Через несколько дней Лафар зашел к Дзержинскому. Он услышал конец разговора председателя ВЧК с членом коллегии Фоминым — пожилым бритоголовым рабочим с пышными усами.
— Вы знаете, Василий Васильевич, что грабежи и бандитизм в городе не прекращаются? Нужно помочь Розенталю. Как вы думаете, может быть, стоит создать в помощь московской уголовно-розыскной милиции ударные группы ВЧК?
Дзержинский заметил Лафара.
— Ну что, новые стихи о Французской революции принесли? Я могу членов коллегии пригласить, а заодно и Илюшу Фридмана, большого поклонника ваших стихов — пусть послушают.
Лафар шутку не поддержал.
— Феликс Эдмундович, недавно арестовали профессора Василия Яковлевича Зеленина — начальника городских солдатских лазаретов. Его обвиняют в грубом отношении к санитарам и сестрам.
Дзержинский вопросительно посмотрел на Лафара.
— Я разбирался в этой истории, — продолжал Лафар, — все это — чистая липа. Доктор Зеленин настаивал на хорошем уходе и обращении с ранеными солдатами, требовал стирать бинты, которых не хватает, чаще мыть полы, проветривать палаты.
Председатель ВЧК, казалось, был удивлен.
— Георгий Георгиевич, зайдите, пожалуйста, к Ксенофонтову, покажите ему дело и доложите ваши соображения. Я попрошу Ксенофонтова разобраться…
Лафар не видел Льва Никулина несколько месяцев. Встретив однажды Лафара в Эрмитаже, Лев Вениаминович бросился к нему.
— Жорж, у меня новость. Помните, я рассказывал о докторе Зеленине? Его освободили, и вскоре он уехал с санитарным поездом на восток.
* * *
В начале Тверской надалеко от Камергерского переулка, как раз напротив нынешнего Центрального телеграфа, в 1918 году находилось кафе «Домино» или, как часто его называли, «Кафе поэтов».
Посещали его литераторы, артисты, художники, молодые театральные режиссеры. В кафе этом часто бесплатно кормили голодную московскую богему. Кормилицей, которая вынянчила и выходила целую плеяду скандальных и знаменитых впоследствии поэтов, был громадного роста сибирский шулер и буфетчик, добрейший Афанасий Степанович Нестеренко.
Лафар часто заходил в это кафе, читал стихи, участвовал в литературных диспутах.
За стеклянным столиком почти ежевечерне сидел сослуживец Лафара по Лубянке левый эсер Яков Блюмкин, молодой чернобородый парень в кожаной куртке, большой, кудлатый, с немного одутловатым лицом и очень толстыми губами, всегда мокрыми.
Лафар знал, что родом Блюмкин из Черниговской губернии, учился в Одесском техническом училище, возглавлял разведывательный отдел 3-й Советской Украинской армии, а в конце мая 1918 года по рекомендации ЦК партии левых эсеров был принят в ВЧК и сразу же назначен Дзержинским на ответственный пост заведующего отделом контрразведки.
Блюмкин много пил и в пьяном виде куражился, безобразничал.
Как-то зашел в «Кафе поэтов» молоденький актер мейерхольдовского театра Игорь Ильинский. Что-то не понравилось чекисту в поведении актера.
— Хам! — заорал Блюмкин.
И вытащив из кармана браунинг, наставил его на актера.
— Молись, хам, если веруешь!
Буйный нрав Блюмкина в кафе знают, кто-то виснет у него на руке и отбирает оружие.
Ильинский стоит ни жив, ни мертв, белый, как мел.
А вскоре разразился скандал, о котором узнала вся Москва.
В тот день Блюмкин пришел в «Кафе поэтов» навеселе и тяжело опустился на стул. Подняв глаза, он увидел поодаль Осипа Мандельштама. Поэт знал этого чернобородого человека в кожаной куртке, левого эсера, чекиста, от которого можно ждать любых неприятностей.
Мандельштам вообще боялся всех людей в кожаных куртках, старался держаться от них подальше и не встречаться глазами. А теперь он смотрит, как завороженный, на пьяного Блюмкина и не может отвести взгляд.
Блюмкин неторопливо достает из бокового кармана пачку каких-то бумаг, вынимает карандаш и начинает писать. Пишет он внимательно, сверяется с длинным списком, заполняет небольшие бланки.
— Яков, ты что там пишешь? Не стихи ли? Блюмкин поднимает взгляд.
— Погоди. Нужно срочно выписать ордера… Контрреволюционеры вокруг… Сидоров? Помню, помню. В расход. Петров? Какой такой Петров? Ну ладно, все равно в расход… Ордера уже подписаны Дзержинским заранее. Нужно только фамилии вписать и…
Блюмкин пристально смотрит на Мандельштама и склоняется над очередным ордером. Все понимают, что Блюмкин разыгрывает спектакль, куражится над посетителями.
А дальше происходит нечто невероятное, чего хорошо знающий Мандельштама Лафар не мог предположить. Мандельштам, доверчивый и беспомощный, как ребенок, фантазер и чудак, бросается к Блюмкину, выхватывает пачку «ордеров», рвет их на части, несется к выходу и выбегает на пустынную в это позднее время Тверскую…
О выходке Блюмкина в «Кафе поэтов» Дзержинскому рассказала Ольга Давыдовна Бронштейн — сестра Льва Троцкого, которая была замужем за Львом Борисовичем Каменевым.
В семье Каменевых к Мандельштаму относились с большой симпатией и всегда помогали ему, чем и как могли. Льва Борисовича в то время в Москве не было и возмущенная Ольга Давыдовна, взяв с собой поэта, сама поехала на Лубянку.
Председатель ВЧК принял их сразу, выслушал Ольгу Давыдовну и, обращаясь к оробевшему Мандельштаму, спокойно сказал:
— Хорошо, что вы ко мне пришли, не волнуйтесь, мы Блюмкина расстреляем…
Чем привел поэта в немалое замешательство…
В тот же день Дзержинский вызвал Лафара.
— Георгий Георгиевич, вы хорошо знакомы с московской богемой, бываете на литературных вечерах. Что там вытворяете наш Блюмкин?
— Феликс Эдмундович, это опасный человек, способный на любые художества и провокации. Если вы хотите знать мое мнение, то я считаю, что его нужно уволить из ВЧК. Чем быстрее у него будет отобрано чекистское удостоверение и изъято оружие, тем лучше. Кое-кто называет Блюмкина «романтиком революции», чуть ли не якобинцем. Якобинцы совершали много ошибок, но они никогда не совершали подлостей.
Дзержинский немного помедлил.
— Ну что же… Соберем коллегию и будем решать.
На следующий день Дзержинский собрал коллегию ВЧК, но никакого решения принято не было.
Блюмкин продолжал ходить по городу с удостоверением чекиста, а через несколько дней по заданию ЦК партии левых эсеров вместе с фотографом из своего отдела Андреевым убил германского посла Мирбаха и исчез из города.
Худшие предположения Лафара подтвердились…
А через пять лет, в 1923 году, непотопляемый Блюмкин снова был принят в ОГПУ и направлен резидентом советской разведки в Палестину.
* * *
Лубянка, начало декабря 1918 года. Заседание коллегии ВЧК ведет Дзержинский.
— Вы знаете, что обстановка на юге резко обострилась. Высадка союзного десанта в Одессе и в ряде других городов черноморского побережья, ввод в Одессу войск Антанты ставят перед ВЧК новые задачи. Нам нужна объективная информация о положении в Одессе, сведения о силах французов и англичан в городе. Очень важны для нас планы интервентов, нужно найти возможность, я это подчеркиваю особо, выйти на французское командование. Я хочу попросить вас, Николай Алексеевич, доложить нам свои соображения. Кстати, как обстоят дела у Кабанцева?
Николай Алексеевич Скрипник, начальник секретно-оперативного отдела, был самым старшим по возрасту из сотрудников ВЧК.
Ему исполнилось всего сорок шесть, а его считали стариком.
Подтянутый, высокий, чуть сутулый, с продолговатым интеллигентным лицом, высоким лбом с залысинами, начинающейся сединой, аккуратной профессорской бородкой, Скрипник говорил всегда спокойно, негромким ровным голосом.
— Феликс Эдмундович, французы и англичане обычно заигрывают с интеллигенцией. Это хорошо известно. Поэтому мы поручили Кабанцеву вербовку агентуры среди творческих работников одесской кинофирмы «Мирограф». К сожалению, Кабанцев сделал, на мой взгляд, опрометчивый шаг. Он сообщает, что ему удалось установить тесные связи с неким Петром Инсаровым, актером и режиссером «Мирографа», анархистом по убеждениям. Раньше, при австро-венграх это было еще терпимо, а сейчас, при французах, — недопустимо. Поэтому в среде одесской интеллигенции нам нужны другие агенты, пользующиеся в городе авторитетом, известные своей аполитичностью и, что крайне желательно, имеющие контакты с французскими офицерами. Нужно поручить Кабанцеву поискать новые связи в «Мирографе».
— Это само собой. Но одним Кабанцевым и «Мирографом» сейчас не обойтись. Обстановка сложная, а времени в обрез. Нужны новые каналы…
— Разрешите мне, Феликс Эдмундович, — из-за стола поднялся Яков Петерс, приземистый круглолицый латыш, заместитель председателя ВЧК. — Мне представляется, что в Одессу нужно послать кого-нибудь из Москвы. Например, Лафара. Человек надежный, прекрасно говорит по-французски, даже французских поэтов на русский язык переводит. И потом, у него готовая легенда — ничего придумывать не нужно. Это очень важно для разведчика чисто психологически. До марта семнадцатого служил в экспедиционной конторе, которая получала оружие для русской армии от французских союзников, а потом до октября — во французской миссии генерала Нисселя. Уж что может быть лучше если начнут проверять…
Дзержинский улыбнулся.
Идея Петерса ему явно понравилась.
— Что ж, неплохо, — сказал председатель ВЧК. — Он —. готовый аристократ, маркиз или граф — он сам это нам объяснит. Но вообще у него одно время анархистские идеи в голове бродили. Может быть, и к лучшему — смелее станет. В общем я — за.
Дзержинский подвел итоги обсуждения:
— Руководство операцией, я думаю, мы поручим вам, Михаил Сергеевич, — обратился председатель ВЧК к Михаилу Кедрову, только что назначенному начальником военного отдела, — переговорите с Лафаром, подробно обрисуйте обстановку, сформулируйте задание, договоритесь о связи и, в общем, все прочее. Хотел бы только посоветовать — не вступать ни в какие связи с нашими подпольщиками в городе и с членами Интернациональной группы, которые, по моим сведениям, будут направлены в Одессу для ведения агитации среди французских солдат. Я бывал на их заседаниях в гостинице «Метрополь», а затем на Малой Бронной. Это честные, смелые люди, но работать в Одессе нужно сепаратно. Никаких контактов. И еще — обратите внимание Лафара на поиски возможных невоенных путей ухода интервентов. Кстати, давайте придумаем кодовое имя для нашего агента.
— «Шарль», — предложил Кедров. Никто не возражал.
* * *
Из анкеты агента «Шарля», заполненной им перед отправкой в Одессу:
Отдел: по борьбе с контрреволюцией
1. Ф.И.О.: Лафар Георгий Георгиевич
2. Кличка или псевдоним: Шарль
3. Где и когда родились: Сестрорецк, 14.IX.1894
4. Национальность: француз
5. Основная профессия: модельщик, переводчик, литератор
6. Какие знаете языки: французский, немецкий, итальянский, русский
7. К каким партиям принадлежали: (прочерк)
8. ваши родственники:
а) отец: инженер — оружейник. Вывезен в Россию юношей в 1873 через Австрию
б) мать: домашняя учительница
в) братья, сестры: (прочерк)
г) жена, дети: (прочерк)
9. Где жили, чем занимались и в качестве кого:
а) до 1905 года — Сестрорецк, Боленнское уч.
б) до августа 1914 года — Париж, учеба, Сестрорецк, работа у отца на оружейном заводе
в) до марта 1917 года — служба в экспедиционной конторе, затем миссия
г) до октября 1917 года — Петроград, французская миссия генерала Нисселя
д) после октября 1917 года и до поступления в отдел: ВЧК
10. С какого момента в отделе: XII. 1917
11. Место жительства: бывшая гостиница «Дрезден», общежитие
Подпись: Лафар г. Москва 27. XII . 1918
Лаконичные строки анкеты немало рассказывают о Жорже Делафаре (Георгии Георгиевиче Лафаре) — потомственном маркизе, агенте ВЧК под кодовым именем «Шарль», которому предстояло выполнить особое поручение в занятой интервентами Одессе.
Пункт 6, например, свидетельствует о том, что Лафара получил прекрасное воспитание под руководством матери, домашней учительницы.
Вместе с тем он учился ремеслу модельщика в училище, основанном в Сестрорецке (в 28 верстах от Петербурга) в начале века начальником местного завода, всемирно известным оружейником С.И.Мосиным на его собственные деньги.
А что это за экспедиционная контора, в которой служил Лафар до марта 1917 года? Такая контора действительно в Петербурге существовала, находилась она на улице Гоголя, принадлежала некоему Леону Карлу Лаферу и занималась отправкой и получением военного снаряжения, в том числе от французских союзников.
Не исключено, что именно стараниями хозяина конторы Лафера Жорж Делафар был принят на работу во французскую союзническую миссию генерала Нисселя, что оказалось очень кстати при разработке операции по заброске Лафара — агента «Шарля» в занятую интервентами Одессу.
Разве может вызвать подозрение властей бывший сотрудник французской союзнической миссии в России, к тому же безукоризненно владеющий французским?
Глава II. СЕКРЕТНЫЙ КАНАЛ ДЕЙСТВУЕТ
Одесса встретила Делафара низким серым небом, снежной крупой вперемежку с дождем, порывами колючего ветра с моря.
Был конец декабря 1918 года.
В гостинице «Лондонская» на Николаевском бульваре свободных мест не было.
— Извините, месье, — сказал услужливый портье, — ничем не могу помочь. Вам нужен одноместный номер? Я вам скажу, что у нас все номера одноместные, но гостиница занята нашими друзьями —французскими офицерами. Попробуйте зайти, молодой человек, в гостиницу «Бристоль». Это недалеко — на Пушкинской, дом четырнадцать. Впрочем, там тоже живут иностранные офицеры — англичане, греки.
Заметив вопросительный взгляд Делафара, портье пояснил:
— Не ладят союзники между собой, вот и живут отдельно — французы у нас, англичане — в «Бристоле». А уж если в «Бристоле» не получится, идите в «Большую Московскую». Это на Дерибасовской, в доме четырнадцать, рядом с кинотеатром.
И почему-то понизив голос до шепота, будто сообщая большую тайну, словоохотливый портье продолжал:
— В «Большой Московской» летом этого года киноартисты из Москвы поселились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39