Она развязала мешок, стала выкладывать на стол все, что в нем было.
Женщины живо поднялись с лавок, подошли к столу.
В это время снова открылась дверь, и в хату вошли сразу пятеро. Четыре женщины и мужчина в коротком потертом полушубке, в шапке-ушанке.
— Ого! Здесь уже торг идет, все, наверное, расхватали, — с порога заговорила женщина в суконной свитке, в сапогах.
— Чтоб ты да опоздала, — отозвалась другая, — разве без тебя какой торг обойдется?
— А и без тебя, вижу, не обошелся, — незлобиво ответила вошедшая.
— Идите, идите, всем хватит, — успокаивала их тетка Ева, хотя было видно, что женщины шутят.
Бабы обступили стол. Рассматривали пакетики с сахарином, с краской, коробки спичек. Каждая откладывала себе то, что намеревалась взять.

— Тэкля, бери вот сахарин, у тебя маленький ребенок, пригодится, — советовала тетка Ева женщине в суконной свитке.
— Если не дорого, то можно будет взять, — ответила Тэкля.
Мужчина смотрел на стол поверх голов женщин, но ничего не брал, только качал головой, причмокивая.
— Вот что значит город. Война не война, а там все есть, и спички, и краска, а здесь как не было ничего, так и нет, — сказал он.
— Вот уж, дядька, позавидовали городу, — рассмеялась Тэкля. — Были вы там хоть раз, видели, как он разбит?
— Разбит или не разбит, а там все есть, — настаивал мужчина.
— В городе теперь голод, — не выдержала Нина. Ей сразу не понравился этот дядька, подумать только — говорит, что в городе все есть. Это чтоб выставить Нину богатой, а самому прикинуться бедненьким.
Две женщины развернули покрывало. Третья прикладывала к себе шелковую блузку.
— Вот хорошее покрывало, но и попросишь ты, наверное, за него много, — сказала женщина, которая пришла первой.
— Кило сала, — ответила Нина.
— Ого, — покачала головой женщина и стала складывать покрывало.
— Покрывало Стэфка Буракова возьмет, приданое к свадьбе будет, — сказала Тэкля.
— У нее от приданого и так сундуки ломятся…
— Куда уж больше, — заговорили женщины.
— А разве вы не знаете, что добро к добру льнет?
— Кто много имеет, тому еще больше хочется иметь, — сказала тетка Ева.
— Вот чужое богатство глаза колет, — вступился за неизвестную Нине Стэфку мужчина.
— А за кофточку сколько ты хочешь? — неуверенно спросила голубоглазая молодая женщина, которая до этого молчала и вообще не лезла к столу.
— Тоже кило, — твердо сказала Нина.
Женщина держала в руках кофточку, по всему было видно — она ей нравилась.
— Хорошая кофточка, — сказала она. — И кило стоит… Но весна придет — без сала плуга не потянешь… Самим нужно.
— И кофточку Стэфка возьмет… Вот посмотришь, — снова засмеялась Тэкля.
— А что это за Стэфка такая? — спросила Нина. Ей было интересно, что это за богачка, которая все может купить.
— Стэфка? Дочь…
Не успела тетка Тэкля сказать Нине, кто такая Стэфка Буракова, как дверь в хату открылась, и вошла молодая девушка. В плюшевом жакете, в цветастом платке. По тому, как прикусила тетка Тэкля язык, как сразу замолчали бабы, Нина догадалась, что это и есть та самая Стэфка.
— Вечер добрый, — сказала, как пропела, она.
— Добрый вечер, — не очень охотно ответили женщины.
У девушки было красное от холода лицо, большой мясистый нос, толстые губы.
«Если эта Стэфка покупает себе приданое, значит, собирается замуж, значит, она невеста», — подумала Нина. Нине всегда казалось, что невеста должна быть обязательно красивой. Ну, а как же иначе? А эта… Нет, не похожа она на невесту, один нос чего стоит…
— Иди, Стэфка, иди, здесь для тебя кое-что есть, — льстиво обратился к ней мужчина.
Стэфка подошла к столу. Глаза ее забегали, ощупывая все, что там лежало. Остановилась на кофточке. Огромными красными руками взяла Стэфка кофточку, развернула, приложила к себе. Посмотрела на баб, спросила, переводя глаза с одной на другую:
— Ну как, идет мне?
— Тебе, Стэфка, все идет. Что ни возьмешь — все тебе идет, — весело сказала Тэкля.
— Если есть за что покупать, так неудивительно, что все пойдет, — вставила женщина с голубыми глазами, которая первая смотрела кофточку.
— Бери, Стэфка, бери, — подбадривал ее мужчина, — не слушай, что они говорят. Это от зависти.
— Сколько же ты хочешь за кофточку? — спросила Стэфка у Нины.
Та сказала.
— Ого, — покачала головой Стэфка. — А это что? — потянулась она к покрывалу.
Не выпуская из рук кофточки, Стэфка стала разворачивать покрывало.
— Что ж, как раз на свадебную кровать, — снова сказала Тэкля.
Стэфка стрельнула глазами в сторону Тэкли. Видимо, хотела понять, искренне та говорит или насмехается.
В глазах Тэкли была явная насмешка, и лицо Стэфки сделалось злым, колючим.
— У тебя-то не спрошу, покупать или нет, — сказала она. — А сколько за покрывало? — повернулась она к Нине.
— Как и за кофточку, — ответила та.
Стэфка крепко держала в одной руке кофточку, в другой — покрывало. На лбу у нее собрались морщины, под носом выступили капельки пота. Видимо, думала.
— Полтора кило, — наконец сказала она. — Возьму и покрывало и кофточку.
Все затихли. Ожидали, что скажет Нина. Но та тоже молчала, думала — отдать или нет. Она теперь понимала, что если эта Стэфка не купит, то другие женщины вряд ли возьмут. Боялась потерять покупателя. Но за полтора килограмма сала было жаль отдавать такие вещи. Решила все же поторговаться.
— Не отдам, — сказала она. — Давайте два.
Стэфкины пальцы разжались, она вздохнула.
— Ну, если Стэфка не возьмет, то мы купим, — сказала вдруг Тэкля. — Манька — кофточку, — кивнула она на женщину с голубыми глазами, а я — покрывало. Была не была! — махнула она рукой.
Стэфкины пальцы вновь впились в кофточку и покрывало.
— Очень уж ты быстрая, — набросилась она на Тэклю. — Мы ведь еще не кончили торговаться… Лишь бы перебить… — Так давай за полтора кило, — снова обратилась она к Нине.
— Что же я вам буду отдавать за полтора, если мне два дают, — ответила Нина.
Она начинала понимать Тэклину игру. Тэкля ведь и не собиралась покупать покрывало, и Манька кофточку не купит, хотя та ей и нравится; наверное, просто хотят помочь Нине выгоднее продать.
Стэфка молчала, сопела, но кофточку и покрывало из рук не выпускала.
— Ох и хорошая кофточка, — подлила масла в огонь Манька.
— А покрывало… Новехонькое… Это тебе не постилка своей работы, — вздохнула Тэкля.
— Хорошо, возьму, — неожиданно охрипшим голосом сказала Стэфка.
Она сложила покрывало и кофточку, запихнула их за пазуху.
— Сало завтра принесу. Но два кило… Ай-яй-яй, — простонала она.
Словно боясь, что Нина передумает или бабы отнимут у нее покупку, она потопталась немного возле стола, затем повернулась и быстро вышла. Уходя, сильно хлопнула дверью, выражая этим свое презрение к оставшимся в хате.
Как только она ушла, женщины засмеялись, заговорили.
— Так и вцепилась в кофточку, — злобно говорила Манька.
— А как сопела… — вставила одна из баб.
— А что я говорила, что говорила? — толкала женщин Тэкля. — Говорила ведь, что Стэфка возьмет!
— Так вы же сами помогли ей, — сказала Нина.
— Помогла, потому что видела — ты за полтора кило уже готова была отдать. А скулу ей в бок! Пускай дает два!
— А кто эта Стэфка? — снова спросила Нина. Она теперь видела, что Стэфку не любят, но за что? Что она плохое сделала людям? Или не любят только за то, что Стэфка богата?
— Дочка одного гада. Полицая. И замуж за такого же гада выходит, — сказала Тэкля.
Нина вдруг побледнела. Что же это происходит?.. Что она наделала?.. Мамину кофточку теперь будет носить жена полицая. Покрывало… Ее приданое перешло к невесте полицейского…
— Почему же вы мне раньше не сказали… — едва проговорила Нина. — Да чтоб я… Где она живет?.. Я побегу… отниму… Я не хочу…
Нина бросилась искать свой жакет. Ткнулась в один угол, в другой. Нашла, набросила на плечи.
— Куда ты, глупая! — схватила ее за руку тетка Ева.
Нина вырывалась, хотела бежать на улицу, но женщины окружили ее.
— Погоди, что ты делаешь!
— Вот ненормальная…
— Одумайся, — заговорили они все разом.
Тетка Тэкля по-матерински обняла ее за плечи, усадила на лавку.
— Не горячись, — говорила она. — Кто ж еще купит твою кофточку, если не эта гадина. Честный человек в войну не разбогатеет, а бедному не до нарядов.
— Но я не хочу… Не хочу, — сквозь слезы говорила Нина.
— Хочешь ты этого или нет, а придется отдать, — сказала тетка Ева. — Да и не горюй уж очень. Им все равно чужое добро боком выйдет, а ты радуйся, что продала.
— Да и как ты будешь забирать обратно? — рассуждала Тэкля. — Скажешь Стэфке, что не хочешь отдавать полицаям? Так и из деревни не выйдешь, убьют, и вся недолга.
Нина понимала, что женщины говорят правду. Она сидела на лавке с наброшенным на плечи жакетом, совершенно опустошенная.
— Неужели вы здесь не можете сладить с полицаями? — сказала она наконец. — Или у вас партизан нет?
— Тсс, глупая, — цыкнула на нее Тэкля, глянув на мужчину, который все время с интересом наблюдал за происходившим в хате. — Если ты, собачья кость, кому-нибудь скажешь, что здесь было, так помни… На одном суку с теми гадами болтаться будешь.
— Тьфу, сгори ты, еще и угрожает, — плюнул мужчина под ноги. — По мне что хотите делайте…
Он повернулся и вышел, как и Стэфка, громко хлопнув дверью.
— Еще одна собака.
— Прихвостень, — зашумели бабы.
— Что, может, и этот полицай? — спросила Нина.
— Какого он дьявола полицай… Так, к властям подлизываться любит.
Нельзя сказать, чтобы женщины совсем успокоили Нину, ей все равно было не по себе, не покидало сознание, что она сделала что-то плохое. Но женщины убедили, что теперь уже нельзя ни в коем случае отнимать вещи, и что в самом деле все, что подороже, могут покупать только гады. Она сидела на лавке и молчала, сложив руки и опустив голову.
— Давай, девка, кончай свой торг, — сказала тетка Ева. — Говори бабам, сколько хочешь за спички, краску, сахарин.
— Да, Ниночка, говори.
— И брось ты горевать — сидит как в воду опущенная, — утешали ее женщины.
— Ну вот, я взяла две коробочки спичек, пакетик краски и сахарин, — показывала ей Тэкля, держа в руках. — Сколько за это хочешь?
Нине вдруг стыдно стало что-то просить, назначать цену. Словно она и в самом деле торговка, приехавшая из города. Эти женщины были к ней так добры. После того, что здесь произошло, просто невозможно было торговаться с ними.
— Сколько дадите, — не глядя ни на свой товар, ни на Тэклю, ответила Нина.
— Ну, а за это сколько?
— Сколько дадите…
Тетка Ева, видя такое состояние Нины, сказала бабам:
— Вы ей жирами… Понемногу, сколько сможете… Что-нибудь другое ей тяжело будет нести. Лучше жиры.
— Ну вот, хорошо…
— Не обидим… Спасибо, — благодарили бабы.
Вскоре они ушли, и в хате без них стало тихо и пусто, Нина, грустная, сидела на лавке.
Тетка Ева что-то говорила ей, но Нина не слушала. Поужинала и полезла на печь.
Старалась отогнать от себя мысли, сомнения, старалась уснуть, и вскоре сон сморил ее.
Проснулась, когда уже было светло. Пошевелила рукой, ногой — они уже не так болели. И на сердце было спокойнее. Может, и правда ничего плохого она не сделала…
Оля снова пела свои песни, Вера сидела у стола, читала какую-то книжку, Костя ходил взад-вперед по хате — от кровати к печке и обратно.
Вошла тетка Ева с белым узелком под мышкой.
— Ходила вот к Стэфке за твоим салом, — сказала она. — Боялась, чтоб не выкинула какой фокус. Бери, два кило, — положила она узелок на лавку.
Смеясь, тетка стала рассказывать, как отдавала ей Стэфка сало.
— Она сказала отцу, что купила кофточку и покрывало за килограмм, — громко говорила тетка. — А еще килограмм — украла… Как вор, вынесла тайком.
Это развеселило Нину.
А днем стали приходить бабы, приносить плату за остальное.
Нина складывала свою выручку в мешок, и он становился все тяжелее и тяжелее.
«Ничего, донесу», — думала она. Ей уже хотелось поскорее идти домой, решила, что завтра утром пойдет, сказала об этом тетке.
— А может, еще немного отдохнула б, отъелась бы, — сказала та.
— Некогда отдыхать, дома у нас, сами знаете, совсем пусто. Я, может, скоро еще раз приду, жить как-то нужно… Может, придем с мамой, когда Миша поправится.
— Ну, как знаешь, — ответила тетка.
Остаток дня и весь вечер Нина лежала на печи, смотрела на все, что делалось в хате.
Олечка играла в куклы — пеленала деревянный чурбачок и все пела. Костя сновал по хате, и Олечка то и дело на него покрикивала:
— Куда полез, дурак! Не тронь, отойди!
Вера снова где-то бегала по деревне, а тетка хлопотала по дому.
Вечером она стала перевязывать свою ногу, и Нина увидела, какая она у нее красная, толстая, вся в болячках.
— А что, тетя, ее нельзя вылечить? — спросила Нина.
— Ах, Ниночка, чего только я с ней не делала! Перед войной уже немного лучше стало, доктор в Плуговичах был понимающий, какой-то мази дал, но его немцы убили — он был еврей. А теперь где ты ее лечить будешь, разве у знахарок, но я им не верю.
Тетка намочила тряпочку в каком-то отваре, обернула ею ногу.
— Вот траву прикладываю, но помогает слабо.
Перевязав ногу, она стала укладывать детей. Подвела Костика к тазику, умыла его теплой водой. Мальчик послушно подставлял лицо под мокрую руку матери.
— Ну вот, и чистенький будешь, и красивенький, — приговаривала тетка. Причесала русые волосы мальчика, поцеловала его.
Нина с удивлением наблюдала, как ласкала тетка мальчика. Значит, она все-таки любит его, жалеет.
Дети уснули, а Нина, лежа на печке, смотрела, как тетка пряла лен.
— До войны во всем покупном ходили, — говорила тетка, — а теперь вот снова — и прясть нужно, и ткать. Вернемся еще и к лучине, наверное… Очень уж трудно стало доставать керосин.
— И у нас в городе тоже все по-допотопному пошло, — сказала Нина. — Ни трамвая, ни электричества. Кино только для немцев. Школ нет. Это же нашему Вите еще в прошлом году в первый класс нужно было идти…
Тетка перестала прясть. О чем-то задумалась. Потом сказала:
— И Верка вон по селу бегает… А ей тоже учиться надо бы.
Еще не рассвело, когда Нина покидала деревню.
1 2 3 4 5 6