— Сара будет держать оборону здесь, в офисе. А мы начнем с Боба Спектора. Он хочет, чтобы мы сходили в Нью-Йоркскую клиническую больницу и побеседовали с врачом по имени Гиг Бэбсон. Спектор сказал, что доктор Бэбсон и Джемма Доген были не разлей вода. Мы должны выяснить все о слухах насчет ее ухода из Медицинского центра — когда она собиралась сделать это и почему. Это задание на вторую половину дня.
Тут начали приходить люди с рутинными делами, которых никто не отменял.
Рядом с Лорой стояла Стейси Уильямс. Ей нужна была моя подпись, чтобы возместить расходы на авиабилет для свидетельницы, прилетавшей из Канзас-Сити на суд по делу об изнасиловании.
— Где пропадаешь, Стейси? — спросил Чэпмен. Стейси, стажер одного из наших юристов, уже больше полугода встречалась с приятелем Майка из убойного отдела.
— Мы расстались, Майк. Я порвала с Питом две недели назад. Он врал мне. Все это время говорил, что они с женой живут раздельно.
Я просмотрела чеки и подписала ее заявление. Сара изобразила материнскую заботу:
— Стейси, разве ты не помнишь, что говорит Пэт Маккинни всем новичкам в приветственной речи? Когда коп заявляет, что он разъехался с женой, это означает, что в этот самый момент он едет по скоростной автостраде Лонг-Айленда, а его жена сидит за восемьдесят миль от него, дома, с четырьмя его детьми. Так в полиции понимают словосочетание «разъехаться с женой».
Одного взгляда на милое личико Стейси и ее ладную фигуру — она как раз повернулась, собираясь уходить, — хватило, чтобы понять: она не будет долго убиваться по этим отношениям.
— Вот, держи ваучер. И не забудь сказать мне, когда начнется суд, Стейси.
— Не слишком-то сообразительная девушка эта Стейси, Куп, — заметил Чэпмен. — Пит каждый день носит бейсболку, на которой большими буквами вышиты три примечательных слова, а она не сообразила, что он женат. Наверное, она подумала, что Детская лига Массапекуа — это его любимая благотворительная организация.
— Оставь девушку в покое, Майк. — Сара встала, чтобы пойти к себе и составить расписание на день. — Держи меня в курсе, хорошо, Алекс?
Майк позвонил лейтенанту Петерсону и попросил прислать детектива, забрать листок в лабораторию. Мы позвонили Бобу Банниону, чтобы организовать просмотр видеопленки с места преступления — хотели еще раз подробно все рассмотреть в надежде, что нам удастся понять, в каких именно папках Доген рылся преступник.
Сидя в кабинке для просмотра видео, мы с Чэпменом раз за разом прокручивали пленку, увеличивая некоторые моменты в попытке понять, что нужно было преступнику в ее кабинете. Напоминают ли папки из ее кабинета — которые мы, несомненно, должны еще осмотреть лично — папки, найденные в мусорном баке? Если туда их выбросил убийца, то откуда он их унес? Со стола или из какого-нибудь ящика?
— Нужна помощь? — поинтересовался Боб.
— Ты нам понадобишься, когда мы поймем, что ищем. А этого пока не случилось.
Вернувшись в мой офис, мы застали там Джанин Борман из судебного отдела.
— Судья из пятого зала дал мне полчаса на предоставление соответствующего законного обоснования. Иначе он удовлетворит ходатайство защиты об отклонении иска. У меня просто нет времени на то, чтобы копаться в книгах. Я подумала, может, ты сталкивалась с подобным раньше.
Удобная отмазка — «нет времени». На самом деле Джанин просто не умеет работать с книгами, подумала я.
— А в чем проблема?
— Дело о половой агрессии. Все случилось в метро. Никаких СПЖ. У нас есть только заявление от полицейского.
«СПЖ» — так мы для краткости называем свидетеля, подавшего жалобу. Как это часто бывает в случае небольших преступлений в транспорте, жертвы не дожидаются приезда полиции. Они уже из опыта знают, что шансы на поимку преступника невелики, если не сказать, ничтожны. Да, всегда есть вероятность того, что в переполненном вагоне метро какой-нибудь извращенец станет тереться членом о ногу рядом стоящей женщины, — но женщина готова заплатить эту цену за возможность вовремя попасть на работу в Нью-Йорке. С этой точки зрения зимнее время года имеет свои преимущества: пальто — это дополнительная защита от преступника.
— И в чем суть дела?
Джанин смешалась, ей неудобно было употреблять слова, которые я произносила сотню раз каждый день. Отвечая на мой вопрос, она запиналась и мямлила, бросая смущенные взгляды на Чэпмена.
— Ну, это... ответчик, Антоний Гавропулос, вроде как был на противоположной платформе. Полицейский говорит, что заметил, как ответчик встал позади одинокой женщины. От утверждает, что Гавропулос... ну... что он видел, как тот оголил себя...
— Достал пенис? — переспросила я.
— Ага. И что у него... э-э-э... была эрекция, и что он вроде как потерся пенисом о женщину.
— Вроде как потерся или потерся, Джанин? Либо у нас есть состав преступления, либо нет.
— Извините, мне просто...
— Послушай, если ты собираешься вести подобные дела, то должна научиться пользоваться этим языком и точно называть части тела. Никаких иносказаний, никакого смущения. Это работа.
Она собралась с духом и начала заново:
— Мы обратились в суд с иском. Судебно наказуемый проступок, связанный с сексуальной агрессией. И одно из наших требований — ответчик должен пройти коррекционную программу для сексуальных агрессоров.
— Ясно. И что?
— Адвокат говорит, что его клиент не признает себя виновным. Он говорит, защита докажет, что полицейский лжет. Гавропуло утверждает, что, ну... что у него слишком маленький. Что полицейский не мог ничего увидеть с противоположной платформы, даже если бы у него, Гавропулоса, была бы эрекция. Были у тебя подобные дела?
Чэпмен не дал мне ответить. Он подошел к нам, назидательно подняв палец:
— Тебе не нужно законное основание, и не нужно ничего искать в справочниках. Сделай следующее. Иди в суд, вели адвокату убираться к черту. Он никому больше не понадобится. И скажи мистеру Гавропулосу, чтобы он повел себя как мужчина. Скажи ему: «Антоний, имей гордость! Признай себя виновным». Сам бы я бы скорее отправился в тюрьму, чем признался, что у меня настолько маленький член, что его невозможно разглядеть".
У Джанин отвисла челюсть, и на секунду она поверила, что ей придется последовать совету Чэпмена.
— Он пошутил, Джанин. — Я вывела ее из кабинета в коридор и научила, как вести себя с судьей, рассказав некоторые случаи из своей практики. Обрадовавшись, она убежала в зал заседания.
Когда я вернулась, Чэпмен уже держал в руках мою дубленку.
— Пошли, блондиночка. Давай-ка, я уведу тебя отсюда. Найдем Мерсера и займемся настоящим делом. Помнишь, что твоя бабушка Дженни сказала мне, когда твоя мать организовала вечеринку-сюрприз?
Я отлично знала, что он выдаст дальше. Это была любимая жалоба моей бабушки-еврейки, которая в юности приехала в эту страну из России и очень гордилась тем, что смогла дать своим сыновьям среднее и высшее образование.
Помню, когда я представила ей Майка как своего коллегу, она посмотрела на него и сказала по своему обыкновению:
— Мой сын заплатил за семь лет ее обучения в университете, а Пол Батталья сделал из нее эксперта по пенисам и влагалищам. Ох-ох-ох. Такое возможно только в этой стране.
17
— Ну, любовь или деньги?
— Пятьдесят на пятьдесят. Это лотерея.
— Думаю, все же что-то одно.
— А к чему ты отнесешь похоть? А преступления, совершенные в гневе? А убийства на почве секса? К любви? Нет, я не согласен.
— Дело не в классификации. Я уверен, что чаще всего преступления совершаются из-за денег, а не из-за любви.
— Возьмем, например, твои бытовухи. Разумеется, они случаются не из-за той любви, которая описывается в книгах, а из-за любви, которая изжила себя.
— Да? Бытовухи происходят из-за денег так же часто, как из-за эмоциональной черствости.
Я вышла из туалета в кафетерии Медицинского центра Среднего Манхэттена и тут же оказалась втянутой в ожесточенный спор Чэпмена и Уоллеса по поводу преступлений.
— А что ты думаешь, Куп?
— Как-то не задумывалась. Наверное, из-за денег.
— Мерсер, чаще всего мы выезжаем на такие происшествия, как Пако замочил Флако из-за красных крышечек или синих крышечек!
В последнее время убойный отдел нередко занимался расследованием дел, связанных с разборками наркоторговцев из-за их радужных сокровищ — пузырьков с разноцветными пластиковыми крышками: красными, синими, лиловыми, желтыми и так далее.
— Да, иногда Флако режет Пако на части, потому что именно с ним изменила женщина Флако, — продолжил Майк. — Но обычно его волнует измена, только если она заведует бухгалтерией его лавочки. А вовсе не потому, что он безумно ее любит. Эти парни любят своих стаффордов, питонов и какаду. А вовсе не боевых подруг.
— Так из-за чего погибла Джемма Доген? Из-за любви или из-за денег? — переспросил Мерсер, прекрасно зная, что ни я, ни Майк не сможем ему ответить. — Пошли, послушаем, что нам споет Спектор.
Мы направились через лабиринт коридоров и лифтов от кафетерия больницы до спокойного шестого этажа медицинского колледжа. Майк назвал свое имя дежурной у стойки.
— Доктор Спектор вас ждет?
— Да, мэм. Мы детективы из отдела по расследованию убийств, а мисс Купер — из офиса окружного прокурора.
И хотя Майк вроде бы не упомянул, что мы являемся разносчиками брюшного тифа, его слова произвели схожий эффект. Дежурная нахмурилась, закатила глаза и больше не смотрела в нашу сторону. Правда, она все-таки набрала номер Спектора и сообщила, что пришли «эти» люди.
— Последняя дверь направо, перед библиотекой.
Мы прошли мимо неосвещенного кабинета, где когда-то работала Джемма Доген.
Спектор ждал нас на пороге. Как любой человек его профессии, он был чрезвычайно самоуверен, но радушная улыбка и свободные манеры отчасти скрывали это. При росте в пять футов шесть дюймов, он был ниже каждого из нас троих, а его рыжеватые волосы уже начинали редеть.
Но все же он выглядел моложе своих пятидесяти двух — такой возраст был указан в записях Мерсера.
Как и офис Джеммы Доген, кабинет Спектора ломился от медицинских инструментов и устройств, фотографий и наград. Только он, не в пример Джемме, еще и завалил комнату доказательствами существования личной жизни — с фотографий в рамках улыбались дети, а развешанные по стенам постеры и пластиковую модель позвоночника украшали отзывы благодарных студентов.
— Значит, это вы хотите навести порядок в нашем маленьком королевстве?
— Вы бы так не сказали, если бы видели, как нас приняла дежурная, — отозвался Майк.
— Как вы могли заметить, мы тут еще не успели вернуться к нормальной жизни, если, конечно, к такой громаде, как наша больница, можно применить понятие «нормальный». Пресса не слишком с нами церемонится. Пишут, что у нас дисциплина хромает на обе ноги. — Он махнул рукой в мою сторону. — А в отношении вас, леди, могу сказать только одно. Когда на горизонте появляется юрист, многие врачи впадают в панику. Ставшее уже стереотипным недоверие между нашими профессиями — это что-то вроде плохой шутки. Я пытался убедить коллег, что вы не занимаетесь случаями врачебных ошибок, что вы всего лишь безобидный прокурор, но...
— Мы подумали, что вы сможете помочь нам узнать побольше о Джемме Доген, — начала я. — Пока нам мало удалось выяснить. Похоже, она была очень замкнутым человеком.
— Да-да, именно. Я могу рассказать вам, чем она занималась у нас, а доктор Бэбсон, с которым вы встретитесь позже, приоткроет вам завесу тайны над ее личной жизнью. Джемма пришла в эту больницу до меня, примерно десять лет назад. Очень удачная карьера для женщины — да и для мужчины, — она получила приглашение работать в этом отделении, а затем возглавила его. Она была блестящим врачом, совершила много открытий в нашей области.
Примерно двадцать минут он оживленно рассказывал о том, с каким вниманием Джемма Доген относилась к нейрохирургическому отделению медицинского колледжа, которое сама основала, и с какой гордостью отбирала студентов для этой изматывающей работы.
Когда Майку надоело слушать дифирамбы, он перебил доктора:
— Спасибо, думаю, мы выслушали достаточно про нашу Флоренс Найтингейл, док. А кому она мешала?
Спектор вздрогнул от неожиданности, сел и почесал в затылке.
— Могу я в первую очередь назвать себя или это будет нескромно?
— Как вам угодно.
— Уверен, что до вас уже дошли слухи. Джемма собиралась вернуться в Англию, и все указывало, что на посту руководителя ее сменю я. Разумеется, при условии, что Билл Дитрих и его люди не приведут кого-нибудь со стороны, через мою голову.
— Она точно собиралась уехать? — уточнил Мерсер.
— Никто не был уверен на все сто. Она скрывала это, как и остальное. Знаю только, что во время последнего путешествия в Боснию на обратном пути она останавливалась в Лондоне. От друзей по университету я слышал, что там с радостью примут ее обратно. Прекрасные отзывы. И, разумеется, — он кивнул в мою сторону, — роль играло то, что она женщина.
— Она должна была принять решение к определенному сроку?
— Многие жизненно важные для нашей больницы вопросы решатся недели через две. Пятнадцатого апреля, если быть точным. Именно в этот день будут произведены новые назначения на факультеты и заключены контракты на следующий год, и в этот же день решается окончательно, кого из студентов примут в программу подготовки нейрохирургов. Естественно, об этом вам лучше поговорить с Дитрихом. Именно он занимается этими административными вопросами.
— Да, мы с ним уже говорили...
— И отнеситесь к его словам с изрядной долей скептицизма. Он питал слабость к Джемме, хотя их роман и закончился много месяцев назад.
Мы с Майком и Мерсером были профессионалами, поэтому и глазом не моргнули.
Майк тряхнул головой и снова перевел разговор на самого Спектора:
— Предположим, в следующем месяце вы станете главой отделения, док. Что для вас изменится в этом случае?
— Если вы числите меня среди подозреваемых, мистер Чэпмен, то я вам отвечу — практически ничего не изменится.
— Зарплата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45