https://wodolei.ru/catalog/vanni/metallicheskie/
И я зову вас. Вы, я уверен, должны все понять. А, Илья Петрович?– Нет, я… Я не понимаю, что я должен понять…– Я подскажу. Мы вот втроем подскажем. Извини, Машенька, я с тебя юбочку сниму. Не стесняйся, здесь все свои, тем паче, Илья Петрович уважает честь женщины. – Пал Палыч посмотрел юбочку на свет. – Ба, сколько дырочек рядами! Что ты говоришь, Машенька? Брак? Ясно, ясно, барабан неровно тянул и зубчикам продырявил… Вот обида! А что у Миши? Брючки из «морской волны». Модные у тебя, Миша, брючки, но какие-то сбоку разводы. Как это называется? Правильно, непрокрас. Где же вас так одели, ребята? Не слышу. Неужто на здешнем комбинате? Стыд и срам! – наконец Пал Палыч обратил внимание и на Валетного: – Объясните, пожалуйста, Илья Петрович, как вы поступаете с бракованной тканью?Тот беспомощно молчал, уставясь на Мишу с Машей.– Товарищ Валетный, мы с детишками к вам обращаемся.– Ко мне?.. Неисправимый брак мы вырезаем… – пролепетал Валетный. – Остатки идут в лоскут…– Очень занимательно. Этот лоскут сортируется?Валетный прокашлялся.– Сортируются, – обреченно подтвердил он. – До двадцати сантиметров брака на квадратный метр считается мерный лоскут. Больше двадцати – весовой лоскут.– Слышите, ребята? Сейчас мы во всем разберемся. Итак, мерный лоскут и весовой лоскут. Их дальнейшая судьба? Ну-ну, смелей, Илья Петрович!– Да… сейчас… Мерный сдаем в бытовку. Весовой – во «вторсырье». Или списываем на обтирочные концы.– Ага. Понимаешь, Машенька, в хорошем хозяйстве ничего не пропадает. Что ты говоришь? Вы слышите, Илья Петрович?– Я?.. Нет, я…– Она говорит, на юбочку пошел не мерный, а весовой лоскут, который вы сами списали на обтирочные концы. Это, Машенька, серьезное обвинение. Ах, у тебя есть и накладная? И у Миши тоже? Посмотрим… – Пал Палыч выдвинул ящик стола, достал накладные. – Вот видите, Илья Петрович, и свидетели налицо и вещественные доказательства. А вы человек умный.– Я?.. – Умный человек был на грани истерики; хоть бы сколько-то, хоть сколько-то оправдаться! – Я ничего не делал, поверьте! Только подписывал брак! Я мог ошибиться! Войдите в мое положение, Пал Палыч!– Могу предложить единственное спасательное средство – абсолютную откровенность.– Да, я расскажу… Меня втянули. Это Миловидов виноват! Меня заставили! Миловидов и Зурин. Они нарочно гнали на перекрас, чтобы запутать учет. И в сушилке делали перекал на барабанах, если было куда пристроить брак… Я и денег-то не видел. Копейки, честное слово. Ну, рубли… Все шло через Миловидова, все расчеты, реализация – все!– А как вывозилось то, что отрезалось от рулонов?«И про это знают!» – ужаснулся Валетный.– Вместе с лоскутом… – прошептал он.Деталь ложилась точно в версию: «левые» рулоны не проходили через фабричный склад, так как лоскут отгружали прямиком из сушильного цеха.– Так-ак. Чрезвычайно полезно поговорить с умным человеком… А что вам известно о судьбе Миловидова?– Мне?.. – Опять все в голове кувырком. – Но… его же, говорят, Горобец кокнул? А может, Митька-киномеханик с Аленой на пару… Я ничего не знаю! Если Алена на меня наклепала – все вранье! Он приезжий, ну работали вместе, были знакомы, конечно, но больше никаких отношений… – это полезли первоначальные заготовки. Валетный сообразил, что запутался, и умолк.
* * * Назавтра Горобца, не верившего своему счастью, освободили из-под стражи.– Не в обиде на нас? – спросил Пал Палыч.– Что вы! Я когда в КПЗ рассказывал, что и как, мне говорят: «Хана тебе, дядя!» Спасибо, что разобрались.И он нерешительно двинул вперед правую руку. Знаменский охотно подал свою, стерпел крепкое до хруста пожатие.Совсем иной человек стоял перед ним посреди кабинета. Будто даже похорошевший, хоть и небритый. Неведомо, надолго ли «иного» хватит, не до первой ли рюмки. Но сейчас он являл поистине неправдоподобное зрелище – то был радостный, довольный жизнью Горобец.– Уезжать вам пока нельзя. Вот здесь распишитесь: подписка о невыезде до конца следствия.Горобец поставил красивый автограф.– И жену-то больше не бейте.Горобец, уразумев шутку, оскалил в улыбке лошадиные зубы.– Все, – подытожил Знаменский. – Свободны. Только признайтесь на прощанье по секрету, отчего вы так испугались обыска?– Аппарат я начал ладить в курятнике… – потупился Горобец, – для самогону.Тут стремительно вошел Томин, сказал Горобцу: «Погодите», – отозвал Знаменского и зашептал:– В четверг уехала от матери в двенадцатом часу ночи. Домой вернулась только утром.Они обменялись взглядом, Пал Палыч понял, чего ждет от него Томин, и ждет справедливо. Но спросил с некоторым усилием, так как спрашивать ему было все-таки неприятно:– Александр Кондратьевич, вы, помнится, заявили, что у Миловидовой… кто-то есть. Это со зла? Или от кого слышали?– Нет, не слышал. Больше, конечно, со зла.У Томина вырвался разочарованный жест, и Горобец воспринял это как упрек.– Нет, ну я не то чтобы нарочно ее оболгать. Мне так почудилось.– Почему?– Да видел ее в Лесных полянах. Поселочек такой тут в стороне, километров тридцать пять. Ехал на автобусе в подшефный совхоз. Гляжу, Алена чапает. У ней там двоюродная сестра с мужем дачу держат. Вот, думаю, баба! Только-только мужик запропал, а она уже бежит!– Днем видели?– С утра. Дня за три, что ли, до того, как меня забрали.– А если она искала мужа – по родственникам, знакомым?– Да ведь как шла-то, как шла! Невозможно смотреть!Нехитрый этот аргумент произвел, однако, должное впечатление. Горобца отпустили, а Томин со Знаменским сели и подумали.
* * * Первый пункт намеченного ими плана Томин осуществил, когда привел в горотдел Миловидову.– Александр Николаич, голубчик, что мне хочет сказать Пал Палыч? – выпытывала она. – Так сердце колотится…– Не знаю, Алена Дмитриевна, Пал Палыч – человек-загадка, – отделывался Томин. – Простите, ваш муж не был ревнив?– Я не давала повода.– Похвально. А киномеханик уволился? Или в отпуск уехал?– Заболел у него кто-то. Почему вы спрашиваете?– Тайна следствия, – значительно изрек Томин. А спрашивал просто так почти – чтобы избавиться от ее вопросов.Вошел Знаменский, нейтрально поздоровался.– Передаю вас в надежные руки, – бодро сказал Томин. – Паша, я отбыл на разведку.Разведка стояла вторым пунктом, и целью ее было посещение Лесных полян. Через несколько минут милицейский «козлик» резво катил по подсохшей и уже пылившей дороге через мост, мимо «как за границей» – на шоссе.Тем временем Пал Палыч разговаривал с Миловидовой, и не просто разговаривал – на столе был раскрыт протокол допроса.– Сослуживцы вашего мужа утверждают, что на профактиве он был в белой нейлоновой рубашке, – деловито и сухо сообщил Знаменский.Меж бровей женщины прорезалась морщинка. Припоминает или придумывает, как ответить?.. Морщинка расправилась.– Правильно. Белую я бросила в грязное, когда Сережа пришел с работы. И дала ему голубенькую.– Пометим… Дальше. Вы хорошо помните, чем занимались в тот последний день и вечер?Непривычный тон следователя сбивал Миловидову с толку, заставлял нервничать.– Мм… Я что-нибудь напутала?– Вот послушайте… – Он нашел соответствующее место в прежних показаниях: «После этого муж ушел. Я думала, что он вернется, как сказал, через час-полтора, и все время ждала его к ужину». С ваших слов записано верно?– Д-да.– Следовательно, в тот вечер вы не пробовали его, например, искать?– Пал Палыч, я-то всю ночь не ложилась, но люди же спят. К кому пойдешь?..– Хорошо. Записываю: «После ухода мужа не отлучалась из дому до утра».Но он еще не писал, еще ждал, оставляя ей возможность опровергнуть ложь. И Миловидова этой возможностью воспользовалась:– Н-нет, раз вы спрашиваете, значит, что-то не так. Я могла куда-то выходить… Могла забыть за всеми переживаниями.– Ясно, – сказал Пал Палыч. – Как вы объясняете, что Миловидов спокойно пошел к Горобцу, хотя после профактива тот бросался на него с кулаками?Уже «Миловидов», а не «ваш муж»! В чем дело?! Перемена в следователе все больше тревожила женщину, хотя за ответом в карман она не лезла, правдоподобные ответы запасены были, кажется, на любой случай.– Вероятно, он думал уговорить Горобца честно признаться. Сережа был такой идеалист!Знаменский с каменным лицом занес ее слова в протокол. Она беспокойно следила за авторучкой, быстро и разборчиво выписывавшей строку: «…так как, по мнению жены, был идеалистом».В равнодушии следователя Миловидова чувствовала неведомую опасность, нечто надвигающееся. Нельзя дольше делать вид, будто не замечаешь, что тебя допрашивают, и с подозрением.– Пал Палыч, вам нездоровится? Или что-то случилось?Да, случилось, мог бы ответить Знаменский. Обидно и неприятно убеждаться в ошибке. Не столько даже обидно, что как несмышленыша обвели вокруг пальца, обидно, что верил и сострадал женщине, которая того недостойна, конечно, степень вины пока не ясна, но образ чистой, безмерно горюющей вдовы – насквозь фальшив.– Да нет, ничего, – отозвался Пал Палыч с горчинкой.– Но Томин определенно дал мне понять, что есть новости, – схитрила Миловидова.– Вы говорите неправду.– Пусть неправду! Да, неправду, потому что вы что-то скрываете! Вы сегодня другой… Пал Палыч, мне очень нужна поддержка, я на пределе, а вы… Вот я плачу, а у вас глаза холодные. Почему вам меня не жалко?!Ладно, карты на стол. Нет настроения подлавливать ее с разными экивоками.– Алена Дмитриевна, где вы провели ночь со среды на четверг?Вот оно – то, что надвигалось. Миловидову накрыло волной страха. Если сейчас ошибиться, потом не выплывешь. С минуту она рыдала уже по-настоящему, искренне и некрасиво.Пал Палыч ждал.Она кое-как задавила рыдания, высморкалась и заговорила очень медленно, следя за реакцией Знаменского:– Я поехала ночевать к маме… после опознания рубашки перестала ждать Сережу… Это была ужасная ночь… самая тяжелая… Мне не хотелось никого видеть и разговаривать… и я от мамы ушла… Но я не вернулась домой… до утра бродила, не знаю где.Знаменский дрогнул бровями: неглупо. Вроде и придраться не к чему. Он записывал – она облегченно передыхала: выкрутилась!– Еще вопрос. Горобец отрицает, что звонил вашему мужу и приглашал его. Придется устроить очную ставку. В какое время завтра вам удобнее?Очная ставка была Пал Палычу не нужна, просто он избрал такой способ непринужденно сообщить об освобождении арестованного.– Да хоть сейчас, – возразила Миловидова. – Пусть его только приведут.– Горобец дома. Я пошлю повестку.– То есть как… Вы его отпустили?! Вы отпустили Горобца? Вот в чем суть!.. – Миловидова спохватилась и поспешила замаскировать растерянность возмущением: – Такого бандита! Чтобы он дальше ходил убивал? Не понимаю, как вы могли! Зачем вы его выпустили?!– За недостаточностью улик.– Недостаточность? Да мне фабричный юрист сказал: «Нерасторжимая цепь улик!..» Вам надо тело найти, да? Но ведь бывает же – не находят, а все равно судят за убийство!В дверь заглянула Кибрит:– Можно, Пал Палыч?– Разумеется.Зина не стала бы мешать допросу, если бы не имела новостей, непосредственно этого допроса касающихся.– Опять не удастся проверить методику мультгрупп, – сказала она. – Прочти, телефонограмма из Москвы.– Ай да сюрприз в коробочке! – воскликнул он, прочтя листок. – Присядь, сама объяснишь. – Знаменскому понадобились секунды три-четыре, чтобы переварить новость и вернуться к прерванному разговору: – Да, действительно бывают так называемые «убийства без трупа». Но в данном случае сам факт убийства нельзя считать установленным.– Что?.. Я на вас удивляюсь… Человека же нет!– Закон предусматривает подобные ситуации. Когда розыск не приносит результатов, дело передается, так сказать, гражданскому ведомству. Через год исчезнувшее лицо может быть признано безвестно отсутствующим, а через три года суд по гражданским делам может признать его умершим.– С ума сойти… Зачем вы эти ужасы рассказываете? Ведь на рубашке была Сережина кровь, вы экспертизу делали!– Простите, я вам о результатах экспертизы не докладывал. Откуда вы получили сведения?Видя, что следователь уже в открытую уличает ее, Миловидова вскипела:– Если человек исчез и нашли рубашку, в которой он из дому ушел, то дураку понятно, чья кровь и что вообще стряслось!Пал Палыч хладнокровно переждал ее вспышку.– Товарищ эксперт, прошу.– В телефонограмме, которую я только что получила… – начала Кибрит.Продолжить ей помешало появление Томина.– Минутку, – он взял телефонограмму, проглядел и возвратил: – Мило. Но с этим подождите, посмотрите, кого я вам привез.Он вышел и вернулся с «хахалем» Миловидовой, привезенным из Лесных полян.– Сережа! – отчаянно вскрикнула она.– Спокойно, Алена, – глухо произнес тот.– Рекомендую – Сергей Иванович Миловидов. Вот он, Алена Дмитриевна, жив-здоров. Странно: я так старался, а вы и не рады?– Прошу вас, побудьте в коридоре, – распорядился Пал Палыч, адресуясь к «вдове».Миловидова вышла, зажав рот рукой, на шатучих, будто чужих ногах, и никто не поглядел вслед, кроме мужа.– Как прикажете понимать? – обратился к нему Знаменский.– Как шутку. Хотел разыграть друзей.– Необычайно смешно. Поскольку мы не принадлежим к числу ваших друзей, не трудитесь нас дальше разыгрывать. Сядьте.Миловидов опустился на стул, где только что сидела его Алена. Вероятно, сиденье было еще теплым, и снова он тоскливо оглянулся на дверь.– Часто у вас идет носом кровь? – жестко спросил Знаменский.Недавний покойник вздрогнул.– Не обращал внимания.– Что вы говорите! Можете наконец высказаться, товарищ эксперт.Кибрит взяла телефонограмму.– Кровь, изъятая с вашей рубашки, была проверена на биологические примеси. И вот заключение: «Проведенные анализы позволяют категорически утверждать по наличию специфических отслоений и слизи, что источником крови явилось ее истечение из носа, каким страдает ряд людей».– Благодарю. Итак, Миловидов, кто подбросил рубашку Горобцу – вы или жена?Тот понял, что проиграл окончательно и бесповоротно. Долго молчал, обводя взглядом присутствующих. Наконец обратился к Знаменскому:– Простите, забыл ваше имя-отчество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
* * * Назавтра Горобца, не верившего своему счастью, освободили из-под стражи.– Не в обиде на нас? – спросил Пал Палыч.– Что вы! Я когда в КПЗ рассказывал, что и как, мне говорят: «Хана тебе, дядя!» Спасибо, что разобрались.И он нерешительно двинул вперед правую руку. Знаменский охотно подал свою, стерпел крепкое до хруста пожатие.Совсем иной человек стоял перед ним посреди кабинета. Будто даже похорошевший, хоть и небритый. Неведомо, надолго ли «иного» хватит, не до первой ли рюмки. Но сейчас он являл поистине неправдоподобное зрелище – то был радостный, довольный жизнью Горобец.– Уезжать вам пока нельзя. Вот здесь распишитесь: подписка о невыезде до конца следствия.Горобец поставил красивый автограф.– И жену-то больше не бейте.Горобец, уразумев шутку, оскалил в улыбке лошадиные зубы.– Все, – подытожил Знаменский. – Свободны. Только признайтесь на прощанье по секрету, отчего вы так испугались обыска?– Аппарат я начал ладить в курятнике… – потупился Горобец, – для самогону.Тут стремительно вошел Томин, сказал Горобцу: «Погодите», – отозвал Знаменского и зашептал:– В четверг уехала от матери в двенадцатом часу ночи. Домой вернулась только утром.Они обменялись взглядом, Пал Палыч понял, чего ждет от него Томин, и ждет справедливо. Но спросил с некоторым усилием, так как спрашивать ему было все-таки неприятно:– Александр Кондратьевич, вы, помнится, заявили, что у Миловидовой… кто-то есть. Это со зла? Или от кого слышали?– Нет, не слышал. Больше, конечно, со зла.У Томина вырвался разочарованный жест, и Горобец воспринял это как упрек.– Нет, ну я не то чтобы нарочно ее оболгать. Мне так почудилось.– Почему?– Да видел ее в Лесных полянах. Поселочек такой тут в стороне, километров тридцать пять. Ехал на автобусе в подшефный совхоз. Гляжу, Алена чапает. У ней там двоюродная сестра с мужем дачу держат. Вот, думаю, баба! Только-только мужик запропал, а она уже бежит!– Днем видели?– С утра. Дня за три, что ли, до того, как меня забрали.– А если она искала мужа – по родственникам, знакомым?– Да ведь как шла-то, как шла! Невозможно смотреть!Нехитрый этот аргумент произвел, однако, должное впечатление. Горобца отпустили, а Томин со Знаменским сели и подумали.
* * * Первый пункт намеченного ими плана Томин осуществил, когда привел в горотдел Миловидову.– Александр Николаич, голубчик, что мне хочет сказать Пал Палыч? – выпытывала она. – Так сердце колотится…– Не знаю, Алена Дмитриевна, Пал Палыч – человек-загадка, – отделывался Томин. – Простите, ваш муж не был ревнив?– Я не давала повода.– Похвально. А киномеханик уволился? Или в отпуск уехал?– Заболел у него кто-то. Почему вы спрашиваете?– Тайна следствия, – значительно изрек Томин. А спрашивал просто так почти – чтобы избавиться от ее вопросов.Вошел Знаменский, нейтрально поздоровался.– Передаю вас в надежные руки, – бодро сказал Томин. – Паша, я отбыл на разведку.Разведка стояла вторым пунктом, и целью ее было посещение Лесных полян. Через несколько минут милицейский «козлик» резво катил по подсохшей и уже пылившей дороге через мост, мимо «как за границей» – на шоссе.Тем временем Пал Палыч разговаривал с Миловидовой, и не просто разговаривал – на столе был раскрыт протокол допроса.– Сослуживцы вашего мужа утверждают, что на профактиве он был в белой нейлоновой рубашке, – деловито и сухо сообщил Знаменский.Меж бровей женщины прорезалась морщинка. Припоминает или придумывает, как ответить?.. Морщинка расправилась.– Правильно. Белую я бросила в грязное, когда Сережа пришел с работы. И дала ему голубенькую.– Пометим… Дальше. Вы хорошо помните, чем занимались в тот последний день и вечер?Непривычный тон следователя сбивал Миловидову с толку, заставлял нервничать.– Мм… Я что-нибудь напутала?– Вот послушайте… – Он нашел соответствующее место в прежних показаниях: «После этого муж ушел. Я думала, что он вернется, как сказал, через час-полтора, и все время ждала его к ужину». С ваших слов записано верно?– Д-да.– Следовательно, в тот вечер вы не пробовали его, например, искать?– Пал Палыч, я-то всю ночь не ложилась, но люди же спят. К кому пойдешь?..– Хорошо. Записываю: «После ухода мужа не отлучалась из дому до утра».Но он еще не писал, еще ждал, оставляя ей возможность опровергнуть ложь. И Миловидова этой возможностью воспользовалась:– Н-нет, раз вы спрашиваете, значит, что-то не так. Я могла куда-то выходить… Могла забыть за всеми переживаниями.– Ясно, – сказал Пал Палыч. – Как вы объясняете, что Миловидов спокойно пошел к Горобцу, хотя после профактива тот бросался на него с кулаками?Уже «Миловидов», а не «ваш муж»! В чем дело?! Перемена в следователе все больше тревожила женщину, хотя за ответом в карман она не лезла, правдоподобные ответы запасены были, кажется, на любой случай.– Вероятно, он думал уговорить Горобца честно признаться. Сережа был такой идеалист!Знаменский с каменным лицом занес ее слова в протокол. Она беспокойно следила за авторучкой, быстро и разборчиво выписывавшей строку: «…так как, по мнению жены, был идеалистом».В равнодушии следователя Миловидова чувствовала неведомую опасность, нечто надвигающееся. Нельзя дольше делать вид, будто не замечаешь, что тебя допрашивают, и с подозрением.– Пал Палыч, вам нездоровится? Или что-то случилось?Да, случилось, мог бы ответить Знаменский. Обидно и неприятно убеждаться в ошибке. Не столько даже обидно, что как несмышленыша обвели вокруг пальца, обидно, что верил и сострадал женщине, которая того недостойна, конечно, степень вины пока не ясна, но образ чистой, безмерно горюющей вдовы – насквозь фальшив.– Да нет, ничего, – отозвался Пал Палыч с горчинкой.– Но Томин определенно дал мне понять, что есть новости, – схитрила Миловидова.– Вы говорите неправду.– Пусть неправду! Да, неправду, потому что вы что-то скрываете! Вы сегодня другой… Пал Палыч, мне очень нужна поддержка, я на пределе, а вы… Вот я плачу, а у вас глаза холодные. Почему вам меня не жалко?!Ладно, карты на стол. Нет настроения подлавливать ее с разными экивоками.– Алена Дмитриевна, где вы провели ночь со среды на четверг?Вот оно – то, что надвигалось. Миловидову накрыло волной страха. Если сейчас ошибиться, потом не выплывешь. С минуту она рыдала уже по-настоящему, искренне и некрасиво.Пал Палыч ждал.Она кое-как задавила рыдания, высморкалась и заговорила очень медленно, следя за реакцией Знаменского:– Я поехала ночевать к маме… после опознания рубашки перестала ждать Сережу… Это была ужасная ночь… самая тяжелая… Мне не хотелось никого видеть и разговаривать… и я от мамы ушла… Но я не вернулась домой… до утра бродила, не знаю где.Знаменский дрогнул бровями: неглупо. Вроде и придраться не к чему. Он записывал – она облегченно передыхала: выкрутилась!– Еще вопрос. Горобец отрицает, что звонил вашему мужу и приглашал его. Придется устроить очную ставку. В какое время завтра вам удобнее?Очная ставка была Пал Палычу не нужна, просто он избрал такой способ непринужденно сообщить об освобождении арестованного.– Да хоть сейчас, – возразила Миловидова. – Пусть его только приведут.– Горобец дома. Я пошлю повестку.– То есть как… Вы его отпустили?! Вы отпустили Горобца? Вот в чем суть!.. – Миловидова спохватилась и поспешила замаскировать растерянность возмущением: – Такого бандита! Чтобы он дальше ходил убивал? Не понимаю, как вы могли! Зачем вы его выпустили?!– За недостаточностью улик.– Недостаточность? Да мне фабричный юрист сказал: «Нерасторжимая цепь улик!..» Вам надо тело найти, да? Но ведь бывает же – не находят, а все равно судят за убийство!В дверь заглянула Кибрит:– Можно, Пал Палыч?– Разумеется.Зина не стала бы мешать допросу, если бы не имела новостей, непосредственно этого допроса касающихся.– Опять не удастся проверить методику мультгрупп, – сказала она. – Прочти, телефонограмма из Москвы.– Ай да сюрприз в коробочке! – воскликнул он, прочтя листок. – Присядь, сама объяснишь. – Знаменскому понадобились секунды три-четыре, чтобы переварить новость и вернуться к прерванному разговору: – Да, действительно бывают так называемые «убийства без трупа». Но в данном случае сам факт убийства нельзя считать установленным.– Что?.. Я на вас удивляюсь… Человека же нет!– Закон предусматривает подобные ситуации. Когда розыск не приносит результатов, дело передается, так сказать, гражданскому ведомству. Через год исчезнувшее лицо может быть признано безвестно отсутствующим, а через три года суд по гражданским делам может признать его умершим.– С ума сойти… Зачем вы эти ужасы рассказываете? Ведь на рубашке была Сережина кровь, вы экспертизу делали!– Простите, я вам о результатах экспертизы не докладывал. Откуда вы получили сведения?Видя, что следователь уже в открытую уличает ее, Миловидова вскипела:– Если человек исчез и нашли рубашку, в которой он из дому ушел, то дураку понятно, чья кровь и что вообще стряслось!Пал Палыч хладнокровно переждал ее вспышку.– Товарищ эксперт, прошу.– В телефонограмме, которую я только что получила… – начала Кибрит.Продолжить ей помешало появление Томина.– Минутку, – он взял телефонограмму, проглядел и возвратил: – Мило. Но с этим подождите, посмотрите, кого я вам привез.Он вышел и вернулся с «хахалем» Миловидовой, привезенным из Лесных полян.– Сережа! – отчаянно вскрикнула она.– Спокойно, Алена, – глухо произнес тот.– Рекомендую – Сергей Иванович Миловидов. Вот он, Алена Дмитриевна, жив-здоров. Странно: я так старался, а вы и не рады?– Прошу вас, побудьте в коридоре, – распорядился Пал Палыч, адресуясь к «вдове».Миловидова вышла, зажав рот рукой, на шатучих, будто чужих ногах, и никто не поглядел вслед, кроме мужа.– Как прикажете понимать? – обратился к нему Знаменский.– Как шутку. Хотел разыграть друзей.– Необычайно смешно. Поскольку мы не принадлежим к числу ваших друзей, не трудитесь нас дальше разыгрывать. Сядьте.Миловидов опустился на стул, где только что сидела его Алена. Вероятно, сиденье было еще теплым, и снова он тоскливо оглянулся на дверь.– Часто у вас идет носом кровь? – жестко спросил Знаменский.Недавний покойник вздрогнул.– Не обращал внимания.– Что вы говорите! Можете наконец высказаться, товарищ эксперт.Кибрит взяла телефонограмму.– Кровь, изъятая с вашей рубашки, была проверена на биологические примеси. И вот заключение: «Проведенные анализы позволяют категорически утверждать по наличию специфических отслоений и слизи, что источником крови явилось ее истечение из носа, каким страдает ряд людей».– Благодарю. Итак, Миловидов, кто подбросил рубашку Горобцу – вы или жена?Тот понял, что проиграл окончательно и бесповоротно. Долго молчал, обводя взглядом присутствующих. Наконец обратился к Знаменскому:– Простите, забыл ваше имя-отчество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9