У Домана отвисла челюсть.
– Но это ведь… Нет-нет, разумеется, мне об этом ничего не было известно, – ответил он после паузы.
– Как долго вы знали Корину?
– Она пришла к нам, едва ей исполнилось восемнадцать. Мы принимаем только совершеннолетних. То есть без малого год назад.
Поблагодарив герра Домана, я откланялся.
А теперь – я слышу сигналы – пора перейти в гостиную. Жуть, да и только, вот что я вам скажу. Этот скрипичный квартет Бартока – настоящий Эверест. И все же не решиться ли нам взойти на него? Строго говоря, вам следовало бы позаботиться о более искусном альтисте, чем я.
– Но вы, – возразил герр Гальцинг, – вы даже Равеля одолели.
– Скорее, делал хорошую мину при плохой игре, – вздохнул земельный прокурор д-р Ф.
На этом заканчивается первая часть истории земельного прокурора д-ра Ф. о «Золотой осени».
Семнадцатый четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он продолжает рассказ о «Золотой осени»
– Я так до конца и не оправился от скрипичного квартета Бартока, который мы исполняли в тот четверг, – признался земельный прокурор д-р Ф.
– Но вы вопреки всему выдержали испытание, – сказала хозяйка дома.
– Вот именно, – согласился земельный прокурор, – именно «вопреки всему». И вышло еще хуже, чем с Равелем.
– Не любите Равеля?
– Напротив, напротив! – воскликнул д-р Ф. – Были в моей жизни периоды, когда мне казалось, что я не могу жить без музыки Равеля. Когда я никого, кроме него, слушать не мог. Мало композиторов, о которых я мог бы со всей ответственностью заявить, что знаю каждую их ноту. Кроме Брамса, это Равель. Но не Моцарт! И представить не могу подобного! Нет-нет, только не Моцарт. Согласен, Равель иногда кажется легковесным, и даже Брамс может таковым показаться. А что еще объединяет их? Думаю, есть нечто. И тот, и другой отвечают за каждую свою ноту, каждый звук выстрадан ими. Их музыка осенена самим Богом.
– Ну и что же было дальше с «Золотой осенью»?
Доктор Ф. откинулся на спинку кресла.
– Итак, отчим Корины оказался не очень-то словоохотлив, скорее, как выразились допрашивавшие его следователи, «из него клещами приходилось слово вытягивать». И хотя жизнь этого отчима – звали его, кстати, Хорст Унгерау – состояла главным образом из просиживания домашнего кресла, в котором он часами дымил самокрутками, визит полиции явно подпортил ему настроение, и он первым делом постарался' убедить следователей, что, дескать, ему нечего заявить им для протокола. Впрочем, о его отношении к государству и правоохранительным органам можно было судить уже по его библиотеке, если ею считать огромную кучу книг на полу у продавленного кресла. Названия их говорили о ярко выраженном антиавторитарном и антикапиталистическом складе ума хозяина. «С привкусом буддизма, – как предположил один из следователей, – о чем недвусмысленно свидетельствовал и наполнявший квартиру специфический запах».
Попытаюсь восстановить в памяти строки протокола этого допроса.
Следователь: Ваша дочь или, вернее, приемная дочь, то есть фройляйн Корина Кергль, была убита.
Унгерау: М-м-м, да…
Следователь: Она проживала вместе с вами и своей матерью?
Унгерау: Чего вы расспрашиваете, если вам все и так известно?
Следователь заявил допрашиваемому, и это известно мне со слов самого следователя, поскольку не стояло в протоколе, что, мол, известно не так уж и много.
Следователь: Когда вы в последний раз видели Корину?
Унгерау: Откуда мне помнить?…
Следователь: И вас не обеспокоило ее долгое отсутствие?
Унгерау: С чего бы это мне беспокоиться?
Следователь: И ее мать не беспокоилась?
Унгерау: Ее мать далеко отсюда.
Следователь: Что значит «далеко»?
Унгерау: На Кубе.
Следователь: Не понял.
Унгерау: И чего это в полицию одних глухих набирают? Говорю вам: на Кубе. Ее мать на Кубе. Поехала на Кубу. На остров Куба.
Следователь: Вот как? И давно?
Унгерау: С месяц тому.
Следователь: В отпуск?
Унгерау: Нет, на конгресс. Это так важно?
Следователь: Нет, я только к тому, что матери пока еще ничего не известно о случившемся, как я понимаю?
Унгерау: Откуда мне знать, что ей известно, а что нет?
И далее в том же духе. Бессмысленно было пытаться выяснить у этого субъекта хоть что-то, что могло бы представлять какую-то зацепку, с тем чтобы выстроить стройную картину, очертить круг подозреваемых и так далее. И следователь решил прекратить допрос, поскольку сама реакция Унгерау подводила к мысли, что и его не следовало исключать из числа подозреваемых. И наш следователь был не одинок в своих подозрениях, в особенности после того, как Доман поделился сомнениями насчет отношения отчима к падчерице.
Уже уходя, следователь поинтересовался у Унгерау, не знает ли тот, что Корина была на четвертом месяце беременности. На что Унгерау ответил:
– Не иначе как Фаби приложил руку.
– То есть Фаби – убийца? – не выдержал следователь.
– Я не об этом, я о том, что это от него она забеременела.
Вообще-то об упомянутом Фаби, то есть о Фабиане Хирщмюллере, мы были наслышаны, о нем сообщила в ходе допроса одна из коллег Корины, тоже участница телепередачи «Золотая осень». Фаби был приятелем Корины, их связь продолжалась уже несколько месяцев. О том, что Корина была беременна, ее коллега не знала.
Молодого человека допросили, причем я лично присутствовал на этом допросе. В конце концов и его нельзя было сбрасывать со счетов. Скажу наперед: у него было алиби. И хотя все сказанное мной раньше в отношении алиби применимо и к данному случаю, мы его на всякий случай проверили: Фабиан действительно был в это время в школе. Дело в том, что упомянутый Фаби был на два года моложе Корины, то есть ему было семнадцать лет и он посещал гимназию. Верзила под два метра ростом, но самый настоящий ребенок. Из тех, кого принято называть приличными мальчиками. Но, как говорится, чего только не бывает…
Так на чем я остановился? Ах да, алиби. Стало быть, Фаби в момент убийства находился в школе, и это было на самом деле так. Опросили учителей, одноклассников – все верно, в тот день класс Фаби даже писал контрольную, кажется, по математике; естественно, и Фаби тоже писал ее. Гимназия, которую посещал Фабиан Хиршмюллер, располагалась неподалеку от «Дойче музеум», следовательно, довольно далеко от места происшествия, так что ему ни за что не управиться бы, даже прибегнув к помощи вертолета.
И при этом, как уже выяснилось потом в ходе следствия, Корина была убита именно там, где ее и обнаружил бродяга по фамилии Айринг.
Самое поразительное, что и Фабиан не ведал о беременности Корины. Или просто прикидывался? Неужели этот мальчишка в свои семнадцать лет мог быть таким актером, что сумел разыграть искреннее недоумение, причем на фоне ужасной вести, повергшей его чуть ли не в слезы? В подобное я не верил с самого начала, то есть я верил, что Фаби – никакой не убийца.
Вероятно, вышло так, дорогие друзья, что я сбил вас с толку. Следовало сразу сказать, что взятый у Фаби анализ крови на ДНК напрочь исключал его отцовство. В точности так же отпадал и герр Унгерау. Можете себе вообразить, каково пришлось полиции заставить этого буддиста-марксиста сдать капельку своей личной уникальной крови на анализ. Так что в жизни Корины существовал еще один мужчина. Может, именно тот, который преподнес ей золотую цепочку? Подобный презент не потянули бы ни буддист-марксист Унгерау, ни гимназист Фабиан Хиршмюллер. Может, именно этот мужчина и есть убийца и Корины, и ее нерожденного ребенка?
Как я уже говорил, во время моего визита к герру Доману я был приятно удивлен, даже поражен уровнем культуры этого человека, решившего посвятить себя столь малопочтенному занятию, каковое представляет собой шоу-бизнес. Но видавшему виды прокурору не так-то легко пустить пыль в глаза. И в тот раз я, невзирая ни на что, все же поинтересовался у герра Домана, где он находился в момент убийства.
– В Берлине, я поехал туда на совещание. Предстояло обсудить концепцию одной будущей передачи, которая, по моему разумению, не выдерживала критики. Так тогда мне ответил Доман.
И не солгал. Скрытно предприняв проверку, мы выяснили кое-что о телеведущем. И при этом выяснилась одна любопытная деталь: герр Доман страдал, что называется, аэрофобией. До смерти боялся летать. Есть довольно много людей, испытывающих непреодолимый страх перед современными реактивными лайнерами. И эта боязнь в конце концов и определила его судьбу… Роковым образом. Видите, я ненароком выдал вам, кто и был убийцей. Дело в том, что Домана опознал один таксист…
Дело было так. Вскоре после того как Корина попала к нему в помощницы, у них завязался роман, который, как принято говорить, возымел последствия. Вполне возможно, хотя нам уже не суждено этого узнать, что Доман обещал девушке золотые горы – в минуты блаженства чего только не обещает мужчина, в особенности если он намного старше своей пассии, – а она, в свою очередь, восприняла это всерьез и, возможно, имела неосторожность пригрозить ему публичным скандалом в средствах массовой информации, а Доман, не видя иного выхода, решился на… в общем, задумал устранить девушку. Потому что всякое необдуманное действие в состоянии аффекта после бурного выяснения отношений или в припадке ревности исключалось. Доман все тщательным образом распланировал.
Причем так, чтобы на его особу не падало и тени подозрений.
Доман знал, что в тот самый вторник ему предстоит быть в Берлине и что он, как обычно, отправится туда на скором поезде «Интерсити» через Нюрнберг и Лейпциг, мимо дорогого моему сердцу Наумбурга – очень удобный маршрут, прямой, без единой пересадки и в целом куда приятнее, чем на этих гудящих самолетах, где тебя явно не балует сервисом «Люфтганза». И упомянутый поезд «Интерсити» после отправления с мюнхенского вокзала делает краткую остановку в Пазинге.
Когда у меня возникли подозрения насчет Домана, я побеседовал с одним кондуктором поезда, и тот рассказал мне, что, мол, да, он помнит некоего странного герра, который настоял, чтобы его билет до Берлина был проверен и продырявлен компостером именно до прибытия в Пазинг. Ну, то, что железная дорога носится с пассажирами первого класса, как дурень с писаной торбой, факт общеизвестный, и кондуктор, разумеется, пошел навстречу пожеланиям Домана.
Но Доман вышел еще в Пазинге. Оттуда он вызвонил Корину и, наверняка что-то пообещав, к примеру, покаяться за прошлые грехи, заверив ее в том, что «все будет как раньше», убедил ее приехать в Пазинг. Вероятно, все так и случилось, но, как вы сами понимаете, меня рядом с ним не было. И потом в утренний час, когда в парке относительно мало людей, он и решил накинуть ей удавку на шею… Все это происходит очень быстро, мне докладывали судмедэксперты, и, главное, без лишнего шума.
После этого Доман вышел на какую-то из близлежащих улиц, не знаю, на какую именно, поскольку в Пазинге ориентируюсь плохо, так вот, эта улица проходит мимо парка у площади Мариенплац и ведет к Гаутингу; он намеревался уехать и совершил одну из тех роковых ошибок, которые на каждом шагу подстерегают злоумышленника, – вместо того чтобы спокойно взять машину на Мариенплац, он решил вскочить в одно из случайно проезжавших незанятых такси, чтобы отправиться в аэропорт. Как видите, он позабыл и об аэрофобии (видимо, другого рода страхи все же пересилили). А билет на самолет, как вы можете догадаться, был зарезервирован им заранее.
И вот шофер этого самого такси и узнал Домана, он потом сам явился к нам. Естественно, что человек, который выходит из леса при чемодане и просит быстро довезти его до аэропорта, запомнится без труда. К тому же если он, по выражению таксиста, из «звезд».
Да… Я прибыл в студию как раз в тот момент, когда шла запись передачи, которой было суждено стать последней для ее ведущего. С ордером на арест Домана в кармане я дождался конца – уже новая помощница вручила непременный букет очередной старушенции. Потом ко мне вышел сияющий Доман, и я заверил его, что его «золотая осень» пройдет за решеткой.
Услышав это, он померк.
Это был семнадцатый четверг земельного прокурора Д-ра Ф., когда он закончил рассказ о «Золотой осени».
Восемнадцатый четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он начинает рассказ о «Свидетельских показаниях»
– Это было давно, – заговорил земельный прокурор, – очень много времени прошло, я тогда еще работал по ту сторону справедливости. Замечу в скобках: прошу обратить внимание на иронический подтекст, от которого не удержится ни один юрист, включая и вашего покорного слугу, при упоминании о справедливости. Существует ли справедливость? Сама по себе она, вероятно, лишь идея, понятие, людское представление, подобное равенству, свободе. Вот только как ее пощупаешь? Среди юристов бытует одна довольно недобрая, хоть зачастую и верная поговорка, и я ее уже цитировал: от суда обязательно дождешься приговора, но вот справедливости… Это связано с тем, что каждый толкует справедливость на свой лад. Главным образом к своей выгоде. Что-то не могу припомнить ни одну из сторон, которая по завершении проигранного ею процесса заявила бы: да, сегодня восторжествовала справедливость.
Но все это так, к слову, и из моего иронического подтекста не следует делать выводы о том, что наши судьи не пытаются проявлять справедливость, что, надо сказать, весьма и весьма нелегко, поскольку трудно добраться до этой штуковины. Так что ирония здесь – не больше чем выражение покорности судьбе, безропотного смирения. И все же…
Так о чем я хотел рассказать? Я хотел рассказать совершенно о другом, поведать вам историю, проливающую свет на такое понятие, как свидетельские показания.
Итак, все происходило в те годы, когда я был стажером, и тогда жалованье стажеров еще не было столь щедрым, как ныне. Период стажерства – промежуточная стадия, когда первый экзамен сдан, а второй только предстоит выдержать, своего рода бытие головастика – то есть ты уже не икринка, но еще и не лягушка.
Если ты в статусе стажера, тебя в любую минуту могут перекинуть с одного участка работы на другой, от одного куратора-судьи к другому, тебе вменено в обязанность составление проектов приговора и примечаний к нему, участие в совещаниях и заседание во всевозможных объединениях и так далее, и тому подобное, и между тем дозволено выступать в роли ассистента при адвокате, где в зависимости от склада ума и характера этого самого адвоката пользоваться известной долей самостоятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48