Но Ева была отнюдь не дурочкой и сказала потом Бадди, что с удовольствием посмотрела, как он живет, но у реки ей больше нравится.Все парни в городе над ней подшучивали и говорили всякие гадости, если кто-либо упоминал её имя. Но только когда рядом не было Бадди. Это правда, она спала с кем хотела и когда хотела, но что бы там ни болтали злые языки, пока она кого-то любила, она была ему верна. Ева принадлежала Бадди. А когда у него возникало желание пофлиртовать с ней, то и он принадлежал только ей одной. Они оба знали об этом, а больше ничего им и не требовалось.Ева позволяла себе самую большую роскошь в жизни — плевать на мнение окружающих. Этому она научилась у своего отца — Большого Джека Бейтса, тайно торговавшего спиртными напитками. Весил он около трехсот фунтов, любил повеселиться, а в еде и выпивке мог одержать верх над кем угодно.Иджи вечно просилась на реку с Бадди, и он иногда брал её с собой. Речной клуб и лагерь рыбаков представляли собой старое деревянное строение с синими лампочками по фасаду, украшенное двумя ржавыми рекламными щитами кока-колы и полустертым плакатом у двери, восхваляющим достоинства автомобильных шин «Гудьер», а позади него помещалась кучка хижин с входами, затянутыми москитными сетками. Но Иджи здесь нравилось.По выходным сюда наезжало много народу. Они пели старые ковбойские песни, танцевали и пили всю ночь напролет. Обычно Иджи сидела с Бадди и Большим Джеком и смотрела, как Ева танцует, доводя партнеров до изнеможения.Как-то Бадди сказал ей, показывая на Еву:— Посмотри, Иджи. Вот это настоящая женщина! Женщина с рыжими волосами — ради этого стоит жить.Большой Джек, который в Бадди души не чаял, засмеялся и хлопнул его по спине:— Думаешь, ты уже стал настоящим мужчиной, чтобы получить мою девочку, парень?— Я стараюсь стать мужчиной, Большой Джек, — ответил Бадди. — Может, я сдохну от этих стараний, но будь уверен, я очень стараюсь.Потом Ева звала Бадди, и они отравлялись в её комнату, а Иджи оставалась с Большим Джеком и смотрела, как он ест. Однажды он слопал семь бифштексов с кровью и четыре тарелки картофельного пюре.Через некоторое время Бадди с Евой возвращались, и он отвозил Иджи домой. По дороге он говорил:— Я люблю эту женщину, Иджи, можешь не сомневаться.И Иджи не сомневалась.Но с тех пор прошло девять лет, и сегодня Иджи приехала сюда на попутной машине с какими-то рыбаками, которые высадили её у прибитой к дереву табличке. Вчера Руфь уехала в свою Джорджию, и Иджи была просто не в силах оставаться дома, в четырех стенах. Когда она добралась до белых ворот с двумя большими фургонными колесами, почти стемнело. Подходя к дому, она услышала музыку, у крыльца стояло пять или шесть машин, и синие лампочки над входом уже горели.Маленькая собачонка подбежала к Иджи на трех лапах и запрыгала вокруг неё в полном восторге. Наверняка это была Евина псина, она ни одной живой души прогнать не могла. У дома вечно слонялись штук двадцать бродячих кошек, которых Ева подкармливала: открывала заднюю дверь и бросала им еду во двор. Бадди говорил, что все бездомные твари в округе ходят кормиться к Еве.Иджи давно не появлялась у реки, но тут, похоже, ничего не изменилось. Разве что на рекламных щитах стало чуть больше ржавчины да перегорели две-три лампочки, но изнутри, как всегда, доносился смех.Когда она вошла в дом, Ева сидела за столом с какими-то парнями и пила пиво. Увидев Иджи, она закричала:— Бог ты мой! Поглядите-ка, что за киска к нашей миске!На Еве был розовый свитер из ангорской шерсти, бусы и такие же сережки, а губы ярко накрашены. Она крикнула отцу на кухню:— Пап! Иджи пришла! А ну иди ко мне!Она подскочила к Иджи и чуть не задушила её в объятиях.— Где ж ты столько пропадала? Мы думали, детка, тебя давно собаки сожрали!Из кухни пришел Большой Джек. С тех пор как Иджи видела его в последний раз, он поправился ещё фунтов на пятьдесят.— Так-так, вы только поглядите, кто к нам пожаловал. Крошка, ты ли это? До чего я рад тебя видеть!Держа Иджи за плечи, Ева внимательно её разглядывала.— Черт меня побери со всеми потрохами, как же ты выросла! А худышка-то какая! Ну ничего, детка, мы тебя откормим, правда, пап?Большой Джек тоже оглядел Иджи с ног до головы.— Разрази меня гром, с каждым годом ты все больше напоминаешь мне Бадди. Глянь-ка на нее, Ева. Или я ошибаюсь?— Ты прав на все сто! — сказала Ева и потащила Иджи к столу. — Парни, это моя подруга. Познакомьтесь: Иджи Тредгуд, младшая сестренка Бадди. Садись, детка, выпьем. — И вдруг воскликнула: — Эй, минуточку! А лет-то тебе сколько? Может, тебе и пить ещё нельзя? — Чуть поколебавшись, она махнула рукой. — Да ладно, какого черта! От пива ещё никто не умирал, правда, ребят?Те дружно согласились.Но когда улеглась радость встречи, Ева поняла: с Иджи что-то не так. Она сказала:— Эй, ребятки, а не пересесть ли вам за другой стол? Нам надо посекретничать. Дорогуша, что случилось? У тебя такой вид, будто ты потеряла лучшего друга.Иджи замотала головой и принялась пить стакан за стаканом, изо всех сил стараясь выглядеть веселой. В конце концов она опьянела и пошла плясать — словом, вела себя как последняя дура. Ева сидела и наблюдала за ней.Около девяти часов Большой Джек усадил её за стол и заставил поесть. Но потом она вскочила и снова запрыгала, как ненормальная.Ева повернулась к отцу, вид у него был озабоченный.— По-моему, надо просто оставить её в покое, пусть расслабится.Часов через пять Иджи стала своей в доску в новой компании, она хохотала, рассказывала всякие небылицы. А потом кто-то заиграл грустную песенку о потерянной любви, и Иджи, прервав на полуслове какую-то историю, положила голову на руки и заплакала. Ева и сама уже с трудом держалась на ногах да ещё всю ночь вспоминала Бадди, поэтому она присела рядышком и тоже зарыдала. Увидев такое дело, парни потихоньку перебрались к более веселой камлании.Часа в три утра Ева сказала: «Пойдем со мной», обняла Иджи за плечи и, притащив к себе в комнату, уложила на кровать.Ева не переносила чужих страданий. Она подсела к Иджи, которая никак не могла унять слезы, и сказала:— Детка, я не знаю, кого ты так оплакиваешь, да и какая, к шутам, разница, в самом деле. Но все образуется, можешь не сомневаться. Да тише ты, тише. Просто ты хочешь, чтобы тебя любили, не важно кто. Ну успокойся. Ева с тобой. — И она погасила свет.Ева много чего не знала, но что такое любовь, она знала очень хорошо.Иджи прожила на реке следующие пять лет, то уходя, то возвращаясь. И Ева всегда была рядом в нужный момент. Точно так же, как в нужный момент она всегда оказывалась рядом с Бадди. ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК МИССИС УИМС «Бюллетень Полустанка» 28 ноября 1935 г. НАСТОЯЩИЙ ДРУГ Прошлой ночью Железнодорожный Билл сбросил 17 окороков из поезда с правительственными запасами, и, насколько я понимаю, наши друзья из Трутвилля прекрасно встретили День благодарения.Спектакль «История Полустанка», показанный в школе, напомнил нам, что индейцы, которым раньше принадлежали эти земли, были людьми смелыми и свирепыми, особенно в интерпретации Весты Эдкок, игравшей вождя Сиакаггу, предводителя племени черноногих.Моя дражайшая половина Уилбур заявил, что он на треть черноногий индеец, но все же он не настолько свиреп… Шучу, Уилбур!Р. S. Иджи говорит, что Сипси, её цветная помощница, вырастила в саду Тредгудов окру высотой шесть футов и десять дюймов. Она выставила её в своем кафе.Мы скорбим о смерти Уилла Роджера. Его любили все, и вряд ли кто-нибудь сможет заменить нам дорогого Доктора Яблочных Соусов. Разве можно забыть чудные вечера в кафе, когда мы слушали его по радио! В те тяжелые времена он заставлял нас хоть ненадолго отвлечься от бесконечных забот и горестей, дарил нам улыбку. Его жене и детям шлем нашу любовь и наилучшие пожелания, а Сипси посылает ореховый пирог собственного приготовления. Так что приходите на почту и распишитесь на открытке, которая к этому пирогу прилагается. Дот Уимс ПРИЮТ ДЛЯ ПРЕСТАРЕЛЫХ «РОЗОВАЯ ТЕРРАСА» Старое шоссе Монтгомери, Бирмингем, штат Алабама 16 февраля 1986 г.
Эвелин привезла разного печенья, чтобы порадовать свекровь, но Большая Мама сказала: «Спасибо, мне ничего не надо», поэтому Эвелин отнесла печенье миссис Тредгуд, которая ужасно обрадовалась подарку.— Я могу целыми днями питаться одним имбирным печеньем и ванильными вафлями, а вы?Эвелин неохотно кивнула в ответ. Смакуя печенье, миссис Тредгуд взглянула на пол.— Знаете, Эвелин, я терпеть не могу линолеум. Вы только подумайте, тут все старики носят войлочные тапки, которые словно предназначены, чтобы скользить, падать и ломать конечности. Поэтому везде пришлось настелить ковриков. У меня в комнате тоже есть коврик из лоскутков. Я заставила Норрис отнести мои черные ботинки в ремонт и приклеить резиновую подошву и теперь не снимаю их с утра до вечера. У меня почему-то нет желания ломать ноги. Стоит тебе что-нибудь сломать — и все, кончен бал.Здешние старички ложатся в половине восьмого, ну в восемь. Я так не привыкла. Дома нипочем не засыпала, пока не услышу в десять двадцать гудок поезда на Атланту. А тут укладываюсь в восемь, гашу свет, чтобы не мешать миссис Отис, и жду, когда в десять двадцать прогудит мой поезд. Раньше заснуть не получается. Представьте себе, его на весь город слышно. Хотя, может, мне только кажется, что слышно, но это не важно. Все равно не сплю и жду.Хорошо, что я люблю поезда. Наш Полустанок — это знаете что? Крошечный привокзальный городишко. А Трутвилль — горстка лачуг и церковь, простая баптистская церквушка Горы Сион, куда ходила Сипси и все остальные.А железная дорога проходит совсем близко от моего дома. Если бы у меня была удочка, я могла бы высунуть её в окно и дотронуться до стенки вагона, вот как близко. Потому-то последние пятьдесят лет я провела на крылечке в кресле-качалке, глядя на проходящие поезда. И мне никогда не надоедало. Как тому еноту, который мог без конца мыть печенье. Особенно мне нравится смотреть на вагоны по ночам. Знаете, что я больше всего любила? Вагон-ресторан. Нынче это просто закусочная, где люди сидят, пьют пиво, курят, но раньше, пока не отменили фирменные поезда… Поезд «Серебряный полумесяц» Нью-Йорк — Новый Орлеан проходил здесь в семь сорок, как раз во время ужина, и Бог мой, вы бы это видели! Черные официанты в белых накрахмаленных куртках и черных кожаных галстуках-бабочках разносили прелестные крошечные чашечки и серебряные кофейники, а на каждом столе свежая роза с бутоном и маленькая лампа с абажуром.Конечно, в те дни женщины одевались просто шикарно, носили меха и шляпки, а мужчины в синих костюмах тоже выглядели очень и очень элегантно. На окнах «Серебряного полумесяца» были даже жалюзи. Сидишь там как в настоящем ресторане и катишь сквозь ночь. Я часто говорила Клео, что мне ужасно нравится ехать и при этом что-нибудь жевать.А Иджи шутила: «Нинни, ты, кажется, садишься в поезд только для того, чтобы поесть». И между прочим, была права. Я просто обожала бифштексы, которые там готовили, и никогда мне не приходилось есть яичницу с ветчиной вкуснее той, что подавали в вагоне-ресторане. По пути поезд останавливался в маленьких городках, и на станциях повара покупали свежие яйца, ветчину и свежую форель. Да, тогда все было такое свежее!Я теперь почти не готовлю. Так, разогрею томатный суп из консервной банки. Не то чтобы мне разонравилась хорошая еда. Нет, я люблю поесть! Но теперь трудно найти что-нибудь вкусное. Как-то миссис Отис записала нас на программу «Еда на колесах», которую организовала церковь, но там кормили премерзко, и мы не стали туда ходить. Может, эта еда и на колесах, но совсем не похожа на ту, что подавали в поездах.Конечно, когда живешь так близко от железной дороги, то случаются и неприятности. Посуда у меня, например, вся битая, в трещинах, даже тот зеленый сервиз, который я выиграла в Бирмингеме во время Великой депрессии, — мы тогда все отправились в кино. Знаете, какой фильм показывали? «Всем привет» с Кейт Смит. — Миссис Тредгуд посмотрела на Эвелин отсутствующим взглядом. — Наверно, вы её не помните, но тогда её все знали. У неё было прозвище — Певунья с Юга. Большая такая толстушка. Вам не кажется, что у всех толстых людей добрый характер?Эвелин криво улыбнулась, надеясь, что это правда, поскольку доедала уже вторую шоколадку.— Я бы поезда ни на что не променяла. Что бы я тогда делала все эти годы? Телевидения ещё не было. А так я всегда находила себе занятие: гадала, куда едут люди, откуда… Когда Клео удавалось скопить несколько долларов, он брал меня и малыша, и мы путешествовали до Мемфиса и обратно. Джаспер, сын Большого Джорджа и Онзеллы, работал тогда проводником в спальном вагоне и обслуживал нас так, будто мы — королевская чета из Румынии. Потом Джаспер стал президентом Объединенного братства проводников спальных вагонов. Он и его браг Артис уехали в Бирмингем совсем мальчишками… Но Артис раз или два попадал в тюрьму. Странно, никогда не знаешь, как сложится судьба у ребенка. Взять, к примеру, малыша Руфи и Иджи. Он через такое прошел в жизни… Кому угодно это могло сломать жизнь, но только не ему. КАФЕ «ПОЛУСТАНОК» Полустанок, штат Алабама 16 июня 1936 г.
Едва услышав крики у железнодорожных путей, Иджи сразу поняла: с кем-то случилось несчастье. Она выглянула из окна и увидела Бидди Луис Отис, которая со всех ног бежала к кафе. Сипси и Онзелла возились на кухне. Бидди, распахнув дверь, крикнула:— Ваш малыш, его поезд переехал!У Иджи оборвалось сердце.Сипси зажала рот руками:— Господи Иисусе!Иджи крикнула Онзелле:— Не выпускай Руфь! — И помчалась к путям.Шестилетний мальчик лежал на спине, глядя широко открытыми глазами на обступивших его людей. На их лицах застыло выражение ужаса.Увидев Иджи, он улыбнулся, и она чуть было не улыбнулась в ответ, решив, что все обошлось, но потом заметила его руку, лежавшую в луже крови в шести футах от него.Большой Джордж, который готовил на заднем дворе барбекю, примчался сразу следом за Иджи и увидел кровь одновременно с ней. Он подхватил ребенка и со всех ног бросился к дому доктора Хэдли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37