Потом женщина медленно наклонилась вперед, и голова ее соскользнула, покинув мужчину, которого явно очень любила.
Садов замер на мгновение, потом протянул руку и вернул женщину в прежнее положение, с неожиданной нежностью положив ее голову на плечо мужчины. Затем повернулся, забрался обратно в бронетранспортер и повел его к американской станции спутниковой связи.
Глава 41
Нью-Йорк, 9 февраля 2000 года
Подходя к столу дежурного сержанта в штаб-квартире нью-йоркской полиции, Роджер Гордиан явно нервничал.
Отчасти это объяснялось тем, что он только что прошел по Таймс-сквер.
Место взрыва казалось полным призраков, напоминало о трагических событиях, происшедших здесь чуть больше месяца назад. Какой страшной ни казалась разыгравшаяся трагедия на экране телевизора, он не был готов к эмоциональному воздействию, которое произвело на него непосредственное присутствие на площади, когда он увидел все собственными глазами.
Его потряс не масштаб разрушений, а отдельные детали, которые придавали катастрофе характер личной трагедии. Окровавленный плюшевый медвежонок с вылинявшей розовой ленточкой на шее, изрядно пострадавший от месячного пребывания на тротуаре, лежал придавленный упавшей на него искореженной вывеской. Гордиану оставалось лишь надеяться, что его хозяйка жива и больше не грустит о потере любимой игрушки.
Да, зрелище Таймс-сквер потрясло его. Он уже начал строить планы, как восстановить площадь. И все-таки он знал, что нервничает не только из-за этого.
Гордиан слишком хорошо понимал, насколько рискованной является предстоящая встреча, осознавал всю страшную мощь того документа, который находился у него в кармане плаща.
Он подошел к столу дежурного сержанта.
— У меня назначена встреча с комиссаром Гаррисоном.
Когда секретарь сообщила ему о приходе Гордиана, Билл Гаррисон положил на стол пачку докладов, которые он перечитывал в поисках деталей, снял очки и потер глаза.
— Дайте мне пару минут, затем пригласите его, — сказал он ей.
Гаррисон плохо спал после смерти жены. Психиатр из его департамента сказал ему, что этого следовало ожидать, но, хотя комиссар теперь знал, что в его состоянии нет ничего необычного, это не сделало его менее болезненным, никак не помогло ему справиться с ночными кошмарами и чувством глубокого одиночества.
Гаррисон больше не спал в постели. В спальне все напоминало ему о Рози. Он не мог совладать с собой, когда входил в эту комнату. Ее одежда, запах ее духов — он поспешно забрал все, что ему было нужно, и отнес в комнату для гостей.
Теперь он спал там. Но и это не помогало. Всякий раз, когда Гаррисон закрывал глаза, перед его мысленным взором снова и снова разыгрывалась та страшная трагедия. И он просыпался с криком ужаса.
Хуже всего были сны, в которых ему удавалось спасти ее, потому что тогда он открывал глаза и оставался наедине с мучительной правдой.
Рози больше не было.
Он решил спать в кресле, стоявшем в гостиной. Там было неудобно, поэтому он никогда не засыпал по-настоящему. Это помогло, кошмары исчезли, но теперь ему стало трудно сосредоточиться на своих обязанностях. А ведь он так нуждался в этом, потому что намерен был довести это дело до конца и раскрыть тайну взрыва.
Гаррисон провел ладонями по лицу, пригладил волосы и поправил галстук.
Нужно отвлечь внимание от воспоминаний. Именно в этом ключ к выживанию — думать о чем-то другом.
Интересно, чего хочет от него великий человек, ждущий в приемной.
* * *
Калифорнию и грязные улицы Манхэттена разделяет огромное расстояние, особенно ту Калифорнию, в которой живут люди, подобные Гордиану. Черт побери, да вся кооперативная квартира Гаррисона поместится, наверно, в гараже этого магната, и еще останется место для его роскошного «роллс-ройса». Тогда почему секретарь Гордиана позвонил и попросил о встрече с глазу на глаз? Неужели речь идет о чем-то, связанном с полицией? Вряд ли.
Ну что ж, скоро он узнает об этом. Любопытство Гаррисона — страсть всюду совать свой нос, которая изначально и вовлекла его в полицию, — оставалось единственным чувством, на которое никак не повлияла трагедия.
Когда открылась дверь и в кабинет вошел человек, которого он видел до сих пор только на бесчисленных обложках журналов и в телевизионных новостях, Гаррисон встал и вышел из-за стола ему навстречу. Судя по мрачному лицу гостя, визит не был причудой одного из самых богатых и могущественных людей в мире.
Гордиан снял плащ, положил его на диван и повернулся к комиссару. Они обменялись рукопожатиями и представились друг другу.
Покончив с формальностями, оба сели и пару минут вели ничего не значащий разговор. Сквозь жалюзи пробивался утренний свет, и он придавал странный характер этой еще более странной встрече. Гордиан нервничал не меньше его.
Поскольку оба чувствовали себя не в своей тарелке, Гаррисон решил приступить прямо к делу.
— Вы летели шесть часов, чтобы поговорить с человеком, которого видите впервые, — со мной. Ваш секретарь сказал мне, что сегодня вечером вы собираетесь вернуться обратно в Сан-Франциско. Почему бы вам не рассказать мне о цели вашего визита?
Наступил момент истины. Гаррисон видел это по глазам Гордиана.
— Вам предстоит выслушать, — произнес Гордиан, — очень длинную историю. Он сделал паузу. — К тому же у нее может оказаться печальный конец. — Он извлек из кармана плаща толстый раздувшийся конверт. Теперь Гаррисон понял, почему Гордиан принес с собой в кабинет плащ, а не оставил в приемной, где секретарь повесила бы его на вешалку. Странное поведение для такого человека, подумал Гаррисон. Дома за каждым его шагом, наверно, следит множество слуг, предупреждающих все желания. Гордиан взял пакет в, руки с удивительной осторожностью, словно опасаясь, что он может в любую минуту взорваться. Затем он как бы вспомнил, где находится, и посмотрел на Гаррисона. Комиссар полиции сидел неподвижно, готовый выслушать гостя.
— Не знаю, известно ли вам, — произнес Гордиан, — но в течение ряда лет я находился в плену. Меня сбили над Вьетнамом, и я стал постояльцем ханойского «Хилтона».
— Это все знают, — подтвердил Гаррисон, совершенно не понимая, куда ведет этот разговор. Что за чертовщина происходит у него в кабинете?
— Из плена я вернулся новым человеком. Мне захотелось изменить мир, сделать его открытым для всех, принять меры, чтобы то, что случилось со мной, никогда больше не повторилось ни с кем, если в моей власти добиться этого. — Он сделал паузу и посмотрел на комиссара. — Люди моей корпорации работают повсюду, в самых разных странах мира. Они работают на благо всем нам, находятся далеко от дома и уязвимы при меняющихся в этих странах политических ситуациях.
Поскольку я послал их туда, на мне лежит ответственность за их безопасность.
— Мне понятны ваши чувства, — согласился Гаррисон. — Я тоже посылаю каждый день тысячи людей в синих мундирах на опасные задания.
— Тогда вы понимаете, что я готов принять практически любые меры, чтобы защитить своих людей.
— Практически? На какой границе принимаемых мер вы останавливаетесь, если это важно для вас? — Гаррисон начал, наконец, догадываться о цели разговора.
— Все зависит от обстоятельств. Разумеется, когда затронуты интересы законопослушных граждан, мы следуем духу и букве закона. Всегда. Я горжусь своей корпорацией. Но когда речь заходит о преступниках и террористах, существуют, так сказать, серые зоны в мерах, принимаемых службой безопасности моей корпорации. Давайте ограничимся этим, ладно? — Гордиан похлопал конвертом по тонкой шерстяной английской ткани своего костюма. Звук был едва слышным, но в тиши кабинета казался громким треском.
— Я не буду проявлять интерес к методам, используемым вами, если только это не станет необходимым. — Гаррисон, как и Гордиан, не сводил взгляда с конверта.
— Взрыв на Таймс-сквер явился страшной трагедией, — сказал Гордиан. — Я видел происшедшее на экране телевизора. Это напомнило мне войну во Вьетнаме.
Мне хотелось бы выразить вам мои глубокие соболезнования по поводу случившегося.
Гаррисон глубоко вздохнул. Он понимал чувства, испытываемые Гордианом, видел, что его гость знает о них на основании собственного тяжелого опыта.
Гордиан был там и сумел выжить.
— Я благодарен вам... потому, что это говорите именно вы.
— Я ненавижу террористов. — Гордиан сжал зубы. — А когда они угрожают моим людям, я не хочу бездействовать и ждать, надеясь на помощь со стороны. У некоторых служащих моей корпорации среди собравшихся на Таймс-сквер были близкие.
— У меня тоже, — тихо произнес Гаррисон. — У меня тоже...
— Извините — я не подумал... — Гордиан смешался — он понял смысл только что произнесенных Гаррисоном слов.
— Ничего. Я провожу каждый день, рассматривая фотографии места, где произошел террористический акт, изучаю вещественные доказательства, собранные моими сотрудниками, агентами ФБР и АБТ, пытаюсь понять почерк преступников, выяснить, кто виновен в этом кошмаре. Поверьте мне, все, что я вижу, напоминает мне о случившемся. И я найду тех, кто убили мою жену и нанесли столь болезненную рану моему городу. У меня четыреста человек круглые сутки занимаются расследованием этого преступления. Мы раскроем его, даже если мне придется раскапывать это дело голыми руками. Таков наш долг перед городом.
Перед мэром. И перед моей женой. Вот почему я готов работать без отдыха.
— Гаррисон пристально посмотрел на Гордиана. — Я готов заключить сделку с дьяволом, лишь бы только получить улики, которые помогут раскрыть это преступление.
Гордиан молча протянул пакет, который до этого момента держал в руках.
Гаррисон взял его дрожащими руками. Но не вскрыл.
— Не буду лгать и уверять вас, что не знаю о содержимом, — сказал Гордиан.
— Равно как не стану говорить, что мы получили это по законным каналам. Нам пришлось идти к цели кратчайшим путем.
Гаррисон не задавал вопросов. Есть вещи, о которых лучше не знать.
— Надеюсь, вы хорошо замели следы.
— Может быть и нет, но я займусь этим, когда придет время. Все, что нам удалось найти, находится в этом конверте вместе с вещественными доказательствами — когда удавалось получить их. Если хотите, я буду держать вас в курсе дела со своей стороны. Мне хочется, чтобы вы поступили так же, если сочтете это возможным без нарушения закона.
— Спасибо. — Гаррисон посмотрел на пакет, который теперь держал в руках. Я сделаю все, что могу, чтобы ваше имя не упоминалось в материалах расследования. — Он поднял голову и взглянул на Гордиана, собравшегося уходить.
— Но у меня есть вопрос. Почему вы передали эти материалы мне? Мы даже не были знакомы до сегодняшнего дня.
— Я счел, что у вас больше других прав получить собранные нами сведения.
Постарайтесь воспользоваться ими как можно лучше. — Гордиан встал и пожал руку Гаррисону — это было теплое мужское рукопожатие, в котором каким-то образом без единого слова выразились сочувствие, уверенность и поддержка. Затем он ушел так же тихо, как и появился. Гаррисону казалось, что он так потрясен встречей с этим человеком, что не в силах сдвинуться с места, что репутация Гордиана, какой бы высокой она ни была, несравнима с тем впечатлением, которое производит личная встреча с ним. Нужна немалая смелость, чтобы сделать то, что сделал он; смелость и глубокая убежденность в своей правоте, что бы он ни говорил о серых зонах.
Гаррисон тряхнул головой, чтобы яснее мыслить, затем разорвал конверт и высыпал содержимое на стол.
— Боже милосердный!
Имена, фотографии, время, места прибытия и выезда из страны, запись разговоров, аудио-и видеокассеты — все, что требовалось для того, чтобы завершить расследование о взрыве на Таймс-сквер.
Он брал некоторые из материалов, читал отрывки, затем вложил кассету в видеомагнитофон и несколько секунд наблюдал за экраном. Гаррисон широко открыл рот от изумления, когда понял, о чем говорят мужчина и женщина.
Господи!
Он подбежал к двери кабинета.
— Джеки, — крикнул Гаррисон, — вызови ко мне руководителей спецгрупп, занимающихся расследованием событий на Таймс-сквер, и пусть явятся как можно быстрей. Позвони окружному прокурору — нам понадобятся повестки. И свяжись с ФБР.
Он вернулся к телевизору — теперь порнофильм получил официальное разрешение на демонстрацию.
Гаррисон видел перед собой убийц своей жены.
Настало время приступать к делу.
* * *
В «Платинум клаб» охрана была усилена. Число охранников утроилось, с потолка теперь спускались новые видеокамеры, скрытые черными пластмассовыми чехлами.
По лицу Бориса промелькнула легкая улыбка, когда он увидел все это.
Вообще-то его звали иначе, но для этой операции он выбрал имя Борис. Ему пришла в голову мысль, что меры, принятые Ником после проникновения в его кабинет и направленные на обеспечение собственной безопасности, слишком походили на старую американскую поговорку — как это она звучит? Да, конечно: запирает двери конюшни, после того как из нее увели лошадь, Слишком мало и слишком поздно. Это еще одна американская поговорка, причем такая же справедливая.
Чувствуя под курткой позаимствованной формы посыльного из «Юнайтед парсел-сервис» — компании по доставке ценных пакетов, — вес пистолета «СИГ-Зауэр Р229» с глушителем, он передвинул толстый конверт, который лежал на его электронном блокноте, и начал подниматься по ступенькам лестницы, ведущей к кабинету Ника.
Два широкоплечих громадных телохранителя — один с коротко подстриженной бородкой, другой — гладко выбритый — встретили его на лестничной площадке и преградили путь еще до того, как он успел посмотреть по сторонам. Точно вовремя, подумал Борис.
— Можете оставить его нам, я распишусь, сказал один из них.
Борис поднял голову. И здесь на потолке в конце коридора, покрытого ковром, висел пластмассовый чехол, скрывающий видеокамеру. Впрочем, это не удивило его. Ему сообщили, что Рома любит записывать на пленку все происходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39