За нарушение этого закона - смерть, Земля-альфа-прок-
лятая богом планета, куда господь изгнал человека из рая в наказание за
грехи, вот и все. Чтобы через несколько тысячелетий люди вновь обрели
утраченный рай здесь, на Земле-бета.
- Здесь редчайший архив. И, видимо, единственный. Я обнаружил его
случайно, когда в моей лаборатории на первом этаже разворотило взрывом
пол. До сих пор не знаю, кто и зачем это оставил. Я тогда занимался хи-
мией. Земля-альфа интересовала меня не больше этого окурка.
Химией. Он щелчком сбил с сигареты пепел. И тут я все вспомнила. Эрл
Стоун! Лет двадцать назад Дэвид Гур был Эрлом Стоуном, лучшим учеником
Бернарда. Талантливый химик, восходящая в науке звезда, впоследствии
внезапно исчезнувшая с горизонта. Я узнала его, когда-то худого долговя-
зого мальчишку, которого Бернард привел однажды к нам на обед. У маль-
чишки был волчий аппетит, он смеялся над нами, что мы живем по старин-
ке/семьей, а Бернард доказывал, что в старости это удобно - есть с кем
поболтать о своих болячках и посидеть за картами.
Потом Бернард пошел в спальню отдохнуть, а мы за чашкой кофе прогово-
рили на веранде до вечера. Эрл был отлично осведомлен о моих исследова-
ниях, хотя Ингрид Кейн в то время уже давно забыли и вообще мои работы
не имели никакого отношения к тому, чем занимался он сам. Он привлек ме-
ня совершенно необузданным любопытством - в этом мы были схожи. И вместе
с тем я же тогда была развалиной, беседа меня утомила, отвечала я не
сразу и еле слышно. А Эрл, по-птичьи скосив на меня круглые, любопытные
глаза, нетерпеливо щелкал длинными пальцами по сигарете, а потом вдруг
выпрямлялся пружиной со своим "Ну же! Ну!" - ему, видимо, очень хотелось
стукнуть меня, встряхнуть, как старый забарахливший прибор.
- Надеюсь, мы когда-либо продолжим нашу беседу, мадам Кейн...
Он сказал это, с сомнением оглядывая меня, будто прикидывая, сколько
я еще смогу протянуть. Я наблюдала, как он уходит по ярко освещенной ал-
лее парка, двигаясь с бесшумной грацией зверя из семейства кошачьих, и
впервые за много лет пожалела, что мне не двадцать.
Эрл Стоун... Я чуть было не отступила в тень, однако тут же сообрази-
ла, что он-то никак не сможет меня узнать. Я была Николь Брандо, которой
двадцати еще не исполнилось. И не исполнится никогда. Забавно.
- Когда догадался, что к чему, первой мыслью, естественно, было сооб-
щить куда следует. - Я заставила себя слушать Гура. Но кое-что в этом
хламе меня заинтересовало. Решил подождать. Потом все откладывал. Любо-
пытно. Мне никак не удавалось их понять, существовала некая преграда...
Я сам должен был измениться, стать человеком с Земли-альфа. И я им стал.
Я назвал эту жидкость "альфазин". Достаточно ввести два кубика...
- Но откуда она взялась?
- С Земли-альфа. Колба была упакована в одном из ящиков.
- Как же ты смог догадаться о ее назначении?
- Случайно. Просто экспериментировал. Что это такое, понял потом,
когда стал сопоставлять симптомы своей болезни с этим. - Гур указал на
полки.
Он явно что-то недоговаривал.
- Но ее состав, формула? Природа действия? Альфазин исчезает из обыч-
ного сосуда и моментально всасывается в кровь...
- Какое-то неизвестное нам вещество.
- Однако его должны были знать на Земле-альфа.
- Возможно. Никаких сведений на этот счет. Гур наверняка хитрил. Он
был химиком и слишком любопытным, чтобы не докопаться до сути. Чего он
боится? Я почти покойница.
- Эта колба здесь?
- Альфазин кончился, - сказал Гур, - ты слишком много хлебнула. Я да-
же не смог продержаться в цирке до конца сезона. Там отлично платят, но
их интересовали лишь сеансы гипноза. И не только их. - Гур насмешливо
скосил на меня глаза. - Что ты еще хочешь знать?
- Чем они отличались от нас?
- Способностью чувствовать.
- Что ты имеешь в виду?
- Во всяком случае, не те пять чувств и инстинкты, вроде самосохране-
ния, которыми обладают и животные. Я говорю о чувствах друг к другу.
Можно назвать это совестью, общественным самосознанием - как угодно...
Наш рай убил человека, позволил ему убежать в себя.
- Не понимаю...
- Они умели мечтать и жалеть, любить и ненавидеть. Непонятные слова,
да? Они совсем иначе воспринимали мир и себя в мире. Гораздо обострен-
нее, глубже, полнее. Тот человек знал и страдания - пусть! Но это зас-
тавляло искать выход, бороться, переделывать мир. У них было искусство.
- А разве у нас...
- У нас искусность. Искусные маляры, танцоры и джазисты, которые хо-
тят выразить только то, что умеют раскрашивать холст и стены, отплясы-
вать лучше всех "чангу" и барабанить по клавишам. Они развлекают толпу и
получают за это чеки. У равнодушных не может быть искусства. Человечест-
во остановилось в развитии. Оно ничего не хочет и никуда не стремится. В
науке осталась лишь горстка любознательных, которые удовлетворяют свое
личное любопытство и плюют на человечество. Любопытство кошки, гоняющей-
ся за собственным хвостом. Земля спокойных, земля живых мертвецов.
Впервые, в жизни я ощущала себя безнадежной тупицей. Предположить,
что Гур попросту помешался на Земле-альфа и его странные утверждения не
стоит воспринимать всерьез, было бы легче легкого. И все-таки и "болезнь
Гура", и его власть над Ритой, и загадочное решение Риты умереть, и две-
ри, которые открывались непонятно как, и тайник - все это было реаль-
ностью и требовало объяснений. Но мое время кончилось.
Я откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Поспать бы! То ли дала
себя знать усталость, то ли начало действовать средство Гура, но я сов-
сем отключилась и даже не сообразила, где я, когда в мое плечо впились
пальцы Гура.
- Не поняла? Не веришь? Николь...
Судя по часам, я уже давно находилась на том свете. Но Гур с его
птичьими когтями никак не походил на ангела.
- Не поняла? Хочешь понять?
Я хотела только спать. Я будто скользила по наклонной плоскости ку-
да-то в небытие, и если это была смерть, то я желала ее. Но меня удержи-
вали пальцы Гура.
- Хочешь понять? Ты останешься здесь. Тайник в твоем распоряжении.
Если хочешь понять... Я дал тебе подкрашенную воду... Я сам... я сам
этого хочу. Чтобы ты поняла. Чтобы был кто-то еще. Я больше не могу...
Его пальцы разжались, и я тут же полетела в бездну. Моя последняя
мысль все-таки была о смерти - я уже забыла, как засыпают в двадцать лет
после сильной усталости.
Примыкающая к тайнику комнатушка, похожая на дно колодца, теперь была
домом. Только самое необходимое - крошечная ванная, допотопный немой ро-
бот, кое-что из гардероба и косметики, доставленное Гуром из города по
моему заказу, столик, кресло и тахта. С утра до вечера я валялась на
ней, обложенная книгами и словарями, и пыталась разобраться в странных
историях, где люди говорили друг другу таинственные слова, похожие на
молитву, убивали себя и других, сражались с ветряными мельницами, разыг-
рывали длинные нелепые спектакли вокруг самых элементарных желаний. Осо-
бенно связанных с женщиной.
Я воспринимала только их музыку. Ее можно было просто слушать, не до-
капываясь до логики и здравого смысла. Беспокойство, которое она вызыва-
ла, не навязывалось извне, а было внутри меня, пока еще не понятное, но
крайне занятное. Я слушала себя,
Мне никто не мешал. Лишь иногда за дверью слышался раздирающий душу
скрип (это вычитанное "раздирающий душу" мне понравилось), и появлялся
мой робот, чтобы накормить меня, подобрать с пола книги и, унося полную
пепельницу окурков, удалиться с "раздирающим душу" скрипом.
Среди ночи я сквозь сон слышала шаги Гура. Вниз по лестнице и дальше
по подземному коридору. Куда и зачем он ходил, я не знала. Выходить в
коридор мне было строжайше запрещено, и Раздирающий Душу бдительно сле-
дил, чтобы я не нарушила этого запрета. Шаги Гура звучали чуть слышно,
но почему-то каждый раз будили меня. Лишь потом я сообразила, что бес-
сознательно ждала их в полусне.
Под утро он возвращался. Попасть в тайник можно было только через мою
комнату.
Делая вид, что сплю, я наблюдала, как он крадется во тьме мимо моей
тахты. Он прекрасно ориентировался в темноте, скользил меж стульев, ко-
торые я нарочно расставляла на его пути, с бесшумной грацией кошки. Как
и в тот вечер, когда был Эрлом Стоуном. Почему он переменил имя и про-
фессию? Что сейчас составляло его жизнь, помимо легальной внешней сторо-
ны? Эти вопросы занимали меня ничуть не меньше Земли-альфа. Меня интере-
совал Гур, а еще больще - мой интерес к Гуру.
Я знала, что Рита была его девушкой, но ко мне он ни разу не прибли-
зился. Я тоже не делала никаких попыток к сближению, а, напротив, каждый
раз, когда он пробирался к тайнику мимо моей постели, инстинктивно нас-
тораживалась, словно мне грозила опасность.
Тем более непонятно, потому что меня к нему тянуло. И не только как к
источнику информации. Когда Гур был в библиотеке, я уже не могла спать,
иногда не выдерживала и, наскоро одевшись, шла туда. Гур сидел на старом
диване с книгой или в наушниках, закрыв глаза. Лицо его казалось пепель-
но-серым, а тени у глаз - голубоватыми, то ли следы грима, то ли уста-
лости. Углы рта, руки находились в блаженно-расслабленном состоянии по-
коя, только сомкнутые веки, обычно неподвижные, мелко дрожали, будто ве-
тер гнал рябь по воде.
Я осторожно садилась рядом и тоже надевала наушники. Пленка была ста-
рая, с дефектами, музыка то гремела, то совсем удалялась, и я слушала то
ли Ингрид Кейн, то ли Риту, то ли Николь, которая сидела сейчас рядом с
Гуром.
Я сделала очень важное открытие насчет Риты и Гура. "Все время хотела
его видеть, думала о нем, караулила..." ЛЮБОВЬ. Как на Земле-альфа. Рита
была ВЛЮБЛЕНА в Гура. Это "их" слово, которое прежде было для меня лишь
словесным обозначением чего-то непонятного, абсурдного, вдруг обернулось
реальностью. Даже слишком реальностью. Мною.
Рита. Бетянка до мозга костей. Ей было поручено следить за Гуром,
стать его подружкой, и она выполняла этот приказ охотно, потому что Гур
не был ей неприятен и она, наверное, согласилась бы на связь с ним и без
инструкции. А потом альфазин, после чего ее отношение к Гуру стало похо-
же на болезнь. Любовь.
Гур считал, что природа любви заключалась в стремлении "того" челове-
ка вырваться из оболочки своего замкнутого "я", ощутить единство с дру-
гим "я".
Стремление к невозможному. Иллюзия, самообман. Глупо. Рита вряд ли
сознавала, что с ней происходит, и еще меньше умела бороться со своими
эмоциями. Она надоела Гуру, раскрыла слежку и была исключена из игры
обеими сторонами.
Пока она видела его ежедневно, ей еще как-то удавалось держаться, но
вот она не видит Гура три недели. Последний отчет. Настроение отличное,
болезнь проходит, никаких нелепых желаний, никаких мыслей о Гуре.
Через два дня она пришла ко мне просить о смерти. Ее лицо в то утро.
Я подошла к зеркалу. Теперешняя Рита выглядела старше - то ли сказыва-
лось подземное существование, то ли...
Мне показалось, что лицо Риты-Николь стало приобретать черты Ингрид
Кейн. Вокруг глаз по-прежнему ни единой морщинки, но взгляд... И нес-
войственная Рите линия губ, слишком напряженная, - я всегда, когда раз-
мышляла, стискивала губы так, что в углах образовывались ямки. И причес-
ка. Видимо, я механически закалывала волосы, как когда-то в молодости.
Рита была ВЛЮБЛЕНА в Гура и, оказавшись изолированной от него, по-
чувствовала, что не хочет больше жить. Ситуация, аналогичная историям в
их книгах. Но Рита была бетянкой. Почему она не сообщила отцу, не обра-
тилась к врачам, когда приступы стали невыносимыми? Почему она, более
того, скрыла их, стерла последний отчет, чтобы ей не помешали умереть? И
с этой же целью сама состряпала необходимые для смерти документы, когда
шла ко мне?
Она не хотела избавиться от "болезни Гура" и связанных с ней страда-
ний, предпочла умереть, страдая. Будто видела в них какойто смысл, удов-
летворение. Удовольствие в страданиях? Нелепость.
Или же это так называемая "жертва собой", с чем я тоже часто встреча-
лась в их книгах? Рита не могла долго обманывать ВП, давая неверные по-
казания о ходе "болезни Гура", так же как пчела одного улья не может
таскать мед в другой. Но, продолжая выполнять свой долг, она играла бы
против Гура, и предпочла смерть, как поступали в подобных случаях на
Земле-альфа.
Я поймала себя на том, что испытываю от своего открытия гораздо боль-
шую радость, чем от всех открытий Ингрид Кейн, вместе взятых. Я впервые
самостоятельно проанализировала факты и сделала выводы, пользуясь поня-
тиями Земли-альфа, ранее мне недоступными.
Жаль только, что я не могла поделиться своим открытием с Гуром. Рита
была в него влюблена и из-за этого умерла. Но Рита была мною, Ингрид
Кейн, которая двадцать лет назад болтала с Эрлом Стоуном на веранде и
которая тоже умерла. Обе мы теперь стали Николь, которая была жива, но
вместе с тем уже не была той Николь, которую знал Гур.
Слишком много объяснений, которые отнюдь не входили в мои планы. Даже
вариант: "Я преследовала тебя, потому что была влюблена" - не годился,
так как не соответствовал действительности. Мой повышенный интерес к Гу-
ру был в основном познавательным, хотя память Риты продолжала жить во
мне. И память Ингрид Кейн, которая когда-то пожалела, что ей не двад-
цать.
Но никаких безумств. Гур приходил теперь менее усталым, и мы вместе
познавали Землю-альфа. Вначале он был учителем, но постепенно я нагнала
его. Мы тогда были слишком поглощены Землей-альфа, чтобы заняться друг
другом. Гур сказал, что со мной как бы открывает ее заново. Ее и того
человека.
Мы будто карабкались вдвоем на какую-то недоступную гору, связанные
одной веревкой, тащили друг друга выше, выше, казалось, еще шаг - и вер-
шина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14