Но она опять оставалась лишь ступенью, откуда начинается новая
скала, еще круче. И мы снова лезли вверх, ощупью исследуя каждую впади-
ну, каждый выступ. Нас гнало любопытство - что там, дальше?
История человечества. Тысячелетия, века... У каждого века свои проб-
лемы. У каждой страны, у каждого поколения. У каждого человека. Они были
такими разными в своем сходстве. Каждый - целый мир, загадка.
Мы поняли: чтобы до конца постичь все это, не хватит и тысячи жизней.
И все-таки карабкались.
Нищета, неравенство, физические страдания. У кого беспощадней и ост-
рей клыки, тот победитель. Душат друг друга, идут войной. Брат на брата,
народ на народ...
XX век. Здесь какой-то провал, заговор молчания. Будто не было в их
истории этого таинственного века. Оставалось лишь догадываться о ка-
ких-то бурях и катаклизмах, в результате чего большая часть планеты, де-
сятки стран и народов то ли вообще перестали существовать, то ли стали
для "Свободного мира" таким же табу, как у нас Земля-альфа.
"Свободный мир" - так они называют себя. Найдены новые дешевые спосо-
бы получения энергии, всю неприятную и тяжелую работу отныне поручают
машинам. Но человеку все хуже. Учащаются самоубийства, клиники перепол-
нены душевнобольными, искусство все мрачнев и безнадежнее. Духовные
страдания оказываются страшнее физических. Языки сливаются в один, но
говорящие на нем не понимают друг друга и даже не пытаются понять.
СТРАСТЬ, НЕНАВИСТЬ, ДРУЖБА, ЛЮБОВЬ, СОСТРАДАНИЕ - эти слова, прежде оп-
ределяющие человеческие взаимоотношения, постепенно исчезают. В моде
спокойствие и безразличие, культ отчуждения. Люди Земли-альфа словно
подражают бетянам, а те, кому это не удается, прибегают к алкоголю и
наркотикам, чтобы духовно и эмоционально отупеть, забыться в своем от-
чуждении. Бегство в себя от себя. Замкнутый круг. Тупик.
Они мечтают об одиночестве и страдают от него. Потому что они другие,
потому что им слишком многое дано. Но они не хотят этого многого. Они
находят во Вселенной рай, где можно быть одиноким и самому по себе, не
страдая. И бегут туда. На Землю-бета. На планету Спокойных.
Все это представлялось нам величайшей нелепостью, какой-то ошибкой в
конструкции нашего предка. Мы часто спорили, и я, увлекшись, начинала
приводить аргументы, которые в устах Николь звучали совсем уж невероят-
но. Ловила на себе удивленнопристальный взгляд Гура и спешила перевести
разговор на другую тему, потому что разбираться в проблемах Земли-альфа
на уровне девочки из БП все равно не имело смысла.
Эти паузы не нравились нам обоим, и вскоре Гур принял правила игры.
Лицо его не менялось, даже если я цитировала изречения профессора Мичи,
умершего восемьдесят лет назад. Моя личность занимала его гораздо мень-
ше, чем наши регулярные беседы. Думаю, что если бы в тот период я даже
призналась ему, что я Ингрид Кейн, ему было бы все равно.
Но все же он первым взглянул на меня. Я что-то доказывала и вдруг за-
метила, что он на меня смотрит. Не как обычно, не видя, ожидая лишь за-
вершения моей мысли, чтобы бросить ответную реплику, а, наоборот, не
слыша.
- Ты не слушаешь?
- Тебе надо отдохнуть, Николь. Неважно выглядишь.
- Чепуха, послушай...
- Завтра я свободен. Как насчет морской прогулки? Тебе нужен свежий
воздух. И хватит курить. Гур отнял у меня сигарету. Мой окурок чем-то
заинтересовал его, он нацелил взгляд на пепельницу, полную таких же
окурков.
- Ты что?
Гур поспешно поставил пепельницу на место.
- До завтра.
Когда затихли его шаги, пепельницей занялась я. Скорее всего я иначе,
чем Рита, втыкала в нее окурки... Да мало ли что! Он обратил на меня
внимание. Это было скорее плохо, чем хорошо.
* * *
Гур зашел за мной очень рано, и, пока я плелась за ним по загадочному
коридору (успев заметить, что он продолжается без конца), пока мы подни-
мались по лестнице к люку, ведущему в кабинет (откуда я свалилась), а
затем на лифте на крышу, я неудержимо зевала, хотя впервые за много дней
меня вывели на волю развлекаться. Правда, под конвоем, но все же... Меня
покачивало, будто после болезни, колени дрожали.
В Столице уже наступила осень. Небо походило на мокрую простыню, че-
рез которую ветер сеял капли дождя. На черном лакированном корпусе гу-
ровского аэрокара рыжими мазками прилипли кое-где мертвые листья. Я с
наслаждением глотнула пряный сырой воздух, голова закружилась, но через
секунду все встало на свои места. Крыши соседних домов, прилипшие к аэ-
рокару листья и капли на стекле показались обостренно четкими, как на
фотографии.
Будто я снова глотнула альфазина.
Преимущество молодости - способность организма мгновенно восстанавли-
вать силы.
Окна аэрокара были зашторены - для конспирации, и я не видела, куда
мы летим. Но можно было догадаться, что к одному из рекомендованных в
утренней сводке погоды пляжей, где "день обещает быть солнечным и теп-
лым", Гур всю дорогу молчал, я дремала.
Стоп. Дверца распахнулась, и я почти вывалилась из аэрокара на горя-
чий песок. Трудно было поверить, что где-то осень и дождь, что еще час
назад по корпусу аэрокара скатывались капли. Сейчас он был раскаленный,
сухой, и в нем отражались дюны и море. Море плескалось в нескольких ша-
гах, на его фоне подернутое утренней дымкой небо казалось тусклым, беле-
сым. Солнце грело, но не жгло - то самое "бархатное" тепло, в которое
погружаешься, как в ванну, которое размагничивает, усыпляет, ласково
укачивая, подобно газу "свечного успокоения". Песок набился в туфли, под
одежду, но вставать не хотелось,
- Может, хотя бы переоденешься?
Гур направлялся ко мне с купальником, наверное, с тем самым, в кото-
ром когда-то соблазняла его Рита. Он был уже босиком и в шортах, суту-
лый, угловатый и нескладный, как подросток, но в движении его тело ста-
новилось красивым, гибким и сильным, как у зверя из семейства кошачьих.
Эрл Стоун...
Он помог мне подняться, подал купальник и продолжал что-то говорить,
спокойно глядя на меня. Я ждала, когда он отвернется, и уже собиралась
попросить его об этом, как вдруг сообразила, что Николь была его подруж-
кой и ему вовсе не обязательно отворачиваться в подобной ситуации. Я по-
чувствовала, что краснею, и с досадой рванула молнию на платье, но Гур
уже все понял.
Его взгляд на мгновение вцепился в мое лицо, но он тут же отвернулся
и, бросив мне купальник, ушел разбирать багажник. Фу, как глупо!
Гур возился с разборной лодкой. Я подошла, уже в купальнике, - он не
смотрел на меня. Я положила ему руку на голову - волосы были жесткими,
горячими от солнца. По его взгляду тут же поняла, что лишь усугубила
предыдущую ошибку. Во всяком случае, он знал, что я сделала это, чтобы
ее исправить. Я убрала руку.
Но когда лодка, наконец, была собрана, когда затрещал мотор и мы пом-
чались к горизонту, чуть касаясь кормой воды, когда соленые брызги уда-
рили в лицо, от ветра перехватило дыхание и нас швырнуло друг к другу -
Гур уже не мог не обнять меня. Это было законом, ритуалом Земли-бета -
он и она, обнявшись, мчатся по волнам в двухместной лодке. Сотни раз я
каталась так в молодости, и Гур наверняка тоже, когда еще был Эрлом Сто-
уном. Обняться здесь было так же естественно, как в танце. Все же мы оба
родились на Земле-бета.
Его ладонь легла мне на плечо, утвердилась там, потом я ощутила спи-
ной всю его руку и почувствовала, как горячая волна кувыркнулась где-то
во мне, ударила в голову и, опалив щеки, ушла. Знакомое ощущение, толь-
ко, пожалуй, сильнее, чем прежде. Мне было не да анализа - меня обнимал
Эрл Стоун. Я знала это и только это и опасалась одного - как бы он не
убрал руку. И еще мне нужно было делать вид, что мне плевать на его ру-
ку, потому что она уже обнимала Николь тысячу раз. А ему нужно было де-
лать вид, что он верит, что мне наплевать. Забавно. Мы оба играли и оба
знали, что играем.
Мы сидели так очень долго, не шевелясь, пока Гур, наконец, не выклю-
чил мотор. Лодка остановилась, и он убрал руку. Стало вдруг очень тихо.
Пляжи с соснами и дюнами, люди и коттеджи остались за горизонтом. Мы бы-
ли одни в море. Вокруг перекатывались белые барашки волн, лодку покачи-
вало. Я вспомнила Унго, отель "Синее море". Тогда все было просто. И
спокойно.
Я подумала, что море совсем не синее. "Голубое небо", "Зеленый лес",
"Красный закат" - так тоже просто и удобно. Все прощать. Но закат на
Земле-бета совсем, не красный, а море не синее. Какое?
Чтобы его описать, нужно чувство. Сам для себя ты все понимаешь, но
если тебе нужно кому-то рассказать... Требуются особые слова, рожденные
чувством. Чувством к другому. Бетяне этого лишены. Синее море.
Я смотрела, как Гур плавает, плавно и ритмично закидывая руку, нес-
лышно вспенивая воду ступнями. В воде он был естествен, как рыба, даже
лицо становилось каким-то рыбьим.
А я решила установить вышку, нажала на пять метров, и, стоя на пло-
щадке, которая медленно поднималась, видела обращенное ко мне лицо Гура
- теперь он лежал на спине, раскинув руки.
Он открыл глаза, и я постаралась не ударить в грязь лицом - когда-то
Ингрид Кейн прыгала классно. Я выбрала один из самых сложных и эффектных
прыжков, бесшумно вонзилась в воду и, на размыкая ладоней над головой,
продолжала полет вниз, в темнеющую бездну. Глубже, глубже. Сейчас дыха-
ние кончится. Предел. Рука Гура на моем плече. Нет. Вверх, быстрее!
Еще одно открытие - я хотела жить. И на этот раз меня удерживало не
только любопытство. Рука на плече? Было тысячу раз. Что же?
Гур уже-сидел на корме, склонив голову - точь-в-точь петух на насес-
те, - и по его взгляду я поняла: опять сделала что-то не то. Наверное,
Рите не умела прыгать с вышки. Или боялась высоты? Все предусмотреть не-
возможно. Какого черта я с ним поехала?
Но тем не менее позавтракали мы с аппетитом, я сама готовила сандви-
чи, уже не думая о том, так ли их делала Николь, потом снова до одури
плавали и, наконец, в изнеможении распластались на корме, подставив жи-
воты солнцу. Я видела краем глаза его профиль, сомкнутые под темными оч-
ками веки и инстинктивно чувствовала, что он все время наблюдает за
мной, ни на секунду не выпускает из виду, несмотря на закрытые глаза.
Николь была его подружкой, и мы оба знали, что если не поцелуемся,
это будет неестественно. Мы оба родились на Землебета, где в подобной
ситуации так было всегда и, наверное, было прежде у Гура с Николь, когда
они отправлялись до меня в морской вояж. До меня. Забавно.
Мы оба ждали. И оба знали, что ждем. Наконец я не выдержала и, при-
поднявшись на локте, приложилась к его губам. Лучше бы я этого не дела-
ла. Правда, на поцелуй он ответил, чтобы соблюсти ритуал, но мы оба лишь
играли в Гура и Николь. И знали, что играем.
В общем, в этот день все было не так и не то. Но когда мы возвраща-
лось и рука Гура снова лежала у меня на плече (правда, я ее уже не чувс-
твовала - плечо и спина затекли, так как я боялась шевельнуться), я жа-
лела, что этот "день здоровья" уже кончился.
* * *
Гур снова пропал и не показывался более недели. С ним ничего не слу-
чилось - каждую ночь я по-прежнему слышала его мягкие кошачьи шаги по
коридору мимо моей двери. Под утро он возвращался к себе и, похоже, за-
был о моем существовании.
Поначалу его отсутствие меня даже радовало - я была слишком занята
собой в связи с очередным открытием. По всей вероятности, я не избежала
участи Риты и тоже влюбилась в Гура. Или Рита была ни при чем и это слу-
чилось с Ингрид Кейн, которая когда-то пожалела, что ей не двадцать? Или
в Гура влюбилась новая Николь, которая вместе с ним открывала Землю-аль-
фа, чтобы, постигая того человека, постичь себя?
Я думала о нем все время. Даже когда не думала о нем, Когда сидела в
тайнике одна перед экраном, в наушниках или с книгой. Представляла себе,
что бы он сказал в том или ином месте, соглашалась, спорила. А потом
откладывала книгу и просто думала о нем. Хаос из его реплик, жестов, ми-
мики, Гур, Гур, Гур...
Открывать в одиночку Землю-альфа не хотелось - мне не хватало Гура,
его души, мыслей. Впервые в жизни я заскучала наедине с собой.
Мне нужно было его видеть, "Мне все время хотелось его видеть..."
Можно было позвать его, но мне нужна была иллюзия. Что я по-прежнему
спокойна. Инстинкт самосохранения. Если бы Гур не откликнулся, я оказа-
лась бы безоружной.
Я боялась его власти над собой. Теперь я знала, откуда она. И когда
Гур, наконец, пришел как ни в чем не бывало, будто мы лишь вчера расста-
лись, я приняла правила игры.
Гур был подчеркнуто равнодушен - это его выдавало. Я знала, что он
играет. И он знал, что играю я. Мы оба, перестав быть бетянами, играли в
бетян. Как те, с Земли-альфа. Никаких чувств, никакой зависимости друг
от друга. Каждый в своей скорлупе, каждый сам по себе.
Гур опять приходил ежедневно, но больше я не думала о нем. Мне было
легко, спокойно и пусто. Мы снова занимались лишь Землей-альфа.
Это произошло неожиданно. Я поймала взгляд Гура в зеркальной грани
какого-то прибора. Он смотрел на меня и не знал, что я его вижу. В нем
будто что-то распахнулось, прежде наглухо запертое, а теперь открытое,
обращенное ко мне. Он перестал для меня быть бетянином. И хотя я понима-
ла, что это происходит в нереальности, по ту сторону зеркала, что Гур
воображает, будто наедине с собой, я не могла оторваться и, как заворо-
женная, увязалась за ним в эту нереальность и тоже ответила ему взгля-
дом, каким посмотрела бы на него наедине с собой.
Наши взгляды встретились в зеркале. Но ни он, ни я не отвели глаз -
нереальность была слишком хороша.
Мы смотрели друг на друга, было очень страшно. Бетянка во мне бешено
сопротивлялась, но я ее скрутила. Преодолеть себя, рискнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14