Реальный принцип, с помощью которого нужно исследовать цивилизации, заключается в том, что они за историю своего существования накапливают больше недугов—по крайней мере более уязвимы, чем отдельная личность. Если воспользоваться медицинской моделью, что больше всего подходит к последним десятилетиям, задача состоит в том, чтобы проверить, какие из болезней имеют локальный характер и обратимы при смене политики и правительства, а какие из них являются системными, лишающими коллективный организм жизненных сил, приводящими его в состояние сильнейшего расстройства, подавляющими его адаптационные и восстановительные силы и в конце концов обрекающими его на распад,Я хочу высказать предположение, что цивилизации гибнут не из-за скандальных историй или causes celebres, из-за нарушения законов или игнорирования правил приличия и бурного веселья или из-за пограничных споров. Они не гибнут даже в результате великих трагедий, таких, как Вьетнамы и Уотергейты. Вспоминаются строки Иейтса из «Безумной Джейн»: И даже то, что не подвергалось ударам, Не является исключением или единым целым. Мне хотелось бы прибавить к этому замечание Токвиля по поводу способности американцев к «самокорректированию» — в том смысле, что американцы способны учиться на болезненном опыте и наращивать силы, приходящие после катарсиса.Складывается впечатление, что цивилизации гибнут из-за собственной негибкости, из-за абсолютизма, который их дробит и раздирает на части, из-за потери физического иммунитета и систем поддержки, из-за потери самообладания, вылившейся в нежелание или неспособность встретить должным образом коллективную опасность, из-за утраты веры (особенно у молодежи) в жизнеспособность и перспективу опыта всего человечества. И, что самое главное, цивилизации гибнут из-за обнищания воображения и воли, которая их созидает и поддерживает.За те десятилетия, о которых идет речь в данной главе, Америка страдала от многих ран. Большинство из них она нанесла себе сама, в них не было необходимости, их можно было исцелить. Наиболее серьезной из них стало раскрытие связей, возникающих между различными группировками на почве пересечения их интересов и на почве их абсолютизма, которые работали против взаимообмена. У группы людей с имперскими замашками отсутствовало чувство границ дозволенного. Если главным требованием в послевоенные десятилетия была доступность, теперь в большей степени требовалось наличие связей, необходимости взаимодействия комплекса составных частей любого прочного организма.Стоит напомнить сказанное Финли Питером Данном на рубеже веков устами его героя мистера Дули: «Не говорите мне, отчего нация умирает. Скажите лучше, благодаря чему она живет». Сегодняшняя Америка живет благодаря постоянной мобильности ее народа; правовой защите расхождений во взглядах наряду с усилиями по достижению консенсуса; пониманию того, что ни один человек не может стоять над законом либо вне его защиты; взрыву в области знаний, приводящему к успеху, так как он разрушает границы невозможного; двойственному отношению к конкуренции и паевому участию; неувядающему чувству уверенности в себе наряду с верой в будущее и, главное, благодаря неиссякаемому потоку и правильному использованию человеческой энергии.И это еще один пункт, разрушающий параллель с умирающими цивилизациями. Римом управлял класс патрициев, исчерпавший свою первоначальную энергию, и в этой правящей группе никогда не могли появиться «новые люди»—novi homines, в то время как в Америке в эту группу постоянно, поколение за поколением, вливались новые мужчины и женщины. Таким образом, Америка, от чего бы она ни погибла, вряд ли умрет из-за нехватки энергии или талантов.Здесь наблюдается безнаказанность и недостаток осмотрительности, отнюдь не жизнеспособности. Реальная опасность, которой Америка подвергается как коллективный организм, заключается не в старческом одряхлении, а в юношеской безалаберности. Если сравнивать ее с историческими цивилизациями, просуществовавшими тысячелетия, —Китаем, Индией, Россией, Европой, —Америка все еще подросток, которому только предстоит пережить большую часть своего опыта и страданий, но она—как Александр—поймана в сети ответственности власти и в то же время в сети фантазий и излишеств, свойственных юности.Формы, в которых проявят себя жизненные силы Америки, как предсказывают и ее критики, и ее поклонники, все еще не определены. Уолт Уитмен предвещает (в «Демократических песнях»), что в процессе расширения своей территории на континенте, в поисках новых путей, в ее пестроте Америке понадобится «божественный литератор» (как он сам), который сделает ее единым целым. В действительности эту роль сыграли не поэты, а мифы.Я говорил выше о мифе об уникальности и мифе о Старом и Новом Свете. На обоих этих мифах, а еще больше на окружающей их действительности основывалась неистребимая вера американца в то, что участь его детей завтра будет лучше, чем его собственная сегодня. Эта вера выстояла во многих испытаниях— засухах, наводнениях, войнах, долгах, депрессиях — как путеводный американский миф. Потому что, как ни оценивай их с точки зрения строгой документальности, результаты ежегодного опроса общественного мнения по проблеме «счастья» говорят о том, что, как бы ни разворачивались в тот день внешние события, американцы красноречиво демонстрируют свою удовлетворенность жизнью.Сохранились еще остатки мифа о заветах в виде Конституции и входящего в нее Билля о правах и о судьях из Верховного суда, стоящих на их страже. 1987-й год был годом двухсотлетия этого завета и его блюстителей. «Мы живем по символам», —писал судья Оливер Уэнделл Холмс. Он добавлял по другому поводу, что суд—это «островок спокойствия в центре урагана», —спокойствия в том смысле, что посреди сутолоки событий он имеет дело с символами.Из всего комплекса политических стратегий, которые Америка подарила миру, Конституция как способ поддержания порядка в обществе преисполнена наибольшей символической силы. В мире непредвиденных диких случайностей она предлагала правление законов как стабильную точку безопасности и как набор критериев (посредством юридической интерпретации) для регуляции различных перемен.Не улеглись политические бури вокруг попыток дальнейшей политизации тех назначений и решений Верховного суда, которые были политическими всегда. Но для людей имеет значение их ощущение, что они живут под защитой Конституции, которая дает права высшей апелляции к элите, стоящей на страже их прав, с помощью тщательно утвержденной и скрупулезно изученной традиции толкования законов. Это не свободно истолковываемые ценности, как говорил Макс Уэббер обо всех социальных знаниях и действиях. Но замена пристрастий разумными социальными ценностями также требует героических усилий. Поэтому суд и стоит настолько близко к божественному праву, насколько это позволяет демократия.Ибо в соответствии с Конституцией и историей юриспруденции девять обычных смертных людей вместе обладают той властью, о которой размышлял Джеймс Джойс и его герой: «Выковывать в кузнице моей души сознание расы, существующее извечно».Французские социологи Раймонд Арон и Жан-Франсуа Ревель довольно остро писали о психологической слабости демократий, которая выходит за рамки их структурной неправоспособности. В Америке ряд политологов, и среди них Сэмюел П. Хантингтон, ставили перед цивилизацией главный вопрос: является ли она все еще тем центром, которым была когда-то, —по крайней мере тем центром, который (по выражению Йейтса) будет «держать».Этот вопрос нужно адресовать не только Америке, но и всей Западной империи. Мы привыкли рассуждать, «почему демократии умирают», но это уже не та ситуация, когда под вопросом стоит данная структура демократии. Это вопрос о жизнеспособности всей цивилизации в комплексе, включая империю.Работу над этим полотном продолжит творец, каковым является история. Но как бы ни сложилась дальнейшая судьба этого полотна, завершится оно, похоже, тем, что Америке со всем ее мифотворчеством и способностями поддерживать свои мифы оставят ее нынешнюю роль. Возможно, Питер Бергер прав в том, что капитализм как система не генерирует мифопоэтическую силу, способность к чему продемонстрировали социалистические утопии. Но у Америки есть нечто большее, чем капитализм: у нее есть целая цивилизация, ее история и творческий потенциал. И есть наконец сама Америка в качестве мифа такого масштаба, которому нет соперников в современной истории.Если Америке как центру не удастся «держать» судьбу мира, она отдаст ее в руки менее ласковые и более запятнанные кровью, чем американские. 1.3. Американская геостратегия для Евразии.(Бжезинский З. Геостратегия для Евразии. Краткосрочные и долгосрочные цели политики США в этом регионе // Независимая газета. 1997. 24 октября) ЕВРАЗИЯ КАК ГЛОБАЛЬНАЯ ОСЬ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ лет назад, когда вышел в свет первый номер журнала Foreign Affairs, Соединенные Штаты были находившейся в самоизоляции державой, время от времени оказывавшейся вовлеченной в европейские и азиатские дела. Вторая мировая война и последовавшая за ней холодная война вынудили Соединенные Штаты принять на себя определенные обязательства в отношении Западной Европы и стран Дальнего Востока. Роль Америки как единственной сверхдержавы мирового масштаба диктует сейчас необходимость выработать целостную и ясную стратегию в отношении Евразии.Евразия — это континент, на котором расположены самые устойчивые в политическом плане и динамично развивающиеся страны мира. Все исторические претенденты на роль мировой державы являются представителями Евразии. Китай и Индия, страны с самым большим населением в мире, претендующие на роль региональных гегемонов, расположены на этом континенте. Здесь также находятся все потенциальные политические и экономические соперники, готовые бросить вызов Америке. Шесть стран с самыми большими после Соединенных Штатов расходами на военные и экономические нужды, а также все, за исключением одной, мировые державы, официально или неофициально располагающие ядерным оружием, разместились здесь. На Евразию приходится 75% населения Земли, 60% внутреннего валового продукта и 75% энергетических ресурсов. В целом потенциальная мощь Евразии превосходит мощь США.Евразия — это суперконтинент земного шара, играющий роль своего рода оси. Та держава, которая станет на нем доминирующей, будет оказывать решающее влияние в двух из трех наиболее развитых в экономическом плане регионах планеты: Западной Европе и Восточной Азии. Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, что страна, доминирующая в Евразии, будет почти автоматически контролировать развитие событий на Ближнем Востоке и в Африке. В условиях, когда Евразия является главной на сегодня геополитической шахматной доской, уже нельзя вырабатывать одну политику для Европы и совсем другую — для Азии. Все, что происходит с распределением власти на просторах Евразии, будет иметь решающее значение при выработке США своих глобальных приоритетов, а также и в исторической перспективе.Приемлемая для Евразии стратегия должна учитывать различия между близкой перспективой (пять лет или около этого), среднесрочной (примерно 20 лет) и долгосрочной. Более того, эти временные фазы должны рассматриваться не изолированно, а как части единого целого. В краткосрочном плане Соединенные Штаты должны закрепить существующий сейчас на карте Евразии геополитический плюрализм. При такой стратегии приоритет должен быть отдан политическому маневрированию и дипломатическим манипуляциям, которые исключили бы возможность образования враждебных коалиций, способных бросить вызов лидерству США, хотя у любого государства, стремящегося к этому, возможности не так уж и велики. В среднесрочной перспективе это должно привести к появлению стратегически приемлемых партнеров, которые, действуя по инициативе американского руководства, могут создать ориентирующуюся на сотрудничество трансъевразийскую систему безопасности. В долгосрочном плане все это может стать основой системы подлинной политической ответственности в глобальном масштабе.На западном фланге Евразии ключевыми игроками будут продолжать оставаться Франция и Германия, и главной целью Америки должно быть продолжение расширения европейского демократического плацдарма. На Дальнем Востоке ключевая роль Китая скорее всего будет возрастать, и у Соединенных Штатов не будет стратегии в Евразии до тех пор, пока не будет достигнут политический консенсус между Китаем и США. В центре Евразии, в районе между расширяющейся Европой и повышающим свой региональный статус Китаем, будет продолжать зиять политическая черная дыра, пока Россия не заявит решительно о себе как о постимперском государстве. Тем временем к югу от России Средняя Азия может превратиться в очаг этнических конфликтов и споров между великими державами.
НЕЗАМЕНИМАЯ СИЛА В течение жизни одного поколения, а может быть, и в более отдаленной перспективе едва ли какая-либо отдельно взятая страна сможет поколебать статус Америки как первой державы мира. Вряд ли какое-либо государство может сравниться с Соединенными Штатами в четырех ключевых областях — военной, экономической, технической и культурной, — придающих стране глобальный политический вес. Пока Америка не отречется от своего статуса, единственной реальной альтернативой американскому господству является международная анархия. Президент Клинтон прав, когда говорит, что Америка стала «незаменимой страной» для мира.Лидерство США в глобальном масштабе будет проходить проверку напряженностью, беспорядками и периодическими конфликтами. В Европе уже есть свидетельства того, что время интеграции и расширения проходит, а национализм вновь может набрать силу. Широкомасштабная безработица не прекращается даже в самых благополучных странах Европы, подогревая настроения неприязни ко всему иностранному, что может побудить французских или немецких политиков склониться в сторону экстремизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67