– Что? Ничего… – ответил он, обнимая ее и целуя в обе щеки. Его непосредственность лишала ее силы воли, она просто не могла оттолкнуть такого душку-парня. Он вел себя так, словно знал ее уже сто лет. – Я так рад, что тебя встретил!– Слушай, ты что, живешь на этом бульваре? – сощурила она свои холодные глаза. Ей часто говорили, что глаза ее могут заморозить живую рыбу, но этот тип не смущался, он просто не смотрел в них. Бежал рядом по бульвару, ухватив ее за рукав, и быстро болтал на своем ужасном английском:– Катрин уже ждет… Мы сделаем шикарные снимки… Ты молодец, что согласилась! Идем!– Куда?!– В метро, – невинно ответил он. – Да что ты, мы же договорились!– Ты за мной следил?! – Олеся остановилась; вырвала у него руку, губы у нее задрожали от злости. – Ты следил?! Что это значит?!– Да не следил, просто встретил, случайно… – уверял он, причем явно врал.Олеся прикусила губу, чтобы унять дрожь, и медленно пошла рядом с ним. "Зачем я так нервничаю? – спросила она себя. – Может быть, он правда случайно… Нет, не может быть! Париж все-таки не деревня, тут не встретишься случайно! А если он следил, тогда прекрасно видел все мои маневры перед домом… Черт!Что теперь делать?! Не идти с ним? Не стоит… Он еще ничего, но его девица… А если я не пойду, тогда он подавно решит, что я подозрительна…" Она решила, что до метро еще успеет от него отделаться, но тут же обнаружила, что он ловит такси.– Ты что делаешь?– Мы можем опоздать! – нервно говорил он, подбегая к остановившейся машине. – Она ждет! Садись же!И втолкнул ее в машину. Олеся чуть не застонала от бешенства. Отказаться она не успела – они уже ехали куда-то, она сразу потеряла ориентацию.– Катрин ждет на улице Дюдевилль, – объяснил он. – Там моя квартира. Это неподалеку от бульвара Де-ла-Шапель. Не бойся, обратно мы тебя тоже отвезем на такси. Где ты живешь?«Так я тебе и сказала! – подумала она. – Подонок, что он себе позволяет!»– Так где ты живешь? – настаивал он, одновременно гладя ее колено и закуривая «Голуаз». – Хочешь? – Он сунул ей сигарету, она машинально взяла, прикурила… Задохнулась от крепкого дыма, сердито ткнула ему сигарету в лицо:– Я такого не курю!Шофер слегка повернул голову и сказал что-то Анну, тот ответил, они рассмеялись. Заговор мужчин.Олесю тошнило от дыма, от этих рож, от вечернего Парижа, который все же был прекрасен… Но она не видела в этом городе ничего родного, ничего милого, он был так красив и далек, как если бы располагался на Луне… Сейчас ей подумалось, что она отдала бы свой контракт, деньги, весь Париж за одну возможность оказаться в беленькой студии, в московской квартире, рядом с ним…– У меня мало времени, – предупредила она. – Вы ничего не успеете сделать.– Снимков пять! – небрежно ответил он. Одну сигарету он курил, другую держал в руке. – Подумаешь!Катрин профи, она все сумеет наладить… Не боишься сниматься? Многие боятся в первый раз. Я подобрал на улице классную девчонку, но она оказалась шлюхой, к тому же была простужена… И боялась камеры.Ты совсем другого сорта, верно?– Того же самого, – ответила она, глядя в окно. – Все мы на один лад.– Врешь! – расхохотался он, причем его рука еще крепче сжала ее худенькое колено. – В тебе есть настоящий шик, как тебя до сих пор не заметили… Ничего, я буду первым!Она злорадно улыбнулась, глядя в окно. Вспомнила, что по контракту не имеет права работать с другими фирмами. Подумала об ответственности, но тут же отмела эту мысль – Катрин и ее парень никак не могли считаться фирмой.– Ты рада? – неожиданно спросил он.– Чему? И убери свою руку.– Ты обиделась? Я по-дружески…– Не люблю таких друзей. Убери руку, – спокойно сказала она. – Думаю, Катрин не понравилась бы такая дружба.– Ты сумасшедшая, – обиженно ответил он, но руку убрал. – Все польки такие?– Все. – Она смотрела в окно, ей хотелось плакать.Она сама не знала почему, но слезы подступали все ближе, как будто она на самом деле обиделась на этого дурака. Коленка, которую он лапал, была ни при чем. Она давно приучилась выносить чужие прикосновения к своему телу. «Тело – не моя собственность, – говорила она себе. – Я его продаю, пусть не на панели, пусть на фотографиях, но все равно оно не совсем мое… Значит, нужно забыть о таких обидах. Так почему я разозлилась?» И она поняла почему. Потому что у нее в жизни никогда не будет этого города, этого парня, который начал что-то насвистывать и болтать с шофером, не будет стопки книг, которую он все еще прижимал одной рукой, не будет отца, отказавшего в деньгах, не будет Терри Мюглера, который похвалил его эскизы… Не будет того будущего, которое достанется ему, и его девушке, и всем девушкам, которых он будет целовать, всем парижанкам, всем людям на земле… Но только не ей! Потому что с каких-то пор она ощущала исключительность своей судьбы. Она сделала шаг вперед, вышла из этих счастливых рядов.Ее не ожидает счастье, ее ожидает собственная судьба, возможно, опасность или смерть… Когда это случилось? На первом конкурсе в Москве? На втором?Когда Саша впервые обнял ее? Когда она впервые заревела от собственной бедности и бессилия? Когда растаяла в его руках? Когда Борис рассказал ей…– Что с тобой? – спросил Анн, придвигаясь ближе. – Ты что, правда рассердилась? Да ладно тебе…Это ничего не значит. Катрин наплевать… Она вообще не ревнует. Она умная девка, продвинутая, почти феминистка… А ты не феминистка?– Не знаю такого слова, – огрызнулась Олеся, не отрывая глаз от окна.– Брось! Все его знают! – легкомысленно воскликнул он, поднимая плечо и быстро почесывая об него левую щеку. – А как насчет мужчин? Они тебе нравятся?– Конечно. – Тут она наконец улыбнулась. – Ты меня за лесбиянку принял?– Вовсе нет, просто интересно… Катрин считает, что все мужики – грязные скоты. Но при этом меня любит. Совсем немножко! – Он сблизил два пальца, показывая, как мало Катрин его любит.– Ты мог бы найти девчонку покрасивей, – ответила она с долей яда в голосе. – Которая бы любила тебя побольше.– Да ты же не согласишься?– Нет, конечно.– А ты замужем? В Восточной Европе рано женятся.– Нет у меня никого. – Она отвернулась. – И вообще – какое тебе дело? Я вовсе не собираюсь отвечать на такие вопросы. Сделаешь свои пять снимков, и гуд-бай! Я устала. Мне завтра на работу.– Ты просто будешь изображать куклу Барби и хлопать ресницами! – воскликнул он. – Никакого труда!– –Ты так себе представляешь работу модели? – вскинулась она. – Да что ты знаешь об этом?– А ты?Ответить было нечего, она и так уже испугалась, что сказала слишком много. Поэтому она замкнулась и молчала до самого конца поездки.Квартира была старая, грязная, заваленная старым барахлом и книгами… Она вся состояла из двух огромных комнат, ванной и маленькой кухни, откуда пахло свежесваренным кофе. Олеся сперва осмотрелась в ней, потом уселась на диван, сбросила туфли и поджала под себя усталые ноги. Катрин хлопотала в другом конце комнаты, устанавливая освещение, то и дело пробовала его, оставалась недовольна и снова возилась с проводами и лампами. Анн принес Олесе чашку кофе, уселся рядом, закурил и тихо спросил:– У тебя, надеюсь, нет комплексов?– Чего нет?– Раздеваться не боишься?– Нет, – равнодушно ответила она. – А что, ты хочешь, чтобы я была голой?– Нет, но мои модели…– Слушай. – Она вдруг оживилась. – А кто тебе их шьет?– Я сам, – гордо сказал он; – Мне никто не помогает, я все делаю сам!– С ума сойти… Я теперь понимаю, почему твой папаша закрыл тебе счет… Ему это не нравилось?– А кому понравится мальчик с иголкой в руке? – комично ухмыльнулся он. – Он считает, что от портного один шаг до гомика. Болван!– Старый дурак, не понимает, сколько Анн может заработать на своих идеях! – громко откликнулась Катрин из другого конца комнаты. – Он добьется того, что Анн вообще перестанет туда ходить…Пока ему приходится, потому что он не умеет стирать.– Что не умеет? – не расслышала Олеся.– Мамаша отдает мои грязные вещи в стирку, – пояснил Анн. – Тайком от отца. Он хотел, чтобы мне совсем никто не помогал.– А почему Катрин тебе не постирает? – тихонько спросила Олеся.– Она же работает, – так же тихо ответил он. – Знаешь, тебе пора примерить платье. Я его сшил на ту самую девчонку, которая не могла работать, а фигуры у вас одинаковые.– После шлюхи не надену! – рассердилась она. – Ты с ума сошел?!– СПИД таким путем не передается, – снова прокричала Катрин. – А сифилис и прочие дела давно выветрились, если вообще там были. Она была больна ангиной.– Все равно…– Да брось ты! – Анн сорвался с места," исчез в соседней комнате, потом позвал туда Олесю. Та пошла только из любопытства. И охнула, когда увидела то, что гордо держал в руках Анн.– Да ты что?! – сказала она, когда смогла заговорить. – Это, по-твоему, платье?!Платье состояло из нескольких металлических планок, огромной бархатной розы и клочков алого целлофана. Все вместе производило эффект охапки мусора.Но он настойчиво повторил:– Ты сперва примерь! Оно здорово подчеркивает фигуру! Такого ты еще не видела, верно?!– Видела и не такое, – отрезала Олеся. – Но я в эту штуку не полезу!Однако любопытство оказалось сильнее. Анн умолял ее хотя бы попробовать, и она разделась – совсем не смущаясь его взгляда. Когда она осталась только в трусиках и колготках, он нерешительно попросил:– И это тоже сними.– Что, все снять?!– Все. Да ты не бойся, я тебя не трахну, это же только работа!Олеся улыбнулась – ей уже становилось весело. Безумно интересно дурить этих двоих, изображая кого угодно, только не профессиональную модель! И сняла все остальное.– Юнисекс! – завопил Анн, рассматривая ее тонкое тело. – Это же натуральный юнисекс!– Что такое? – прибежала Катрин, увидела Олесю и замерла на месте. Протянула удивленно:– Действительно, юнисекс… Ты просто сокровище! Это изумительно! Никакого пола! Анти-женщина!– Что такое юнисекс? – сердито спросила Олеся, беря в руки модель Анна и с опаской ее рассматривая. – Болезнь такая? Вроде дистрофии?– Дурочка, это объединенный пол! Мода для всех!Новая волна! Тенденция года! – захлебывался Анн. – Надевай, надевай!Они вдвоем с Катрин помогли Олесе одеться. Когда Анн распределил планки по своему разумению, расправил целлофановые клочья вдоль ее бедер, немножко отогнул в сторону розу – она приходилась как раз над лобком, – Олеся немного разобралась, что к чему. До пояса она была почти голая – две планки пересекали грудь, две сходились на спине.Они совсем не гнулись, она чувствовала себя как в доспехах, правда, планки были тонкие и узкие. Металл холодил ее острые сосцы, но вскоре нагрелся от ее тела. Юбка из целлофана начиналась ниже пупка, оставляла открытой верхнюю часть ляжек, но пышно струилась по ягодицам. А роза выполняла функцию трусиков – правда, весьма условную функцию, потому что при любом движении немного отгибалась в сторону.– Ты, наверное, сумасшедший… – пробормотала она, оглядывая себя в зеркале. – Ты думаешь, что прославишься с такими идеями?– Твое дело стоять, как скажут! – рассердился он.Катрин цыкнула на него:– Спокойно! Мы еще не начали снимать! Мари, пойдем, я покажу тебе, где надо встать.– А туфли? – спросила Олеся, проходя на освещенное пространство.– Ты будешь босая, – угрюмо сказал Анн. – Райской птице туфли не полагаются.– Ах, так я райская птица! – усмехнулась Олеся. – Мне надо чирикать?– Не обязательно, – ответила Катрин, наводя на нее объектив. – Что ж.., ничего. А попробуй подвигаться!Олеся послушно подвигалась, поменяла позу, слегка подняла подбородок… Теперь она стояла в профиль к объективу, прикрыв глаза, чуть приоткрыв рот, забыв о камере, о зрителях, о своем обнаженном теле… Внезапно на нее подул легкий ветерок, целлофан зашуршал, отлетел назад, волосы надулись парусом… Она изумленно открыла глаза, услышала щелчок – первый снимок был сделан. Анн стоял за кругом света, направив на нее огромный вентилятор.– Еще, еще! – лихорадочно закричала Катрин. – Забудь обо мне!«Все вы так говорите… – подумала Олеся. – Я-то забуду вас, и вы забудете меня, как только я буду вам не нужна… Хорошо, наплевать…» Она подняла голые руки, заломила их в жесте отчаяния, откинула голову назад, поднялась на цыпочки… Еще щелчок. Странно, но сейчас она чувствовала вдохновение, все движения давались легко, доставляли удовольствие… Ей казалось, что она движется во сне, позирует в последний раз, позирует для снимков, которые никто никогда не увидит… Где-то в Париже останется ее лицо, оно будет лежать среди пыльных потрепанных книг по искусству, в захламленной квартире, под диваном, на котором будет спать Анн со своими девушками… Будущего не будет. «Тем лучше, – сказала она себе. – Пусть не будет никакого будущего. Контракт расторгнут. Я никогда не буду сниматься, я вернусь в Москву… Моя карьера кончилась. Зачем мне карьера, когда у меня будут деньги. И он, он!»– Гениально… – услышала она голос Катрин. – Ты не устала? Может, сделаем перерыв?– Снимай… – ответила Олеся. – Наплевать, снимай! Я не хочу останавливаться.– У меня руки дрожат… – с нервным смешком ответила та. – Слушай, ты уверена, что никогда раньше не позировала?Олеся не ответила, повернулась к ней лицом и снова услышала щелчок. Странный сон: шуршание алой юбки, холодная комната, крысы в подворотне, два окна на четвертом этаже, глаза Катрин, глаза Бориса, глаза, которые смотрят, глаза, которые закрываются… Она вдруг покачнулась, схватилась за голову обеими руками. Вентилятор умолк.– Что с тобой? – Анн подбежал, схватил ее за плечи. – Тебе плохо?– Голова… – прошептала она. – Подожди, я сейчас…– Тебе лучше сесть. – Катрин тоже подскочила, помогла ей дойти до дивана, – Часто это с тобой?– Первый раз… Ничего, пройдет… Мне вдруг стало страшно…– Страшно? – Те двое переглянулись, и она поняла, что пора уходить. Она все равно не смогла бы им рассказать, чего испугалась в этот миг, о чем думала, кем была на самом деле. А позировать и думать об этом она не могла. «Я сумасшедшая, – выругала она себя. – Мне надо быть у того дома, а я тут занимаюсь чепухой. Захотелось немного пожить… Да что это я в самом деле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59