Преодолеть
спокойствие. Еще хотя бы несколько мгновений...
Гур улыбнулся. Не так, будто он наедине с собой, а улыбнулся мне, как
бы переводя в реальность то, что произошло между нами. Выдержать, риск-
нуть. И вот уже зеркала нет, его руки у меня на плечах. Лицо в лицо,
глаза в глаза. Я - ТЫ. ТЫ. ТЫ. "Не может быть", - подумала я, закрывая
глаза. И все-таки это было - иллюзия, что я не одна. Всего несколько се-
кунд, но ради них... Страдания ради иллюзии? Пусть.
Что с нами теперь будет, Эрл Стоун? Мы больше не бетяне, мы вроде си-
амских близнецов, связанных одним кровообращением. Каждое неосторожное
движение будет причинять боль другому. Все, как у них.
- Эрл...
Я назвала его настоящим именем, и он даже не удивился, ничего не
спросил. Как я бы не удивилась, если бы он назвал меня Ингрид. Все пре-
дыдущее было чудом. Всего лишь пара небольших чудес в придачу.
* * *
Ночью я ждала его в своей комнате, уверенная, что он придет, И Эрл
действительно пришел и молча сел на край тахты, не решаясь ко мне при-
коснуться. Я подумала, что этого, в сущности, могло бы и не быть. Визит
Риты, мой последний эксперимент, все, что произошло потом... Цепь слу-
чайностей. Я ушла бы из жизни, и ничего бы не было. Ни этой сырой, похо-
жей на дно колодца комнаты, ни жужжания кондиционера, ни Эрла Стоуна, не
решающегося ко мне прикоснуться, ни нашего молчания.
И все же чудо происходило. Мне было двадцать, и я была гораздо краси-
вее, чем Ингрид Кейн в те годы, и Эрл Стоун пришел ко мне и сидел рядом,
не решаясь ко мне прикоснуться...
Спасибо тебе, Рита! "Спасибо" - их слово. Оно слишком мало, а другого
нет. Почему их слова значат так мало? Спасибо за чашку кофе. Спасибо за
жизнь.
И еще я подумала, что ему проще - ведь Николь уже была прежде его
подружкой. Но когда ею стала Ингрид Кейн и умирала в его руках, когда
это произошло и его лицо в моих ладонях снова стало реальностью, лицом
Эрла Стоуна, я услышала:
- Ты не Николь. Может, я сошел с ума, но ты не Николь, Кто же ты? Кто
ты?
Я знала, что никогда не отвечу ему. Как бы близки мы ни были. Он мог
бы быть моим внуком.
Нет, я слишком женщина. А он - мужчина. Это нас сблизило, и это нас
разделяет. Я остаюсь Ингрид Кейн, вещью в себе, я не могу открыться ему
полностью. В чем-то я боюсь его. Потому что я женщина, а он мужчина. В
чем-то мы всегда останемся тайной друг для друга. И на Земле-альфа тоже
было так.
* * *
Они сравнивали любовь с огнем - наивно, но точно, Я "горела". И все
тепло, все лучшее во мне - ему.
Мое тепло как бы материализовалось в нем, каждый раз Эрл уносил с со-
бой часть меня. И чем больше я в него вкладывала, тем сильнее привязыва-
лась к нему. Тем больше любила.
Теперь я понимала Риту - она отдала ему слишком много, чтобы
продолжать жить без него. Для себя ничего не осталось. Она сгорела
совсем, ей было двадцать. А может, это действительно прекрасно -
сгореть дотла?
Иногда я жалела, что не способна на это. Всегда останется несгораемый
сейф, надежно запертый изнутри, куда никому нет доступа. Даже Эрлу Стоу-
ну.
Мои сто двадцать семь. Последний эксперимент. Наверное, поэтому мне
не по силам было то, что они называли СЧАСТЬЕМ.
Это когда думаешь "не может быть", когда ты до предела натянутая
поющая струна, которая вот-вот оборвется. Оно абсолют, оно "слишком",
чтобы его можно было вынести долгое время.
"Вечное счастье" - бессмыслица. Все равно что "вечная молния". Разве
что в настоящем раю.
Я "горела". Даже не знаю, хорошо мне было или плохо. Повсякому. Но
все мое прошлое я бы отдала за полчаса с Эрлом. Даже когда мы играли в
бетян, даже когда было плохо. Когда его взгляд вдруг останавливался на
мне в мучительном недоумении:
- Ты не Николь. Может, я сошел с ума... Кто ты?
Он осмелился спросить это вслух лишь однажды. Он знал, что я не
Николь. Он сомневался в очевидном, сомневался в самом себе. Вопрос был
слишком интимен, все равно что признаться в потере рассудка.
Только я могла бы ему помочь. Но не могла. Оставляла одного и сама
оставалась одна. Нам обоим было плохо в такие минуты. Но уже эта схо-
жесть состояний вновь сближала нас, уже это казалось чудом.
Я по-прежнему не знала, куда и зачем он уходит по ночам, и не стреми-
лась узнать. Эта его тайна как бы компенсировала мою. Так было легче
удирать от его мучительного: "Кто ты, Николь?"
Будто причиняя боль себе, я частично избавляю его от боли. Иллюзия?
Возможно. Спасительная жертва. У них тоже так было.
Но я знала - рано или поздно Эрл мне все расскажет. Моя неосведомлен-
ность тяготила его самого едва ли не больше, чем меня. Он был человеком
абсолюта. Отдать все. Дотла. В этом отношении он походил на Риту. Или
просто они оба были молоды? Почему Эрл не полюбил ее?..
Гаснет свет, мы на дне колодца. Жужжит кондиционер. Тело Риты, душа
Ингрид. Кто из нас умирает в твоих руках?
Ингрид была совсем другой. Любопытно, понравилась бы она тебе? Или
все-таки я с тобой остаюсь Ингрид? Ты разжимаешь руки. Опять тот взгляд:
"Кто ты, Николь?"
Притворяюсь, что сплю. Мы играем в бетян. Ты одеваешься и крадешься к
двери с бесшумной грацией зверя из семейства кошачьих. Стараешься не
разбудить меня, хотя знаешь, что я не сплю.
Твои шаги по коридору - куда и зачем, не знаю. Мы встретимся через
сутки, а я уже жду.
Всю ту жизнь за полчаса с тобой. Даже когда нам плохо. Ты не должен
знать, что я ненастоящая. Я не могу, Эрл!
* * *
Прошла осень, кончалась зима. За все это время произошло лишь одно
пустяковое событие - у меня выпала пломба. Возможно, об этом и упоминать
бы не стоило, если бы... У Риты не было запломбированных зубов!
Я твердо это знала, так как в свое время обследовала на приборах каж-
дую клетку ее тела - от пальцев ног до пепельных, с зеленоватым отливом
волос.
И впоследствии я ни разу не обращалась к дантисту. Но вот, чистя зу-
бы, обнаружила справа вверху маленькое аккуратное углубление, несомнен-
но, искусственного происхождения, и вспомнила, что, когда накануне грыз-
ла орехи, мне действительно показалось, будто выскочила пломба. Может,
приборы ошиблись?
Или Рита, готовясь к смерти, за те два отпущенных ей дня решила зап-
ломбировать вполне здоровый зуб? Сомнительно. Или... Или я не Рита? За-
бавно. Или...
Ореховую скорлупу мой Раздирающий Душу успел выбросить, и я тоже пос-
таралась выбросить из головы это происшествие. Кто я? - не все ли равно.
Я замечала, что даже для Эрла Стоуна этот вопрос постепенно теряет былую
остроту.
Мы были слишком поглощены друг другом: тем чудом, которое рое они на-
зывали ЛЮБОВЬЮ.
Земля-альфа, лучшее, что когда-либо было создано тем человеком, при-
надлежало нам. Шекспир, Гете, Достоевский, Толстой, Бетховен, Чайковс-
кий, Моцарт... Все, что они называли КРАСОТОЙ, ПРЕКРАСНЫМ.
Теперь мы почти не разлучались - его ночные прогулки прекратились. Я
и радовалась этому и чего-то боялась. Я знала, что он принял решение
один, без меня, но ему необходимо, чтобы я его одобрила. Он ждал моих
расспросов, но я молчала, опасаясь его откровений.
Он и так уже слишком был мной, а я не могла ответить ему тем же.
* * *
Приближался день Большого весеннего карнавала, и мне захотелось на-
верх. Непонятно откуда возникшее желание, от которого я никак не могла
отвязаться, - ощутить себя в толпе, слиться с нею.
Единственный день в году, когда это было для нас возможно.
В костюмах и масках нас никто не узнает. Общепринятый стандарт-живот-
ное, птица, растение, насекомое. Флора и фауна Земли-бета, десятки тысяч
родов и видов. Каждый постарался выбрать что-либо неизвестное - не уз-
нанному никем виду полагался в конце праздника специальный приз. И призы
тем, кто отгадает больше всех костюмов.
Мы не хотели призов. Эрл был барсом - это, разумеется, моя идея, а я
- просто травой. Эрлу нравилось, когда я в зеленом. Подобие юбки из зе-
леных шелковистых стеблей, как у папуаски с Земли-альфа, в волосы, с ко-
торыми пришлось изрядно повозиться, вплетены зеленые нити, зеленая с зо-
лотом полумаска. Обнаженные плечи, шея и руки сверкают от золотистой
пудры. Какая ты красивая, Рита! Длинные, стройные ноги чуть прикрыты ко-
лышущейся дикарской юбочкой - мои были куда хуже. И волосы...
Неуклюжая толстушка Ингрид с темными, вечно торчащими патлами - если
бы можно было тебя вернуть! Мне захотелось поплакать. Сентиментальность,
глупо. Закусив губу, я принялась пудрить ноги,
Эрл, оглядев меня, одобрительно свистнул. Сам он испытывал крайнюю
неловкость из-за болтающегося сзади хвоста, хотел его оборвать, но я не
позволила. Барс так барс.
Эрл в душе не одобрял моей затеи, считая ее рискованной и легкомыс-
ленной, но подчинился, чтобы доставить мне удовольствие.
Он не понимал, почему меня тянуло в толпу. Я сама себя не понимала.
Но когда мы проскользнули через заднюю калитку на улицу и горластый
пестрый поток, представляющий флору и фауну планеты, подхватил нас и по-
нес, когда мы будто растворились в нем, тоже пели, приплясывали, выкри-
кивали гортанное "ай-я-яй!", мы почувствовали, что нам обоим этого не
хватало.
Общества? Но бетяне - всего лишь стадо разумных животных, Что же их
заставляет держаться вместе? Привычка, расчет, инстинкт?
А мы с Эрлом? Что у нас с ними общего? Сифоны с шампанским гуляют по
рукам. Пожилая дама, сделав несколько глотков, сунула сифон Эрлу и хрип-
ло рассмеялась. По ее прыгающему подбородку, по шее стекали липкие кап-
ли. Эрл хлебнул, смотрит на меня вопросительно. Я забираю у него сифон,
пью. Мне весело, Вокруг что-то трещит, свистит, хлопает. Разноцветный
серпантин, конфетти, шарики, ракеты. Над головой проносятся аэрокары.
Пустеет Столица, закрыты оффисы, магазины, рестораны. В зонах отдыха
уже накрыты столы, белеют бочки с пивом. Будто в калейдоскопе, меняется
реклама аттракционов, ждут гостей уютные дома свиданий.
"Зеленый лес", "Красный закат", "Синее море". Молодежь на лужайке
отплясывает "чангу". Мы присоединяемся. С упоением дергаемся вместе со
всеми в бешеном ритме, пока не падаем в изнеможении на ковер под прох-
ладный поток воздушного душа. Эрл обнимает меня, круглые птичьи глаза
весело косят из-под маски. Мы целуемся. Очень долго, будто забыв о толпе
и вместе с тем чувствуя ее присутствие.
Откуда это желание - чтобы другие увидели нас вместе? Смотрите, знай-
те - нам хорошо только вдвоем. Не все ли равно, знают они или нет! Стад-
ность?
Эрл явно целовал меня для публики - смотрите, знайте! - Глаза его
блестели.
- Ты молодчина! - шепнул он, имея в виду нашу вылазку. На реке была
сооружена временная плотина, на дне котлована оборудована площадка для
выступлений, вокруг амфитеатром - зрительные ряды. Все места были заня-
ты, мы с Эрлом с трудом протиснулись к барьеру у края котлована. Здесь
происходили спортивные соревнования - бокс и борьба, гимнастика и акро-
батика, фехтование и высшая школа верховой езды. Культ красоты и здо-
ровья. Безупречно сложенные бронзовые тела, чуть прикрытые яркими воз-
душными тканями, отточенные грациозные движения, гармония и пластика те-
ла, доведенная до совершенства, - это было очень красиво, и голубое небо
- действительно голубое, и безмятежно улыбающиеся лица вокруг - все на-
водило на мысль о золотом веке человечества.
Стройные, длинноногие девушки плавно двигались под музыку, свежий ве-
сенний ветерок обвевал разгоряченные шампанским щеки, рядом был Эрл Сто-
ун, - я чувствовала тепло его руки, как всегда, неловко лежащей на моем
плече, и пребывала в блаженном состоянии, которое они тоже называли
"счастьем", но не слишком эмоциональной его разновидностью, не тем, что
я про себя называла "не может быть", а чем-то спокойным, удовлетворен-
ным. Равновесие тела и духа. Не слишком хорошо, а просто хорошо.
Вдруг пальцы Эрла больно впились мне в плечо. - Вода!.. Там... Да
нет, тыне туда... О боже! Дальнейшее напоминало дурной сон, где самые
невероятные события происходят в каком-то нереально-замедленном ритме.
Гигантская плотина расползалась, будто намокшая бумага, из щелей сочи-
лась вода, образовывая сотни водопадов, которые устремились вниз, дро-
бясь и сверкая в солнечных лучах. Какое-то мгновение зрелище выглядело
даже красиво - разноцветные грациозные фигурки, застывшие внизу, мозаика
зрительных рядов - все в туманном радужном ореоле водяной пыли. Потом
вопль одновременно из тысячи ртов: - А-а-а-а!..
Человеческая мозаика внизу ожила, задвигалась, будто в калейдоскопе,
и ринулась вверх, к проходам. Давка, столы, визг. Те, кому удавалось пе-
ребраться за спасительный барьер, с любопытством толкались в проходе,
образуя еще большую пробку. А внизу вода, казалось, кипела, заливая кот-
лован, в бурлящей белой пене один за другим исчезали зрительные ряды,
шум воды заглушал крики тонущих, ржанье обезумевших лошадей.
Вода прибывала. Добравшиеся до верхнего ряда, не в силах выбраться
через проход, пытались дотянуться до барьера - всего три метра отвесной
стены. Если стать друг Другу на плечи... Но это никому не приходило в
голову, равно как и у стоящих по ту сторону барьера - намерения помочь.
Каждый спасал себя, каждый, оказавшись в безопасности, превращался в лю-
бопытствующего зрителя.
Два-три раза в жизни мне приходилось наблюдать подобные сцены, когда
невозмутимость зрителей и моя собственная невозмутимость представлялась
вполне естественной. Спасать - обязанность спасательных служб, они несут
за это ответственность и наказываются за человеческие жертвы,
Но сейчас... Эти искаженные ужасом, запрокинутые ко мне лица, почти
все в масках, - будто сцены из какой-то жуткой оперетты! Бетяне страдаю-
щие, бетяне, не похожие на бетян!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14