Но, Пал Палыч, у Горобца может быть та же, сам понимаешь.– И он завтра «вспомнит», что сорочка его собственная, что он на днях брился и порезался, – подхватил Томин. – По-моему, он вообще к завтрему много чего «вспомнит». Из таких.– Ах, как нужна идентификация крови! – посетовал Пал Палыч.Кибрит сделала легкое движение, и Пал Палыч его уловил:– Неужели что-то надумала?– Не исключено. Но для этого надо ехать в Москву. Есть так называемый способ мультгрупп. Если Миловидова скажет, что в тот день ел ее муж… Понимаете, по микроэлементам в крови можно обнаружить остаточные следы пищи, которую человек принимал незадолго до смерти.– Серьезно? – поднял брови Томин. – Кофе и бутерброд с сыром переходят в кровь?– Да, она будет другой, чем если пил чай. Методика опубликована давно, и я все мечтала попробовать.– Хорошо, поезжай в Москву, – решил Пал Палыч.Постучав, вошла Миловидова.– Я еще нужна?– Понимаю, что тяжко, Алена Дмитриевна, но еще несколько вопросов.– Спасибо, что сочувствуете, Пал Палыч… Так мы были счастливы, так счастливы! Зачем мне теперь жить?Все молчали, не находя слов утешения.Если б они видели эту женщину поздним вечером того же дня!
* * * Сияющая, румяная ворвалась она в дачный домик и попала в объятия мужчины, с которым не так давно вела мучительный разговор в аллее за Дворцом культуры.– Милый, Горобца арестовали!– Гора с плеч!– Я опознала рубашку, и его арестовали!– Вот видишь, все развивается по намеченному плану!– Не сглазь, поплюй… Ой, до чего же я соскучилась!– Как прошло с рубашкой и вообще? – Мужчине не терпелось узнать подробности.Миловидова пересказала все, что ей запомнилось из последних событий. Он жадно слушал.– Ты знаешь, я очень красиво страдаю, – похвасталась она. – Плачу горючими слезами. Нет, правда, до того натурально, даже милиционеры жалеют!– Я же говорил, что справишься! Про группу крови спрашивали?– Спрашивали.– А еще что?– Много непонятного: например, что ваш муж ел в тот день. И так добивались, чтоб я вспомнила!– Наверно надеются: ужо найдем тело и проверим, что там в животе.– Ой, перестань, ну как ты можешь! Даже замутило…– Доехала нормально? – сменил он тему.– Полная конспирация. Фоминичне-дуре я сказала, что у мамы заночую. А у мамы посидела, пока она не стала укладываться, и укатила. Мне, говорю, захотелось побыть одной. И на последнем автобусе – сюда… Но в этот раз ничего не смогла привезти вкусненького. Только смену белья.– Ерунда!Он принес полбутылки вина и рюмки.– Чокнемся за счастливое завершение.Она выпила глоток, он до дна. Осунулся, бедненький, думала Миловидова. Небось и спит плохо. Ей хотелось приласкаться, отогреться возле него душой, его отогреть. Придвинулась, погладила по щеке. Он обхватил ее за плечи.– Ленушка, золото ты мое…Но беспокойство заставило вернуться к прежнему разговору.– Что люди-то говорят?– Ой, чего только не плетут! Ты не представляешь, как мне трудно!– По-твоему, мне весело? – возразил он. – Торчу тут, сатанею от разных мыслей. – Мужчина обвел комнату глазами, задержался на фотографии молодой женщины в купальнике. – От Татьяны вестей нет?– Прислала открытку из Кисловодска. Через восемь дней они возвращаются.– И первым делом – копать грядки. Значит, моего житья здесь – от силы неделя.Он с облегчением налил и выпил еще рюмку. Миловидова отставила свою, произнесла с упреком:– Тебе бы только удрать. С первой минуты рвался!– Но я же уступил. Сидел рядом, пока мог.– А как я одна буду? Ни поделиться, ни посоветоваться… Сколько следствие продлится?– Не знаю, Ленушка. Тебе еще, бедной, много сил потребуется.Снова они обнялись. Миловидова заговорила почти по-детски:– Когда все кончится, какое будет счастье! Начать все сначала, среди людей, которые про нас ничего не знают… Посмотрим разные города… Будут новые друзья… виноград, арбузы… Ты станешь летчиком в отставке, согласен?– Попробую.– И поселиться где-нибудь у моря. И купить лодку с парусом. Ужасно хочется с парусом, как в сказке!Ее «ковбой» оттаял, тревога отпустила, тоже настроился помечтать.– Я буду ловить неводом рыбу, что нам стоит научиться? – усмехнулся он. – Вечерами стану чинить сети, а ты будешь петь «Не уходи ты, мой голубчик».Вспомнили первую встречу, у обоих забилось сердце, и уже манила кое-как прибранная постель, но Миловидова вдруг шепнула:– Милый… а Горобца не расстреляют?– Фу, черт! – отшатнулся мужчина. – Да кто его расстреляет, у нас добрые. Посадят, конечно. Ему за решеткой самое место!.. Тянет тебя за язык некстати!Миловидова заплакала – он нахмурился.– Алена, перестань!.. Да перестань же! Ну что ты, спрашивается, ревешь? Ведь не на следствии.– Ты меня разлюбил.– Здрасте!– Разве раньше ты так относился? Раньше бы я заплакала – ты бы кинулся утешать, ты бы меня зацеловал… а теперь…– Нам сейчас только не хватает выяснять отношения! Ну возьми же себя в руки, развела сырость. Оба устали, издерганы, впереди вагон сложностей. Давай не трепать друг другу нервы.– Как их не трепать! Я все время в напряжении, жутко боюсь что-нибудь выдать, ошибиться. Вдобавок фабричные одолевают. И еще я боюсь… пойми, вот я дождаться не могла этого свидания, приехала… а мы даже ни о чем больше не способны разговаривать, только об одном. Засело в уме как гвоздь… Что-то с нами происходит…Мужчина помолчал, выпил третью рюмку.– Когда все минует, Алена, будет как раньше. Лучше, чем раньше. Вместе такое пережить – это связывает крепче крепкого!Она задумалась над его словами, в сомнении покачивая головой.– Откуда ты знаешь? А если это будет и дальше стоять между нами? Нам захочется все забыть, чувствовать себя как все люди… А вдвоем мы же не сможем забыть… пока вместе, будем помнить. И если ты пойдешь забываться на сторону?– А ты на другую?– Я не знаю. Мне страшно.Он взял в ладони ее лицо:– Ленушка, обратная дорога закрыта. Что сделано – то сделало. Обратная дорога – в тюрьму.– Ой, нет! Нет!– Надо верить: все будет хорошо. Ведь пока же сбывается! Верно?– Да, ты удивительно рассчитал.– Ну вот. И все впереди. Будет тебе сказка. Будет парус.– И будем счастливы?– Будем! Что нам люди, что какой-то Горобец? Плюнь! Будем жить как хотим. И будет любовь. Ради этого ты должна выдержать. Ты выдержишь!
* * * С арестом Горобца рабочее место следователя переместилось в горотдел. Здесь же Томин докладывал Знаменскому о новостях:– Никто из родных и друзей не слыхал, чтобы Миловидов собирался уезжать из города. На прежнем месте жительства его остались кое-какие родственники, но, после женитьбы он с ними почти не общался. Пока все, Паша. Чем богаты, тем и рады… При допросе Горобца я тебе не нужен? Вопрос справа, вопрос слева, темп?– Я бы не стал на него давить. Подойду сегодня на мягких лапах.– Смотри, не набиваюсь.Привели Горобца.– Опять вам говорю и повторяю: про Миловидова мне ничего неизвестно! Так и записывайте! – с порога объявил он.– Непременно запишу, но чуть погодя. Сначала давайте уточним круг ваших обязанностей на фабрике.Повинуясь приглашению Пал Палыча, Горобец сел.– Моя обязанность заведовать. Если теоретически.– А на практике?– На практике весь склад на мне. Даже погрузка часто своим горбом.– Отчего так? Не хватает рабочих рук?– Совести у начальства не хватает. Пользуются, что я здоровый как лошадь. Горобец – ко всякой дырке затычка. Оборудование получить – Горобец. Харчи для столовой – опять же Горобец.– Учет на складе ведете тоже вы?– На то Захаров есть, инвалид.– И как он фиксирует поступление ткани из сушильного цеха?– Обыкновенно, – буркнул Горобец. – Чернилами.– Понятно, что чернилами, меня интересует процедура. Ведь ткань впервые метруют при передаче на склад. Тут и возникает метраж, который потом учитывается по документам.– А я при чем?– А при том, что неучтенные излишки, минуя ваш склад, не реализуешь. Тихо, тихо! – усмирил он вскочившего было Горобца.– Миловидову поверили, да? – сжал тот кулаки. – Да почему ж вы ему, собаке, верите?! Пускай бы он попробовал чего доказать! Вы ж ничего не знаете!– Боюсь, доказать он уже ничего не сумеет. Жена рубашку опознала. Кровь на рубашке совпадает с кровью Миловидова. – Пал Палыч положил на стол акт экспертизы, показал, где прочесть. – Заодно прочтите вот эти показания… Теперь эти… И еще эти.Не нашлось друзей у Горобца. Даже и собутыльников, потому что предпочитал пить один. Досаждал он окружающим своей грубостью, бранчливым нравом. И хотя, действительно, вкалывал крепко, но симпатии ни у кого не вызывал. А во хмелю бывал агрессивен и многих успел разобидеть. Теперь ему припоминали одно худое, возможно, с преувеличениями: причина ареста его, само собой, не утаилась от горожан и бросила черную тень на все его прошлое.Горобец, предыдущими вопросами настроенный опровергать свою причастность к хищениям, от внезапного поворота разговора потерялся. Кряхтя и постанывая, читал он отмеченные места в протоколах допросов сослуживцев и соседей.– Ну это уж… Нет, чего говорят, а? Жена ушла по причине побоев. Да она – две лучинки, соплей склеенные, где ее бить? Мать больную она поехала выхаживать!.. Ну люди, ну злыдни…Дочитав, поднял на Знаменского ошалелые глаза:– Выходит, я кругом виноват? Он, значит, меня уличил. Я его с умыслом к себе зазвал. И, значит, пустил ему кровь, пока он доказать не успел. Так оно получается?!Поведение Горобца, интонации, жесты в чем-то не соответствовали самочувствию человека, знающего за собой страшную вину. Отчасти потому и одолевало Пал Палыча некое сомнение относительно расследуемого «сюжета». Но факты пока однозначно свидетельствовали против Горобца.– Получается, я сволочь, каких земля не рожала, да?!Знаменский развел руками:– Сами видите, как складываются улики.– Да тут все наизнанку вывернуто! Слушайте, что было. Он нахально приперся. Извини, говорит, днем погорячился. И кадушку попросил под огурцы. Ну, понятно, я его послал. Хотел в зубы дать. Но… вроде удержался, не дал… Вспомнил я, отчего шум был: он стал рассказывать анекдоты какие-то. И тут начал кричать «караул!». Из анекдота это, про бабу, которую насилуют.– Вам кажется достоверным, что Миловидов пришел за кадушкой?– А что?– Весной кто же солит огурцы?– А… почем я знаю… попросил…– Видите ли, Горобец, то, что вы говорите, противоречит и логике, и всем остальным показаниям.– Да чего стоят их показания! Коли на то пошло, зачем меня Миловидов обозвал? Чтоб от себя подозрение отвести! Он сам первый казнокрад и есть!– Вот как? – скептически усмехнулся Пал Палыч.Нескладный сидел перед ним человек и защищался нескладно, неуклюже.– А за что ж я от него каждый месяц пять червонцев имел? – в запале выкрикнул Горобец.«Гм… Похоже, действительно имел. Интересно».– И что вы должны были за эту сумму делать?– Смеетесь, гражданин следователь. За такие деньги разве делают? Кто делает, тот вдесятеро имеет.«Возражение резонное».– Хорошо, чего вы не должны были делать?– Ничего лишнего. Дальше склада не смотреть.– Если вы обязались чего-то не замечать, то знаете, чего именно.– Не задумывался, – явно соврал. – Ихняя каша, им и хлебать.– Допустим, Миловидов платил, вы не задумывались. За что тогда ругали его почем зря? Говорят, с языка у вас не сходил.Горобец помялся.– Из-за денег… хотел больше…– Так вот – ни за что?– Всем вы верите, а мне – нет! – вскипел Горобец. – Алена-то, гляди, какая зараза, как она вас обошла! Глазами похлопает – и верите! Думаете, такая уж она простенькая, такая мягонькая? А если я скажу, что у ней хахаль есть?!Опять он сделал ложный шаг. Пробудит мимолетное к себе доверие и тотчас сам его загасит.– Ах, Горобец, Горобец. Чем это поможет? Ведь это вас Миловидов обвинил в хищениях, от вас люди слышали его крик, у вас нашли окровавленную рубашку… И раз уж зашла речь о хахале, вы, кажется, напропалую ухаживали за Миловидовой до ее замужества. Было?Горобец отвернулся, покривился.– Мало ль по ней парней сохло… пока не привезла своего курортника.
* * * Зина уехала. Сразу быт приобрел холостяцкий характер, хотя женщины продолжали пританцовывать вокруг Томина. Он сделался городской знаменитостью после обнаружения злосчастной сорочки.– В жизни мне так задешево не доставалась слава, – посмеивался он. – Упиваюсь популярностью.Иногда он куда-то пропадал в приступе сыскного рвения, но появляясь, отмалчивался: терпеть не мог рассказывать, что да как, если брал ложный след.Намерение его поблаженствовать было изрядно подорвано историей Миловидова, но в остаточном виде все же проявлялось. Город и речные берега утопали в цветущей черемухе. Под ногами словно завивалась от ветра снежная пороша. С сумерек налаживали соревнования соловьи. Как тут не побродить без всякой цели? Потом себе не простишь.Побывал он и в «как за границей» за оврагом. Впечатления срезюмировал коротко: «Бедные козы!» Некоторые барачные переселенцы взяли с собой живость и держали на балконах, так как «курятники и свинюшники» власти категорически запретили.За вечерними чаепитиями, случалось, дурачился, стараясь развлечь Знаменского. Однажды притащил откуда-то дверную ручку и, приставив к брюкам пониже спины, потребовал немедленного определения: как называется?– Старший инспектор Томин… с ручкой, – нашелся Знаменский.– Короче и точнее!Пал Палыч назвал короче.– То-то же! – хохотал Томин. – Нечего стесняться русского языка.Доложившись Скопину, Пал Палыч получил разрешение назначить на фабрике ревизию, а сам с наличным составом горотдела включился в многодневный обыск у Горобца. Никто из здешних не обязан был ему помогать, но помогали на совесть, запуская собственные дела – и служебные и домашние.Пал Палыч ждал хотя бы звонка от Зины, понимая, впрочем, что так скоро экспертиза результатов не даст, тем более Зина займется ей впервые.Удивительный она все же человек, удивительный криминалист! Хороших экспертов немало, есть превосходные. Но как обычно бывает? Следователь ставит конкретную задачу – эксперт ее решает (в меру опыта, ума, интуиции). То есть следователь спрашивает, эксперт отвечает.Зина же всегда в гуще дела, всматривается в него снаружи и изнутри, анализирует, фантазирует – и по своей инициативе выискивает вопросы, ответ на которые развязывает самые тугие порой узлы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9