидел боком на стуле, небрежно откинув в сторону руку с сигаретой очень знакомым жестом, но лицо его…
Впрочем, его правильные, красивые черты были запечатлены необыкновенно похоже, и в то же время Сесил на рисунке никоим образом не вызывал симпатии. Рисовавший явно не любовался своей моделью. Глаза Сесила смотрели на мир с равнодушием и цинизмом, в изогнутых бровях, в складке капризных губ читались эгоизм и самомнение. Рисунок был выполнен на грани шаржа, Эдит несколько секунд смотрела на лицо своего жениха, потом быстро положила на место верхние рисунки, захлопнула папку и откинулась на спинку дивана. Она почувствовала, что у нее дрожат руки и стучит сердце, словно от испуга. Поражаясь своей реакции, она несколько раз глубоко вздохнула. Что это значит — Мэтью Смит, которого она не знала до вчерашнего дня, знаком с Сесилом, причем знает его не с самой лучшей стороны? Значит, Сесил сделал ему что-то плохое, чем-то обидел? А может, они и не знакомы, а встретились случайно где-нибудь в гостях? Впрочем, в гости Сесил и Эдит ходили вместе, знакомые у них были общие: или друзья родителей Сесила, или его коллеги по работе.
Внезапно ее охватило враждебное чувство к Мэтью Смиту. С какой стати он такого низкого мнения о Сесиле? И еще позволяет себе изображать его чуть ли не в карикатурном виде! Уж конечно, не Сесил просил его об этом. Позировать такому явному недоброжелателю Сесила будет предательством с ее стороны. Сейчас он вернется в гостиную, и она скажет, что передумала и что ей пора домой. Конечно, это прозвучит страшно невежливо, но она должна поступить именно так.
Через минуту она услышала, как в спальне клацнула опускаемая на рычаг трубка. Мэтью вернулся в комнату, и Эдит уже приготовилась сказать свой текст, но выражение его лица остановило ее.
— Что-то случилось? — вырвалось у нее.
Мэтью выглядел страшно расстроенным.
— Мой отец серьезно заболел, и я сейчас еду к нему. Звонил сосед. Простите, Эдит, но наш сеанс откладывается. — Он взял с полки над диваном растрепанный справочник и быстро открыл нужную страницу. — Вот черт, нужный поезд только вечером!
У него же машина в ремонте, вспомнила Эдит. А ремонтом занимается непутевый Лесли Райт. Наверное, он обещал починить ее к субботе, но Мэтью напрасно вчера проехался в Пилбем, машина оказалась не готова…
Все это быстро промелькнуло в голове у Эдит.
— А где живет ваш отец? — спросила она.
— В Кловере… Маленький такой городок к северо-востоку от Лондона, на машине до него часа два езды.
— У него сейчас врач?
— Нет, мой отец никогда не обращается к врачам, — ответил Мэтью мрачно. — Только я могу его уговорить, иногда… Простите меня, Эдит, я даже не смогу проводить вас до дома.
— В этом нет необходимости, — отмахнулась она, озабоченно сдвигая брови. — Но как же вы доберетесь…
— Ничего, что-нибудь придумаю. Попробую позвонить приятелю.., если он никуда не уехал на выходные.
Он, наверное, ждал, чтобы она простилась и ушла, оставив его одного с его проблемами, но что-то удерживало Эдит.
— Подождите, Мэтью. У нас в гараже стоит мамина машина, на которую у меня есть доверенность. Я предлагаю вам ею воспользоваться.
Сейчас же берем такси и едем к нам. Машина в полном порядке, только надо заправиться, добавила она.
— Но.., тогда вам придется поехать со мной, с запинкой произнес он, глядя ей в глаза.
— Конечно, я поеду с вами! Не будем терять времени, — сказала она и, взяв с дивана сумочку, направилась торопливыми шагами к двери. — Ну решайтесь же быстрее! — нетерпеливо воскликнула она, потому что Мэтью все медлил.
— Эдит! Вы говорите серьезно? Да вы просто…
— Знаю, ангел, — подсказала Эдит.
Мэтью посмотрел на нее таким выразительным взглядом, что она невольно покраснела.
Затем, стремительно сорвавшись с места, он в одно мгновение пересек комнату, схватил с вешалки куртку, сунул в карман бумажник.
— Я готов. Тогда не станем мешкать.
За то время, пока они ехали на такси до дома Эдит, она попробовала разобраться в мотивах, толкнувших ее предложить Мэтью свою помощь, но ей ничего не приходило в голову. Это был безотчетный порыв, импульс, продиктованный сочувствием. Наверное, у Мэтью есть друзья или родственники и они помогли бы ему.
Разумеется, он нашел бы выход из положения.
Но она не могла не предложить ему машину, когда увидела его лицо — осунувшееся, со сведенными бровями, его глаза — потемневшие, полные боли и тревоги. Ей словно по невидимому проводу передались его тревога, его страх за близкого человека, и она знала только, что надо действовать как можно быстрее., Эдит на миг забежала домой, чтобы взять доверенность. Она мельком подумала, что хорошо бы переодеться — шелковый костюм в машине страшно помнется. Но представила Мэтью, который ждет ее внизу и считает секунды, и, махнув рукой на свой внешний вид, торопливо сбежала вниз по ступенькам. Через несколько минут они с Мэтью уже отъезжали от дома на белом «пежо». Потом перед ними замелькали городские улицы, и вот уже они понеслись по шоссе М-4.
Эдит покосилась на своего спутника. Мэтью весь сосредоточился на дороге. Короткая прядь волос упала ему на лоб, брови слились в одну сплошную черту над темными глазами. Изредка он нервно покусывал нижнюю губу. Она чувствовала, что им владеет сильнейшее напряжение, и машинально начала мысленно твердить про себя: «спокойно, спокойно, все хорошо, отцу Мэтью уже лучше». Эта нехитрая психотерапия всегда помогала ей, но сейчас она старалась мысленно передать ее Мэтью, потому что говорить такие банальные слова вслух казалось неловко.
— Извините, что я все время молчу, — произнес вдруг Мэтью. — Но я очень обеспокоен состоянием отца. Он уже давно страдает диабетом.
— Но почему он не обращается к врачам? — недоуменно спросила Эдит.
Мэтью только неопределенно пожал плечами.
— Сосед рассказал мне, что он услышал, как залаяла собака отца, заглянул в его сад и увидел, что отец лежит, а пес Шериф вылизывает ему лицо. Папа подстригал газоны, у него закружилась голова, и он упал. Сосед помог отцу добраться до дома и предложил вызвать врача, но тот категорически отказался. Тогда сосед позвонил мне.
— Я вполне могу это понять, — вздохнула Эдит. — Бабушка тоже терпеть не может обращаться к врачам, просто не доверяет им. У нее на все одно лекарство — самовнушение. Или еще дыхательная гимнастика по системе йогов. Но, слава Богу, у нее хорошее здоровье, для ее возраста, конечно.
Она сказала это и тут же вспомнила, как вчера бабушка тяжело переводила дыхание, суетясь на кухне, и что она не стала поднимать Ви, а попросила Эдит отнести девочку в кровать, хотя раньше любила брать детей на руки.
Тревога сжала ей сердце. Бабушка никогда не жалуется, и все привыкли, что с ней всегда все в порядке. Эдит, к своему стыду, вспомнила, что ей даже в голову не пришло поинтересоваться, как бабушка себя чувствует.
Упрекая себя за равнодушие, она покосилась на Мэтью.
— Ваш отец еще не старый?
— Ему шестьдесят два года, — ответил Мэтью. — Он архитектор, всю жизнь проработал в крупной строительной фирме. А последние восемь лет, с тех пор как живет в Кловере, изредка пишет статьи в журнал «Архитектура и строительство». В Кловере его профессия не востребована.
— Значит, раньше он жил в Лондоне?
— Да.
По его лицу Эдит увидела, что он углубился в себя, и не задала следующий вопрос, который готов был сорваться с ее языка, — о матери Мэтью. И правильно сделала. Скорее всего, она умерла. Или ушла от его отца. В том и другом случае вопрос прозвучал бы бестактно.
Без десяти пять они въехали в Кловер — маленький городок, который правильнее было бы назвать поселком. Мэтью резко затормозил у тисовой изгороди, огораживавшей ухоженный сад. В саду стоял небольшой типовой дом из серого камня с черепичной крышей. Мэтью стремительно выбрался из машины и, пройдя в узкую зеленую калитку, заспешил к дому. Эдит тоже вышла, одернула жакет, немного постояла, оглядываясь, затем медленно направилась следом. Ей было не по себе — кто знает, что они застанут в доме?
Она поднялась по крутым ступеням, ведущим к двери, и прислушалась. В доме было тихо.
Эдит осторожно открыла дверь и проскользнула внутрь, стараясь производить как можно меньше шума.
Она оказалась в маленькой прихожей. Из комнаты напротив доносились приглушенные голоса. В тот же миг из приоткрытой двери выбежала собака, большой черный Лабрадор, и принялась обнюхивать Эдит, затем приветливо замахала хвостом, решив, что эту гостью можно отнести к разряду «своих».
Эдит робко стукнула в дверь, и на пороге возник Мэтью.
— Эдит, проходите. Отцу лучше. — Его лицо посветлело, плечи расправились, словно с них упала тяжесть.
— Может быть, мне лучше побыть в саду? смущенно спросила она. — Вряд ли вашему отцу приятно присутствие посторонних.
— Ни в коем случае, — раздался голос из комнаты. — Заходите, дорогая, дайте мне посмотреть на вас.
Эдит вошла в комнату, нервно сжимая в руках сумочку. На большом старомодном диване, прямо напротив двери, сидел худощавый пожилой человек с седыми волосами и усами.
Эдит подумала, что он похож на отставного военного. Он явно только что лежал — плед был сдвинут в сторону, подушка в вышитой наволочке смята. Отец Мэтью был одет в черный трикотажный пуловер и спортивные брюки.
— Здравствуйте. Меня зовут Эдит Грэхем, — учтиво представилась она, стараясь не глазеть по сторонам. Ее всегда интересовали чужие жилища, и Эдит успела заметить в глубине комнаты необычный камин и какие-то интересные вещицы на каминной полке.
— А я Томас Смит, просто Томас. Проходите, чувствуйте себя как дома. Сын сказал, что вы приехали на вашей машине? Очень любезно с вашей стороны. Его машина до сих пор в ремонте, он, видите ли, занимается благотворительностью и доверяет ее ремонт каким-то маргинальным личностям. Не спорь, Мэт, — перебил он сына, пытавшегося что-то возразить. — Извините, что я не встаю, голова немного кружится, но скоро все пройдет. Я думаю, во всем виновата эта жара.
Эдит подошла к нему, чтобы пожать протянутую руку. Пальцы отца Мэтью были холодными и, как ей показалось, слегка дрожали.
Он пристально посмотрел на нее выпуклыми светло-серыми глазами, которые тоже показались ей холодными, несмотря на приветливые слова. Она нашла в нем очень мало сходства с Мэтью, который, должно быть, пошел в свою мать.
— Я очень рада, что вам уже лучше, — улыбнувшись, сказала Эдит. — Наверное, вам стоит немного подкрепиться. Вы не против, если я приготовлю чай? Если только Мэтью покажет мне, где здесь кухня…
— На кухню вы попадете из прихожей, там в углу застекленная дверь. Можете хозяйничать в свое удовольствие, дорогая, — медленно проговорил Томас Смит.
Эдит кивнула и, оставив сумочку на стуле, направилась к двери. Ей было не по себе от взгляда отца Мэтью — холодно-любопытного. Она чувствовала его даже спиной.
Оглядевшись в узкой старомодной кухоньке, Эдит поставила на плиту чайник и поискала какое-нибудь печенье, но не нашла и открыла буфет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20