— Зато они про метеориты знают, — вздохнул Максаков. — Вы их спросите.— Ментяры! Хотите выпить?! — заорал вдруг в обезьяннике крупный лысый мужик в полушубке из искусственного меха. — Жрите, суки!Струя мочи ударила через решетку, едва не задев проверяющего. Он отскочил в сторону.— Б…дь! — Лопатников схватил дубинку и кинулся к железной двери. Помощник дежурного достал наручники и последовал за ним.— Вася! Не торопись! Ща у него струя кончится, и войдем.Нинка оторвалась на секунду, усмехнулась и продолжила допрос. Ее подопечный даже не обернулся.— На… Напрасно вы иронизируете, товарищ майор. — Внимательный с опаской косился на клетку, где Лопатников с помощником пытались надеть дебоширу наручники. — Я буду вынужден подать представление о вашем наказании.Максаков достал сигарету, глядя, как Вася умело перехватил мужику гибкой дубинкой шею, а помощник щелкнул «браслетами».— Вы когда-нибудь выезжали на убийство?— Давайте не будем передергивать. — Внимательный подошел к выходу. — Каждый должен заниматься своим делом. А что?Максаков отвернулся.— Ничего. Просто вы — счастливый человек, старший лейтенант.Хлопнула дверь. Лопатников вытер пот и бросил дубинку на сейф.— Козел!— Буян или лейтенант?— Оба!— Сука! Б…дь! Ты у меня… — Парень вскочил со стула и орал на Колосову тонким голосом.Она, откинувшись на спинку стула, спокойно смотрела на него.«Господи, сколько можно орать!» Максаков подошел к нему и, схватив за шиворот, бросил обратно на стул. Юнец сполз на пол и завыл. На подбородок потекла слюна.— Не трогай меня, мент поганый, мне плохо, я умереть могу!— Ломка? — Максаков вытер руку о пальто.— Не знаю. — Нина невозмутимо закинула руки за голову и сладострастно потянулась. — Говорит — эпилепсия. Все равно на подписку.Парень перестал выть и сел на полу.— За что загребли?Он молчал.— Попытка сумку рвануть. — Колосова улыбнулась. — На глазах у наряда. Полная сознанка, не судим, прописан, учится. Если задержу — шеф с дерьмом съест.— Отдайте ножик, — вдруг тихо сказал сидящий на полу парень. — Скажите ей. Этой сучке! Нож отдайте, ментяры! Все, что от бати осталось!Он снова начал орать. По щекам хлынули слезы. Максаков нагнулся и отвесил ему подзатыльник.— Заткнись! Еще раз «сучку» услышу — убью.— Да ладно. — Нинка лукаво посмотрела на Максакова, чуть вздернув в улыбке верхнюю губу. — В одном он прав точно. Я — не кобель.Парень умолк. Максаков выпрямился.— Что за нож-то?Нинка покопалась в пакете на столе.— Вот.Обыкновенный раскладной ножик из рыболовно-охотничьего магазина. Не выкидуха. На лезвии гравировка: «Сыну Ромке. Будь мужчиной».— Где сам батя-то?— Ушел от нас.— Алексеич! Готово! — Гималаев махал рукой от дверей.— Пока, Нин. Полетел. Спокойно додежурить тебе.— Нож-то отдать, может?Он обернулся у дверей.— Как хочешь. Но лучше не надо…За пультом Лопатников озабоченно разглядывал наполовину оторванный дебоширом шеврон.— Ну вот. Будем устранять выявленные недостатки. 23 Двор был длинный, проходной и очень темный. Максаков щелкнул зажигалкой. Без десяти четыре. Улица Курляндская, расположенная на отшибе Адмиралтейского района, казалась абсолютно вымершей. На подъезде они не встретили ни единой живой души. Ветер ощутимо колол сквозь одежду. Гималаев и Дронов с фонарем планомерно обследовали парадные в поисках нужной квартиры. Андронов в короткой куртке приплясывал на месте. Маринка, наотрез отказавшаяся остаться в машине, пряталась от ветра у него за спиной.— Сюда! — Гималаев тихо свистнул. — Мы близки к цели.— С чего это ты так оптимистично смотришь на жизнь? — У Андронова зуб на зуб не попадал.Гималаев посветил на светлую «восьмерку», припаркованную у одной из парадной. Под задним стеклом пластырем был прилеплен прямоугольник бумаги: «Продается ВАЗ-2108 1995 года т. 316-42-91, Парамонов Вадим Вадимович. Вечером».— Телефончик-то наш.— Имя тоже мы слышали.— Нашел, — подошел Дронов. — Вон та парадная, третий этаж.Дверь тоже пришлось изучать в свете фонаря — на улице и то было светлее. Судя по количеству звонков, в коммуналке было комнат семь. Небольшая для этого района квартира. Максаков и Гималаев встали перед дверью. За ними Андронов и остальные. Игорь уверенно надавил кнопочку под табличкой «Парамоновы». Внутри квартиры раздалась соловьиная трель. Тишина давила на уши. Никакой реакции.«Четыре утра. Самый сон», — подумал Максаков.Имитация птичьего голоса снова вспорола темноту. Где-то глубоко скрипнули полы. Загремел засов второй двери.— Кто?Каждый из оперов, кто изобретает новый способ войти в адрес, достоин памятника.— Вадим Вадимович? — подал голос Игорь. — Это из милиции. У вас была автомашина ВАЗ двадцать один ноль восемь?— Что значит «была»?Захрустели замки. Опять сработало.— Что значит «была»?— Тихо! — Максаков, показав удостоверение, оттеснил внутрь квартиры высокого мужчину в халате.Остальные просочились следом. Хозяин едва не уронил с лица большие круглые очки.— Что…— Тихо! — угрожающе повторил Максаков и показал пистолет. — Уголовный розыск. Гена где?— У себя. — По лицу Парамонова было видно, что он ничего не понимает.— Где его комната?— Третья.— Справа? Слева?.— У нас все справа.— Марина, посмотри за ним.Они двинулись по темному коридору, боясь налететь на тумбочки, столики, велосипеды. Горящее бра осталось в прихожей. Стало темно. Максаков считал двери. Первая. Тяжелый больной храп. Вторая. Детское бормотанье во сне. Третья! Все замерли. Изнутри в щель пробивался свет. Кто-то кашлянул и чем-то зашуршал.«Пятый час, — подумал Максаков. — Чем он занят?»«Моторола» в кармане разразилась громким пиликаньем.«Черт! Черт! Черт!»Его словно током дернуло. Внутри загремело. Одновременно с Гималаевым они врезались в дверь.Уже потом он подумал, что если спросить, какая комната у него в квартире спальня, то он ответит — «первая слева», хотя первая слева дверь ведет в туалет. Парамонова спрашивали про комнаты, а не про двери. Он и ответил правду, совершенно упустив ванную. Это вышло боком маленькому курчавому мужику, который удобно расположился в теплой воде со «Спорт-Экспрессом» и бутылочкой «Невского». Увидев в проеме резко открывшейся двери незнакомцев с пистолетами, он ойкнул и ушел под воду. Газета с шуршанием слетела на пол. Плескалась потревоженная вода. Мужик не всплывал.— Твою мать! Вырубился! — Максаков сунул ствол в кобуру и кинулся спасать потенциального утопленника.Игорь помогал. Мокрая кожа скользила под пальцами. В узком пространстве они мешали друг другу. Бутылка упала и с грохотом разлетелась о бетонный пол.— Егорыч в угольной гавани работает, во вторую смену, — бубнил сзади Парамонов. — До утра отмокает, потом спит. Удобно. Ночью-то ванная никому не нужна.«Утопленник» открыл глаза и безумным взглядом обвел окружающих. Его аккуратно посадили. Максаков вздохнул и грустно посмотрел на мокрые по локоть рукава пальто.— Дядя Вадик! Что случилось?В коридоре стоял рослый, бритый наголо парень в трусах и тельняшке. Андронов незаметно сделал шаг ему за спину.— Гена?— Ну Гена.— Уголовный розыск. Поедешь снами.Максаков готов был поклясться, что лицо парня дернулось в паническом страхе.— Денис, Марина, возьмите понятых и сделайте осмотр комнаты. Ты ведь не против, Гена?Спускаясь по темной лестнице, он вспомнил про «моторолу».— Вениаминыч! Ты меня искал?— Ты где пропал? — Лютиков явно нервничал. — Почему не отвечаешь?— Занимаюсь спасением утопающих.— Чего?— Да ничего. Что случилось?— Надо срочно подъехать в вытрезвитель на Синопку. Там сложная ситуация.— Без меня никак? У меня тут подозреваемый по Днепропетровской.— Боюсь, что никак. Там якобы деньги у мужика ушли.— Блин! — Максаков ненавидел разгребать по дежурству эти постоянные вытрезвительские проблемы. — Много?— Десять тысяч баксов! 24 До РУВД ехали как сельди в банке. Стиснутый на заднем сиденье Гена угрюмо молчал. Он вообще был немногословен. Не спросил даже, зачем и куда его везут. Максаков уже на девяносто процентов был уверен, что они попали в точку и Ляпидевский — тот человек, который им нужен, но он также хорошо знал, что это все только начало, что уверенность в уголовное дело не подошьешь и что при умной позиции Ляпидевский имеет все шансы соскочить и помахать им ручкой. Когда все вылезли, он придержал за рукав Гималаева.— Игорь, я в «трезвак» смотаюсь. Там какая-то заморочка. Сердцем чую — это он. Попробуйте его заплющить. Если не сможем, то… Впрочем, чего я тебя учу.Гималаев задумчиво кивнул.— А на джинсах у него кровь, — неожиданно сказал он, — причем свежая. И на руке ожог.Максаков улыбнулся ему и тронул машину. Игорь всегда работал обстоятельно, от элементарного. Именно поэтому он был лучшим из всех, кого Максаков знал. Да и из всех, кого не знал, тоже.Вытрезвитель располагался в низеньком грязном флигеле, стоящем в третьем дворе, если считать от индустриальной Синопской набережной. Асфальт на подъезде к нему был изувечен так, словно двор подвергся авианалету. На одном из ухабов машина подпрыгнула, и двигатель вдруг резко сбросил обороты. Максаков чертыхнулся и потянул подсос. Ритм выровнялся. Он поднял глаза и вздрогнул: метрах в пяти от него, широко расставив ноги, стоял человек. Свет фар выхватил из мрака улыбку над черной жесткой бородой. Вокруг метались предутренние тени.Вот и встретились снова! Он чувствовал себя спокойным как удав. Только холодок в районе солнечного сплетения. Только кровь пульсирует над левым глазом. Ветер ударил в лицо миллионами холодных иголочек. Шершавая рукоятка пистолета удобно легла в ладонь.— Стой на месте!Было слышно, как где-то в подвале мяучит кошка.— Стою-стою! Но меня уже выпустили.Словно что-то мягко сползло с плеч на землю. Он нашарил в машине фонарь. Испуганный помятый мужик ин-теллегентного вида заслонял глаза рукой. Максаков выключил фонарь.— Проходите.Не убирая ствола, Максаков оперся на подрагивающий капот машины. Наверху свистел ветер. Тело охватила слабость. Ломило шею. Снова захотелось спать. Он спрятал пистолет, закурил и сел в машину.
* * * На звонок открыли сразу.— Ответственный по РУВД Максаков.— Дежурный медвытрезвителя номер два лейтенант Иванов, — поспешно представился пухлогубый мальчишка.Из палаты слышались какие-то голоса. Больше из наряда никого не было видно.— Чего тут у вас?— Понимаете, — мальчишка улыбнулся, — в общем, в час тридцать две нашим экипажем был задержан неизвестный гражданин, который в пьяном виде ехал на самокате по Суворовскому проспекту и пел матерные частушки. Назвать себя он отказался. Из денег и ценностей при нем были только часы и запонки. Сейчас он немного протрезвел, представляется Хреновым Павлом Павловичем, генеральным директором концерна «Хренгаз», заявляет о пропаже десяти тысяч долларов и требует своего адвоката.Иванов положил на стол бумажку с телефоном.— Мы не брали, — вдруг совсем по-детски сказал он, — правда. Я знаю, что все думают, что в вытрезвителе…— Успокойся дружище. — Максаков поощрительно улыбнулся Иванову и взял листок. — О, Хватман Аркадий Аронович. Серьезная личность. Не звонили еще?Мальчишка испуганно помотал головой. Из палаты донеслись негодующие крики:— Всех уволю! На паперть встанете, гниды!— Что за сутки. Одни хамы вокруг. — Максаков кинул окурок в форточку и, сев за стол дежурного, начал набирать номер.Возле аппарата стояло фото в рамочке: девушка-подросток с персидским котенком на залитом солнцем балконе. Он подумал, как чужеродно смотрится эта картинка в обшарпанных, синюшных стенах вытрезвителя, среди запахов перегара, мочи и нашатыря.Адвокат ответил сразу. Это в пять-то утра.— Аркадий Аронович?— Да.— Извините, из Архитектурного РУВД беспокоят. Фамилия Хренов…— Задержали?! — радостно закричал адвокат.— Задержали.— На самокате?— На самокате.— Ребята! Какие вы молодцы! Только не бейте его, пожалуйста. Где вы? Я сейчас приеду.Максаков положил трубку и облокотился на стоящий сзади сейф. Иванов вопросительно смотрел на него.— Сейчас приедут.— А деньги?— Разберемся.Он закрыл глаза. В голове шумело. Хотелось спать. Хотелось есть. Хотелось утра. Хотелось лета. Хотелось отдыха. Хотелось любви. Хотелось… Быстро добрались.Максаков с трудом разлепил веки. Серия нетерпеливых звонков продолжалась, пока Иванов не открыл дверь. Он тоже отчаянно тер глаза. Видимо, они оба отключились на пять-десять минут. Опять противно гудели лампы. Опять нужна была сигарета, чтобы проснуться. Горло клещами сжал спазм. Максаков с трудом сделал глубокую затяжку. В легких закололо, но голова прояснилась. Он шагнул вперед.— Здравствуйте. Моя фамилия Максаков. Это я вам звонил.— Здравствуйте. — Немолодой усталый мужчина в очках и явно второпях повязанном галстуке протянул руку. — Хватман. Вы нам его отдадите?— Если сможете забрать. — Максаков кивнул на палату.— Попробуем, — улыбнулся Хватман. — Артур, давайте.Четверо квадратных «костюмов» резво проскочили мимо.— Беда. Как провернет хорошую сделку, так — водка из горла и самокат, — продолжал, извиняясь, улыбаться Хватман. — Уже традиция. Но сегодня от охраны оторвался.«Костюмы» вернулись, неся закутанное в пальто существо, бубнящее страшные угрозы.— Он пожаловался, что десять тысяч долларов у него пропало, — безразличным тоном сказал Максаков.Хватман устало махнул рукой.— Не десять, а три. Зато у Лавры сегодня все убогие «красную шапочку» за доллары покупают.Максаков усмехнулся.— Филантропия.— Не говорите. Что мы должны за беспокойство?— Это вон у лейтенанта спрашивайте.— Спасибо, и еще раз извините.— Не за что.Во дворе было светло от фар двух мощных «блэйзеров». Максаков сел в машину. Она немножко постонала, но завелась.«Тоже устала», — подумал он.Глаза как туманом подернуло. Он вырулил на Бакунина и опустил стекло. Сырые сгустки ветра щекотали лицо. Теплело. Приближалось утро. 25 — Я же уже все рассказал. Я пришел. Мы поболтали. Я ушел, а он остался. Ждал кого-то в гости.— Кого?— Не знаю.«Каждая сигарета дается все с большим трудом».— Куда ты поехал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18