Неужели я упустил мою Зину? Мою?.. А вдруг еще мою? Может, я и по сию пору дурью мучаюсь? Может, не поздно вернуть?Тем же воскресным вечером он решил объясниться.– Зина… я хочу с тобой поговорить. Это касается нас обоих.Заготовленные фразы произнеслись гладко, но Зиночка имела тонкий слух. Отозвалась не сразу:– Ну… поговори.Он начал излагать свои лодочные воспоминания и сожаления, упирая на то, что, в сущности, ничто не изменилось, что оба они – те же, только постарше, а это не обязательно хуже, даже наоборот, и т. д.Зина помалкивала до конца его монолога. И некоторое время после. Вздохнула слегка:– Я тоже думала о нас с тобой. И раньше огорчалась, что как-то все не складывается.– Прости.– Да не вини себя, пожалуйста! По-моему, любви – в чистом виде – и не было. Примешивалось больно много профессиональных восторгов. Ты рисовался мне гениальным следователем, я тебе – замечательным криминалистом…– Но разве…– Я помню, – перебила она, – помню. Одно время мы с удовольствием целовались и прочее. Но это не то… Когда ты сделал мне первое предложение?– После истории Авдеева.– А второе?– После бродяги.– Вот видишь!(По обоим делам Кибрит превзошла себя и прогремела в Управлении.)Пал Палыч притих, обескураженный поворотом разговора. А ей было и смешно и грустно.– Ну что ты, право, Павел? Мы же все равно друг друга любим! И это навсегда. А после загса, пожалуй, разодрались бы через месяц! – Она с улыбкой заглянула в его хмурое лицо.– С какой стати? Не выдумывай ерунды!– Ну, хорошо, давай порассуждаем. Ты когда-нибудь представлял меня вот с таким пузом? Или кормящей ребенка? – Она прошлась по комнате, придерживая перед собой воображаемый живот.– Знаешь, да! Думал о ребенке и заранее радовался!Признание отозвалось на лице Зины удивлением и нежностью. Пал Палыч порывисто обнял ее, близость ее тела ударила в голову.– Еще не поздно! Еще все может быть!Она не воспротивилась, не отстранилась. Доверчиво прислонилась щекой к его плечу.– Не нужно, милый. Мы только все испортим.И, мягко уклонившись от поцелуя, повторила:– Этого уже не нужно. А кроме того… Словом, твое третье предложение отклоняется.У Знаменского тоже был тонкий слух. Он разомкнул объятья.– Кроме того – что? Или кроме того – кто?Зина не замялась, не потупилась.– Еще не уверена, – ответила честно. – Но надеюсь.Объяснение состоялось, миновало, ей хотелось разрядить обстановку. А Пал Палыч по инерции продолжал:– Зина, если надежда не оправдается, то…– Четвертое предложение? Его не последует. Хочешь, скажу, почему ты на мне не женился? Настоящую причину?– Дурак набитый.– Не-ет. Себе на уме. Стала бы я не Кибрит, а Знаменская – так нам бы вместе работать не дали! Вот что!Пал Палыч возмутился, изумился, открыл рот… закрыл и начал неудержимо краснеть. (Действительно, семейных в одно дело не пускали.)А Зиночка как прыснула, так и не могла остановиться, пока он не заулыбался виновато и не ушел к себе.
* * * О пропаже мужа Миловидова заявила в пятницу к вечеру.В субботу Знаменский занимался в основном лодкой.В воскресенье вообще обо всем забыл.Ночь на понедельник ворочался без сна и работать отправился позже обычного.Возле ворот равнодушно поприветствовал Валетного и Зурина, чем-то озабоченных, и поспешил в «красный уголок», чтобы сесть и подумать, как продолжать расследование.Зурин с Валетным, дав ему удалиться, вернулись к прерванному разговору. Речь который уже раз шла об исчезновении Миловидова. Валетный метался в лихорадочных догадках:– Нашел время пропадать! Может, все-таки по пьянке где?– Ты его пьяного видел?– Вроде нет… Петр Иваныч, а вдруг это… Вдруг его по-тихому взяли?!– Тьфу ты! – озлился Зурин. – Уже готов, уши прижал! Ничего эти столичные не раскопали. И не раскопают. Сам-то другорядь не знаешь, с прибылью будешь или в убытке!– Тогда какая же ваша гипотеза? Насчет Миловидова?– Давай прежде времени в панику не вдаряться. Мог кто и вызвать по делу. Осенью ж уезжал. Он сам себе голова, нам с тобой не доложит.– Нам-то – понятно. Но жене должен был сказать, чтоб шум не подымала. Если только от нее скрыть хотел?.. – И тут ему в голову пришло объяснение, близкое его сердцу волокиты. – Петр Иваныч, вдруг он с Митькой-механиком сцепился?! Митька за Аленой вовсю ухлестывал, то и дело из Дворца под локоток. Может, у них треугольник вышел? И дальше какая-нибудь петрушка?Зурин сплюнул.– Слушай, ну любой разговор у тебя под конец на баб сворачивает! Уйми ты свой этот… секс. Вон уж лысеть начал.– Петр Иваныч, это не в первый раз, и я попрошу! Вам, положим, нравится многосемейность, а я ответственно выбираю достойную подругу жизни!– Ну выбирай, выбирай. На нашей фабрике аккурат до гроба хватит. Чем гипотезы выдумывать, лучше с Аленой потолковать.– Пока что не в себе она.– Сегодня пускай еще повоет. А завтра пойдешь.
* * * Между тем Знаменский надумал, что пора вплотную заняться сушильным цехом. Заглянул в именной список. «Нач. сушки – Миловидов Сергей Иванович». Знакомая фамилия. Уже треть фабрики знакомых фамилий, а дело ни с места.Позвонил по внутреннему в цех, чтобы вызвать начальника. Чей-то прокуренный голос поинтересовался, кто спрашивает, и, удивленный неосведомленностью следователя, сообщил, что Миловидов еще с четверга исчез.– Как то есть исчез? – переспросил Знаменский.– Ну запропастился куда-то, жена ищет, с ног сбилась.У Знаменского в голове прояснело, всплыла сцена в милицейской дежурке. Всплыл и сам Миловидов: был у них короткий разговор при знакомстве.На фоне прочих представителей «руководящего звена», включая директора с замом, Миловидов выглядел как-то крупнее, культурнее… Стало быть, так и не вернулся. Подобные вещи следователю полагается знать!Затрещал аппарат, и озабоченный голос Зины сказал:– Ты один? Я зайду.Знаменский связался с горотделом милиции: ищут ли Миловидова?– По силе возможности, – ответили без энтузиазма.Другими словами, не ищут. Да и что с них спросишь? Людей мало, навыка розыскного вовсе, наверное, нет; водолазов тралить речку без высоких санкций не дадут…Зина резко распахнула дверь, резко захлопнула:– Что ты думаешь о выступлении Миловидова?– Он объявился?!– Да нет же! На собрании, в четверг еще!.. Или ты вообще не слыхал?Нет, Знаменский не слыхал. Чтобы обойтись пока без ревизоров, зарылся в бухгалтерские дебри, выстраивал для сверки длинные колонки цифр: поступление рулонов и отправка. В столь тихом омуте жулики вряд ли неусыпно пеклись о полном ажуре в документах. Под праздник ли иль спохмела могли махнуть рукой: «Да вези так: чего канитель разводить!»Но сегодня Знаменский сел и подумал и признал возню с колонками непродуктивной. Еще подумал – и позвонил в сушилку. И обнаружил, что опоздал на четыре дня!Не было рядом человека, который следил бы за повседневным фабричным бытом, вращался в сфере ее новостей, слухов, склок, симпатий-антипатий. Ну видел Знаменский объявление о профсоюзном собрании с повесткой дня о текущих вопросах и выборе делегата… не дочитал какого. Зачем стал бы он туда соваться? А оказывается, Миловидов выступил перед всеми с сенсационным призывом «покончить с хищениями» и прямо назвал виновных.После чего… ушел и не вернулся.– Однако крепко здесь держат язык за зубами. «День добрый», «Вечер добрый», а по делу молчок! Никто и не заикнулся про собрание!– Нет, Пал Палыч, все наоборот. Поскольку Валетный меня держит в осаде, я общаюсь с людьми только в столовой, да в здешнем, пардон, туалете. Оттуда и прибежала. Девочки судачили про тебя и про Миловидова. Общее мнение, что следователю все известно. Но из хитрейших соображений он ни о чем не расспрашивает. Даже полагают, что нахождение Миловидова нам известно!– Прямо в открытую при тебе?– Я была в кабинке, но знали они, кто там. Когда вышла – ничуть не смутились.– Зина, задание номер один – чаще посещай туалет! На Валетного плюнь. Надо искать Миловидова.– А как мы его намерены искать?– На то сыщики есть. Пусть Скопин раскошелится.
* * * Звонок Скопину, видно, попал в добрую минуту. Не вникая в подробности, он только кашлянул насмешливо:– По Томину соскучились? Ладно, попробую устроить.И благо столица все же не за высокими горами, Томин прибыл на следующий день.Не застав друзей в гостинице, подробно осмотрел городок.Экое захолустье! Даже светофоров нет. Да и зачем: машин кот наплакал. По окраинным улицам куры бродят. Тишина, скука, как люди живут? Недаром все будто сонные. Домишки старорежимные стоят вежливо, друг от друга отодвинувшись, огородившись заборчиками. Впрочем, не домишки – особнячки. Крепенькие еще. И везде что-то цвести собирается. Да и люди не сонные, они замедленные. Куда тут спешить сломя голову? Везде к сроку своими ногами поспеешь. Нормальный народ. Это мы в Москве, наверное, сумасшедшие.Перед горотделом милиции Томин постоял, подивился несуетливости стражей порядка. Вон подъехал «козлик», никто из него не кинулся опрометью в дежурную часть. Шофер «бибикнул» – доложился, – нацедил ведро из крана возле газончика и вооружился тряпкой.Надо походку притормозить, встречных пугаю… Да, давненько не заносило меня в столь благословенное местечко. Я тут, братцы, отдохну. Одно дело. Одно! Да и то небось плевое. Да Паша с Зинаидой для общения. Курорт.И впрямь курорт после постоянно накаленной обстановки в Московском угрозыске, где происшествие налезало на происшествие и больше половины их значилось «на контроле» в секретариате министра или в прокуратурах – главной, республиканской, городской. Каждое утро пачка оперативных сводок требовала, чтобы инспектор запомнил еще ряд физиономий и примет убийц, насильников, сбежавших зэков и т. п., а кого-то из прошлых сводок (в связи с задержанием или чем там еще) позабыл. Память трещала по швам, давала сбои. Горячка и множество одновременных задач мочалили нервы. Но все это были цветочки по сравнению с решением самих задач. Редкая «ягодка» падала в руки без обильного пота и интенсивного шевеления извилинами.
* * * Возвратясь с фабрики, друзья застали Томина расслабленным и настроенным блаженствовать. Он раскинулся в единственном на всю гостиницу кресле, принесенном из холла. В люксе, куда столичный сыщик вселился, очаровав гостиничных женщин, уборщица пылесосила извлеченный из парадных резервов ковер. Администрация кончала протирать окна. Буфетчица укутывала полотенцами кастрюлю с отварной картошкой.– Ребята! – обрадовался он, словно век назад расстались. – Я срочно прибыл ужинать с вами и пить чай!Дежурная принесла и расстелила на столике скатерть.Вся щепетильность Кибрит и Знаменского кошке под хвост.– А вот туточки – домашние гостинцы! – Томин вжикнул «молнией» и начал извлекать из сумки разную снедь, закупленную и заготовленную матерью, считавшей, по-видимому, что всем троим угрожает жестокий голод.Гостиничные женщины сразу деликатно удалились, пожелав:– Приятного аппетита!– Приятного вечера!– Приятного свиданьица!Томин полез в холодильник и извлек бутылку вина чем окончательно сразил друзей. Не бутылкой, а тем, что холодильник работал!Это уж был форменный разврат.«Но Шурик-то, Шурик! – изумлялась Кибрит. – Кто бы заподозрил его в страсти к комфорту? Ради дела он случалось, ночевал буквально под забором, сутками сидел в засаде не жравши, шлялся по вонючим притонам, мерз, мок, непритязательный, как бездомная собака, трудился каторжно. Поесть, правда, любил – в свободное от работы время, но ел все подряд и где придется. Если в Шурике укрепятся сибаритские настроения, я тут нахлопочусь с его прокормом…»Деловой разговор возник за чаем.– В здешней музыке, Саша, наметилось соло для инспектора МУРа, – несколько витиевато выразился Пал Палыч, подлаживаясь под состояние Томина. – Неведомо куда делся один человек, очень мне нужный. С четверга о нем ни слуху ни духу.– А чем он тебе нужный? – зевнул Томин.– Видишь ли, в тот же четверг он выступил на профактиве с таким примерно текстом: «Товарищи, пора кончать с хищениями на нашей фабрике. Лично я не намерен больше молчать о преступной деятельности таких казнокрадов, как Горобец и другие».– Зинуля, еще чашечку, радость моя. То бишь я должен найти доброго дядю, который объяснил бы тебе механику тутошнего воровства?– Предел мечтаний. Кроме того, Саша, мне почему-то не нравится, что этот человек исчез.– Ладно, проникся важностью вопроса. Кто такой Горобец?– Завскладом готовой продукции. В рабочую версию вписывается как организатор вывоза «левака».– А пропал-то кто?– Начальник сушильного цеха. Работницы его хвалят, дирекция уважает – по ее словам. Больше ничего особенного. Я предупредил жену, что придем поговорить.– Сегодня?!.. Садист.
* * * Миловидова, впустив их в дом, потерянно топталась, пытаясь наскоро прибраться, заговаривала то об одном, то о другом, то и дело смахивая слезы.– Извините, что беспорядок, все из рук валится… Хуже всего чувство неизвестности. День и ночь жду: вот сейчас звонок – и войдет Сережа… или что-нибудь сообщат о нем… Скажите, я могу еще на что-то надеяться?– Конечно. Пока остается неизвестность, остается и надежда, – мягко заверил Пал Палыч.– Буду надеяться на вас. Наша милиция… у меня даже заявление не приняли… Да еще намекнули, будто он загулял на стороне! Я понимаю, бывает, даже Нефертити муж бросил… Но меня Сережа не бросит!Томин с любопытством оглядывал внутренность одного из тех жилищ, которые сперва обозвал домишками, а после переименовал в особнячки. Уютно, немного обветшало, но еще постоит. Планировка свидетельствует о безбедном и мирном укладе, когда кухня с отдельным «черным» выходом и просторна – хоть пляши, когда свой погреб, кладовки. На улицу всего три окошка – горница, зато в глубину, в укромность своего двора глядят жилые комнаты – судя по дверям, не меньше пяти. А во дворе банька, сарайчик. Потемну уже шли, но глаза у Томина кошачьи.– Мы отнюдь не предполагаем, что муж вас бросил, – сказал он, не разобрав, к чему Миловидова приплела Нефертити. – Но случаются недоразумения, ссоры. Нет?– Никогда! С той минуты, как мы встретились… случайно… познакомились в Ялте… Это была судьба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9