— Не уйти! — крикнул Лагутенко. — Бросайте машину, прыгайте, я попытаюсь их задержать!Заметив переулок, Игорь круто повернул руль. Взвизгнули шины. Промчавшись метров двести, «оппель» врезался в плетень и завяз в рыхлой, вспаханной земле.— Скорее! — Черныш выпрыгнул из машины и помог вылезти Георгию Александровичу. Секретарь горкома пошатнулся… Он был ранен.За спиной взревели мотоциклетные моторы. Подхватив Лагутенко на руки, Игорь потащил его в глубь огорода.Вскоре они выбрались на широкую, пустынную улицу. Отсюда до Левобережной было недалеко. Прижимая к груди Лагутенко, Игорь зашагал вперед……Он отпер дверь, внес в дом Георгия Александровича и уложил его на кровать, затем вышел на крыльцо, задвинул снаружи щеколду, повесил замок и через подземный ход вернулся в комнату.В подвале давно была устроена постель. Игорь перенес раненого туда и, присев рядом, перевязал рану на плече. Повязка тотчас же пропиталась кровью… Лагутенко не приходил в сознание… Черныш прислонился к холодной, сырой стене и закрыл глаза…» 11 На этом заканчивалась рукопись, которую дал мне Игорь Яковлевич Черныш. Удивленный и раздосадованный тем, что чтение пришлось прервать на самом интересном месте, я заглянул в папку, надеясь там увидеть недостающие страницы, но ничего не нашел. Девятая глава обрывалась на полуслове.…Светало. Я сложил рукопись в папку и попытался уснуть, но не смог. Передо мной мелькали образы Гали, Игоря, Мотовилова…Герои книги, как живые, стояли передо мной. Что же было дальше?Я знал, что Лагутенко не удалось спасти. Он ведь был казнен в Прибельске в начале тысяча девятьсот сорок третьего года. Но что случилось с Галей? С Чернышом?Я чуть было не позвонил автору книги по телефону, но, уже встав с кровати, сообразил, что он еще спит…Так и не сомкнув глаз, я поехал в редакцию. Все валилось из моих рук: я с трудом дождался вечера, взял такси и велел шоферу ехать на Кутузовский проспект.Черныш ждал меня.Чемоданы и рюкзаки были уже упакованы, в комнате наведен порядок. Я разделся и прямо с порога сказал:— Это нечестно, почему вы мне не дали следующие главы?— Вы же хотели узнать только о Гале Наливайко, — удивился Игорь Яковлевич, — а к ней я возвращаюсь лишь в конце книги, в тридцать второй главе. То, что там написано, я могу вам рассказать в двух словах…— Подождите… Сначала расскажите, что было после того, как вы спрятали Лагутенко в убежище!— Пожалуйста… Я думал, это вам неинтересно… Да вы пройдите в комнату.Подав мне стул, он закурил.— В общем ничего особенного не было… Правда, не уберег я Георгия Александровича. Но что же я мог поделать? Посудите сами. Двое суток возле него просидел, думал Галю дождаться, но она не вернулась… В сознание Лагутенко так и не пришел ни разу, горел как в огне. Испугался я, что он умрет на моих глазах без медицинской помощи, решил врача позвать. Вылез из подвала, переоделся — и к Мотовилову. Ожидал, что он врача порекомендует да заодно скажет, что делать дальше… Но в кинотеатре «Феникс» меня схватили…— А Лагутенко?— В тот же день и его забрали, когда улицу прочесывали. Об этом я уже после узнал. Избили меня, как полагается, привезли в тюрьму. Клостерман зашел в камеру, поздоровался. «Как себя чувствуете, господин обер-лейтенант?» — спрашивает. А я ему отвечаю: разговаривать, мол, с вами мне не о чем, я желаю беседовать лично с господином Гердом. Вы понимаете, конечно, что я свою цель имел: рассчитывал таким образом узнать что-нибудь новое о Гале.— Узнали?— Узнал, только не от Клостермана, а от других заключенных на прогулке. Герд был убит в ту же ночь, когда я за Лагутенко в тюрьму приехал. Убить его могла только Галя. Ясно, что и сама она не сносила головы. Так я тогда решил и затосковал. Ждал я, что меня не сегодня-завтра расстреляют, но никто мной вроде не интересовался. Даже не били больше. Правда, и не кормили почти совсем. Брюква да пшено без хлеба. За три недели я отощал до неузнаваемости. Лежал целыми днями, силы берег. Оказывается, готовили меня к отправке в Германию. Важным преступником считали…— Вы и в Германии побывали?— Нет, не пришлось. Как-то раз в марте проснулся я от взрывов, подошел к окну, тут меня и стукнуло кирпичом по лбу, успел только увидеть, будто стена раскололась и небо вместе со звездами на меня опрокинулось… Очнулся, вдохнул свежий воздух. Кругом развалины, по небу прожекторы шарят, и самолеты гудят. Встал я, мало чего соображая, побрел куда-то… За ограду чудом перелез, спрятался в разрушенном доме, днем отлежался, потом дальше пошел. Выбрался из города да в поле и упал… Крестьянка меня подобрала, беженка из Переяслава по имени Марфа Андреевна. Шла она с повозочкой и с двумя малыми детишками, христа ради побиралась. Усадила меня в свою повозку, последним черствым куском поделилась. Четверо суток надо мной в поле просидела, пока я не окреп. А потом поклонилась мне и пошла своим горьким путем. И фамилию свою не сказала. После войны пытался я ее разыскать, в Переяслав ездил, но не нашел… Может, через газету обратиться, как думаете?— Попробуйте, — ответил я. — А потом что с вами было?— Скучная и довольно обыкновенная история, — сказал Игорь Яковлевич. — Метался вдоль переднего края, четыре раза пытался перейти линию фронта, голодал, нарывами весь покрылся с головы до ног, оброс, как черт, наконец в конце марта тысяча девятьсот сорок третьего года напоролся в степи на наших разведчиков, умолил их взять меня с собой, когда обратно пойдут… Так и перебрался. Положили меня в госпиталь, а после выдали обмундирование и зачислили в разведроту помощником командира взвода. Через месяц я взводным стал, а в мае был уже старшим лейтенантом. Дальше уже не интересно…— А Сушков? Встретились еще с ним?— Представьте, да. Как раз за две недели до его гибели. Перебросили меня с заданием в Староград, тут я и столкнулся с ним на конспиративной квартире. Ждал он какого-то товарища, а этим товарищем я оказался. Готовили тогда подпольщики восстание в Старограде, хотели помочь нашим наступающим частям с ходу захватить город. В назначенный час люди вышли на улицы с оружием, пять часов сражались с немцами, выбили их из города и продержались три дня до прихода наших войск. Никто почему-то об этом так и не написал, а ведь какая замечательная книга бы получилась! И придумывать ничего не надо… Но я отвлекся… Обнялись мы с Ефимом, поцеловались, всю ночку напролет проговорили. Планы строили, как после войны жить будем, но не довелось Ефиму дожить. Подкосила его немецкая пуля во время восстания.— Про Галю вы у него спросили? Интересно, что в письме было, которое она ему написала из Реченска? Получил он письмо?— Получил и поручение ее выполнил.— Какое поручение?— Довольно деликатное, потому-то Галя от меня и скрыла… Оказывается, у нее был ребенок в Прибельске, девочка шести лет. Родственница или соседка за ней присматривала. Галя просила Сушкова узнать, как здоровье дочери, и сообщить ей.— Продолжайте, — сказал я с беспокойством, пытаясь поймать мгновенно промелькнувшую, но тотчас же ускользнувшую странную мысль. — Продолжайте, прошу вас, это очень интересно. Мой тон удивил Черныша.— Особенно интересного тут, пожалуй, ничего нет. Сушков попросил знакомого полицая зайти по адресу, присланному Галей. Тот через некоторое время передал в отряд, что ребенок погиб от скарлатины, умерла и соседка. Тяжело было Сушкову сообщать об этом несчастье Гале, но пришлось… Он написал письмо…— Но оно не попало в руки той, кому было предназначено; ведь в то время Гали уже не было в живых…— С чего вы взяли? — спросил Игорь Яковлевич.— Как с чего? Она же убила Герда и погибла сама?!— Убила его, верно, но отнюдь не погибла.— Невероятно! — ошеломленно сказал я. — Что же вы раньше-то молчали?— А вы не спрашивали, — ответил инженер. — Вы хотели, чтобы я рассказывал по порядку, я по порядку и говорю.— Простите… У меня просто голова кругом идет. Но как же она спаслась?— История длинная… Подвел Галю мерзавец Жаринов: если бы не он, все могло сойти гладко. Герд сидел смирно, мрачно поглядывая на черное дуло пистолета, который Галя держала в руке. Валентина лежала на диване в полубесчувственном состоянии. Внезапно Галя услышала за стенкой шум. Быстро оглянувшись, она увидела полуоткрытую дверь и спину убегавшего Жаринова. Поняв, что все раскрыто, Галя выстрелила в Герда и бросилась на лестницу. Жаринов был уже внизу. На улице, как вы помните, стояли часовые. В тот момент, когда Жаринов распахнул парадную дверь и выскочил на крыльцо, Галя выстрелила в него и не промахнулась. Она очень хорошо стреляла. Увидев, что телохранитель упал, она вернулась в комнату. Герд без движения лежал на полу. Он был мертв. Валентина судорожно всхлипывала.— Дай мне свою шубу и платок, — скомандовала Галя, — а сама беги в ванную, запрись на крючок и никому не открывай.Азарова подчинилась. Надев ее шубу, Галя распахнула дверь в кухню, выбила стекло в окне, выходившем на задний двор, и вернулась в гостиную. Тут она упала на труп Герда и разразилась рыданиями. В таком виде ее и застали эсэсовцы, сбежавшиеся на выстрелы. Расчет у Гали был простой. Она надеялась, что немцы в суматохе примут ее за Валентину, ведь среди них вряд ли окажутся такие, которые хорошо знают Азарову в лицо. В первую минуту, увидев мертвого штандартенфюрера, они, возможно, не обратят на нее внимания. Так и вышло… Эсэсовцы положили Герда на диван и, разорвав на нем мундир, попытались перевязать рану… Один из них, увидев открытое окно, бросился в кухню и принялся палить из пистолета. Галя беспрепятственно спустилась по лестнице и вышла на улицу. Возле дома уже стояло несколько машин. Оттолкнув Галю, на крыльцо вбежал какой-то майор… Плача, она села на каменную тумбу возле ворот, а через несколько минут, убедившись, что никто на нее не смотрит, ушла совсем.— Надо же иметь такое самообладание! — восхищенно сказал я.— Вы послушайте, что было дальше. Она добралась до кинотеатра «Феникс», но в отличие от меня заметила, что вокруг ходят подозрительные люди в штатском, и покинула парк. Полагая, что после событий в особняке меня арестовали, она не пошла на Левобережную улицу. У нее, так же как у меня, был записан еще один адрес, который дал нам на всякий случай Мотовилов, предупредив, что этим адресом можно воспользоваться лишь в самом крайнем случае. Галя дождалась утра и пошла на Заводскую улицу. Здесь она разыскала нужный дом, постучала и… нос к носу столкнулась с Мотовиловым. Он, оказывается, успел скрыться из своего флигеля, и теперь ждал нас.— Как жаль, что вы не вспомнили про этот адрес!— Я же не знал, что на прежней квартире Мотовилова меня ждет засада… Через несколько дней Галя и Мотовилов узнали о моем аресте и об отправке истекающего кровью Лагутенко в Прибельск. Спасти ни меня, ни его они уже не могли… В Реченске существовала в то время сильная подпольная организация. Патриоты взрывали склады с боеприпасами, саботировали все мероприятия оккупантов. После убийства Герда были произведены аресты, многие товарищи попали в тюрьму и в концлагеря. Каждый человек, владеющий оружием, был нужен организации. По согласованию с подпольным центром Галю оставили в Реченске. Она пробыла в этом городе до прихода наших войск и успела получить печальное известие Сушкова. Так как дочь ее умерла, а дом был разрушен, в Прибельск она не вернулась, а попросилась в армию… Галя совершила большой боевой путь. Она была радисткой, офицером связи, разведчицей… Ее наградили орденами Красной Звезды и Отечественной войны…— Да, да, — пробормотал я. Неясная мысль, мучившая меня, вдруг стала четкой. — Галя, Галя… — сказал я. — Ну, конечно, Галя Наливайко, а почему бы и нет! Но ведь у Гали не было никакого ребенка!— Не понимаю, — внимательно посмотрел на меня Черныш.— Нет, нет, — ответил я, — это я просто так… Скажите, вы хорошо помните внешность Гали? Могли бы ее узнать?— Еще бы!Я достал из кармана завернутую в газету фотокарточку Людмилы Зайковской и протянул ему. Он развернул обертку, взглянул на фото и сказал:— Это Галя. Какая молодая! Откуда у вас ее фото?— Вы точно знаете, что Галя? — Кажется, я заикался.— Ну, разумеется! — удивился он.— Это надо записать! Сейчас же, немедленно записать, и вы должны расписаться! — Я почти кричал. — Необходимо, чтобы вы официально подтвердили. Понимаете? Официально!— Ничего не понимаю. Что с вами?— Подождите! — Я схватил со стола графин, налил себе воды в стакан и с жадностью выпил. — После нее остались какие-нибудь документы? Вы знаете, где она погибла? Когда. При каких обстоятельствах?— Кто?— Да Галя же, Галя!— Она не погибла. Она жива.
Несколько секунд я тупо смотрел на Игоря Яковлевича, не в силах произнести ни слова?— Что вас, собственно, так удивило? — с недоумением спросил он. — Конечно, она жива. В тысяча девятьсот сорок четвертом году я встретился с нею в разведотделе армии. Недели две мы пробыли вместе… Я даже пытался за нею поухаживать, но в самый интересный момент появился некий капитан Назаров. Он дал ясно понять, что моя предприимчивость ему не совсем нравится. Эти события я описал в тридцать второй главе. Галя сама рассказала мне о своих приключениях.— А потом?— Ну что потом? Потом война окончилась, Галя демобилизовалась, вышла замуж за этого самого Назарова и уехала с ним в Архангельск. Не повезло ей, правда. Муж завербовался на зимовку на Север, да там от цинги и помер. Осталась она одна. Три года на Севере прожила, никак с поселком расстаться не могла, где капитана своего похоронила, а в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году свекор и свекровь прислали ей письмо, попросили приехать к ним в деревню на постоянное жительство, быть вместо дочери. Галя поехала и сейчас там живет. В школе немецкий язык преподает. Я ее в прошлом году видел. Она на курорт в Крым ездила, забежала ко мне на полчаса… Постарела, но все-таки еще очень красивая. — Голос Игоря Яковлевича дрогнул. Быстро взглянув на меня, он нахмурился и суховато закончил: — Вот и все. Больше, пожалуй, ничем не могу быть вам полезным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19