Я остановилась, и мы долго прислушивались к шорохам в катакомбах. Потом мой спутник сказал, что меня сбила с толку капель.Дальше нам пришлось двигаться чуть ли не на четвереньках. Я старалась не думать, под какой толщей земли мы находимся, — иначе просто умерла бы от страха. К горлу подступала тошнота, сердце колотилось, как сумасшедшее, а Улисс все подталкивал меня к темному проему высотой не более двух-трех локтей.— Я не могу, Улисс, я боюсь! У меня клаустрофобия! — Я вспомнила слово, которое когда-то услышала от Лазаря Петровича. Он всегда так говорил, выходя из кладовки с пыльными папками, которую приспособил под архив судебных документов.— Не бойся. Полезу первым, а ты за мной.Только он собрался лезть в узкий проем, как вдруг остановился.— Полин, посмотри, что это?Улисс поднял с земли сложенный вчетверо клочок бумаги, заляпанный грязью и пометом летучих мышей, развернул его, и я вскрикнула — узнала свое письмо к Андрею.— Дай его мне! — мой голос предательски задрожал. — Это я написала. Улисс, Андре подает нам знак!У меня в руках оказался пустой надорванный конверт, но и этого было достаточно, чтобы возродить во мне надежду: мы шли по следам Андрея, и вот-вот я узнаю, что стало причиной его гибели.— Лезь! — решительно сказала я Улиссу. — Я за тобой.Было страшно. Я оказалась в полной темноте, так как фонарь Улисс проталкивал впереди себя и закрывал собой его свет, но я ползла вперед, не думая, как буду возвращаться.Наконец лаз расширился, можно было уже встать на четвереньки, потом сделать несколько шагов, согнувшись, и наконец тоннель закончился.— Обопрись на мою руку, Полин, — предложил Улисс.— Где мы? — спросила я.— В какой-то пещере, внутренней полости. Я сейчас посвечу, посмотрим, что тут есть.— Полость, полость… — задумалась я, и тут меня осенило: — Каверна! Так вот о какой каверне он говорил!— Кто говорил?— Жан-Люк, приятель Андре, старый колдун и алхимик, который теперь в клинике для душевнобольных. Это он исчертил картину Андре так, что получился план.Улисс присвистнул:— Интересно… Я думал, что эту карту нарисовал Андре. Но если это дело рук алхимика, то он обладает острым умом и отменной памятью. Зачем его держат в сумасшедшем доме?— Он там скорбит…— Понятно.Улисс поднял фонарь повыше, и я заметила на стенах факелы. Показав на них моему спутнику, я предложила их зажечь. Всего в пещере оказалось около двадцати факелов. Вскоре она озарилась ярким светом.— Что-то в этом роде я и предполагал, — пробормотал Улисс, выйдя на середину пещеры.— Боже мой! — воскликнула я.Пещера была разделена на две части. В одной половине стоял грубо сколоченный стол, уставленный колбами, ретортами, и штативами с пробирками. Под столом оказались большая спиртовка и змеевик Возле стены грудой лежали старые одеяла.В другой половине пещеры я увидела картины. Большие и маленькие, натянутые на подрамники и свернутые в трубку, — их было достаточно много, я насчитала около двух дюжин. Я взяла одну из картин — портрет девушки. «Франсуа Буше», — прочитала я подпись в углу. Другие картины, такие же старые, с потрескавшейся краской, были подписаны не менее известными именами: Ватто и Шарден.— Что это, Улисс? Я ничего не понимаю. Подобные картины я видела в галерее Кервадека и даже купила одну из них — одалиску Энгра. А теперь я нахожу такие же картины тут, среди камней и реторт. Уж не зря ли я потратила пять тысяч франков?— Есть два ответа, — подумав, сказал он и взял одну из картин, чтобы лучше ее рассмотреть. — Либо это фальшивка, картины приносили сюда в пещеру и искусственно старили с помощью химических реактивов, либо, наоборот, картины подлинные, но ворованные, а химия нужна была только для реставрации. Смотри, Полин, какие они старые и потрескавшиеся. Наверняка хранились где-нибудь на чердаках и в подвалах.— Если картины подлинные, зачем лезть с ними глубоко под землю, чтобы реставрировать? Неужели нельзя устроить лабораторию в обычном доме, чтобы приводить их в порядок? И старить фальшивые картины можно там же. Зачем рисковать жизнью, лазать по жутким пещерам? Что-то тут не сходится, Улисс.— Посмотрю, что в этих колбах, — вместо ответа сказал он и принялся исследовать стол с химическими реактивами. — Насколько мне известно, для старения картин используют соли лития и обработку специальными парами. От них трескается новая краска, и картина приобретает нужный вид.— Откуда ты это знаешь?— Я ведь не всегда был художником, Полин. Несколько лет я учился у профессора Нильсона в Упсальском университете — изучал сернистые и хлористые соединения мышьяка, потом занимался редкими землями.— Ты еще и путешественник?— Нет, — засмеялся Улисс. — Редкоземельными называются элементы, редко встречающиеся в земной коре. Сейчас их соединения называют солями, а полстолетия назад было принято название «земли». Это скандий, иттрий, лантан… Многие элементы были открыты в Швеции учителем моего профессора — Йенсом Якобом Берцелиусом. Поначалу я так увлекся химией, что мне хотелось встать вровень с гигантами. Но потом… — он осекся и посмотрел на меня. — Вижу, Полин, я совсем заморочил тебе голову. Ты меня совсем не слушаешь…— Я поняла! — воскликнула я и схватила его за руку.— Что ты поняла?— Мне Мона, танцовщица из кабаре, рассказывала, что Жан-Люк говорил с Андре о покупке каких-то земель. Я еще удивилась, откуда у них на это деньги, а оказывается, они хотели приобрести препараты для химических опытов! Теперь понятно. А в колбах эти самые земли? — спросила я, увидев жидкость винного цвета.— Раствор перманганата калия, но не это меня интересует, а вот что. — Улисс взял раскрытый фолиант, лежавший рядом со штативом, и протянул мне: — Прочитай, мне трудно разобрать старофранцузскую вязь.Водя пальцем по строчкам, я прочитала: «Возьми философской ртути три унции и прокали ее. Возродится Зеленый Лев, но не прекращай прокаливание, как бы он ни рычал на тебя. Получишь Красного Льва. Добавь унцию кислого виноградного спирта и нагрей, получишь сахар и флегму. От них отойдет горючая вода — пригорелоуксусный спирт и, наконец, явится Черный Дракон. Дай ему укусить свой хвост, и он вновь превратится в Зеленого Льва. Так происходит вечный круговорот из двух начал: мужского без крыльев внизу и крылатого женского наверху. Это сера и меркурий, сырость и теплота, солнце и луна…»— Улисс, что это? Я ничего не понимаю.— Все давным-давно известно. — Он махнул рукой и присел на кадку с зеленоватой землей. — Философской ртутью алхимики называли свинец, Зеленый Лев — это массикот, или желтая окись свинца. Красный Лев — красный сурик, сахар — ацетат свинца, если я не ошибаюсь, флегма — кристаллизационная вода, а то, что в книге называется пригорелоуксусным спиртом, — ацетон. После всех манипуляций в реторте остается свинец, который можно прокаливать еще раз. Вот тебе и дракон, кусающий себя за хвост. Обычная химическая реакция. К реставрации картин не имеет никакого отношения.— Значит, тут не старили картины химическим способом?— Конечно, нет. Скорее, здесь по старинным рецептам изготовляли краски. — Улисс улыбнулся и щелкнул пальцами. — Или вот еще догадка: искали философский камень. Чтобы обрести вечную молодость и превратить свинец в золото. Ты что выбираешь, Полин?От факелов воздух в пещере нагрелся. Я взглянула на Улисса и обмерла: его лицо покрывала мелкая сеточка морщин, складки, идущие от носа к губам, углубились и потемнели. Он и раньше выглядел не вполне здоровым человеком, а сейчас мне показалось, что Улисс мгновенно постарел лет на десять.— Что-то я устал, жарко тут и пить хочется. — Он потер лоб и вздохнул. — Надо возвращаться. Возьмем по картине, а наверху рассмотрим их внимательнее. Потом надо будет прийти сюда с полицией и все как следует обыскать.Я достала из сумочки коробку с бальзамом и принялась втирать его в лицо и руки. Страшно было подумать, что и я теперь выгляжу так же. Я предложила бальзам Улиссу, но он только отмахнулся и полез в тоннель.Мы не проползли и половины пути, когда раздался страшный грохот. На меня посыпались песок и мелкие камешки. Я вся сжалась и замерла, ожидая обвала. Но этого не произошло. Я попробовала продвинуться вперед и наткнулась на сапоги Улисса. Он не двигался.— Улисс, Улисс, почему ты не ползешь вперед? Что случилось? — Я теребила его за ногу, но он не отвечал.Мне стало страшно. Я поползла назад и снова оказалась в пещере. Времени на размышления не оставалось. Я решила: что бы ни произошло, надо вытащить Улисса из этой дыры. Набравшись смелости, я вновь полезла в тоннель, доползла до Улисса и принялась тянуть его за ноги. Мои усилия увенчались успехом, и вскоре я втащила его в пещеру.Улисс был мертв. Во лбу его зияла страшная рана, лицо заливала кровь. Я истошно закричала и в ужасе заметалась по пещере, сшибая картины и опрокидывая колбы с растворами. Потом меня долго рвало и трясло от страха. Боже мой! Я на очереди! Сейчас убьют и меня. Что же делать? Как спастись? Есть ли выход из этого каменного мешка? Вытащив Улисса, я дала понять убийце, что знаю о его существовании, и, более того, открыла ему путь в пещеру.Самообладание далось мне с неимоверным трудом. «Хватит паниковать, Аполлинария! Возьми немедленно себя в руки!» — приказала я себе и стала двигать тяжелую кадку с рудой к проему. Откуда только силы взялись?! Приподняв непосильно тяжелую кадку, я закупорила ею проход. Потом оттащила бездыханное тело Улисса за алхимический стол, накрыла его валявшейся поблизости рогожкой и принялась искать что-нибудь тяжелое, чтобы использовать в качестве оружия. И, кажется, нашла! Это был латунный пестик из ступки.Присев на землю около проема, я стала прислушиваться к звукам, доносившимся снаружи. Было тихо, как в могиле. Иногда мне слышалось какое-то царапанье, но я относила эти звуки к шуму в голове. Факелы догорали, воздух прогрелся еще сильнее, и все больше хотелось пить. Фонарь я прикрутила так, что он еле светил. У меня не было спичек, поэтому тушить его было нельзя — не зажгу, если понадобится.Итак, я в западне, из которой нет спасения. Сколько мне еще тут придется сидеть? Может, там, наверху, выход из катакомб уже замуровали? Скоро наступит кромешная тьма. А где-то в лабиринте катакомб меня поджидает убийца.Постепенно страх притупился, и я начала размышлять о том, что произошло. Как ни крути, а оказалась я в такой ситуации по своей вине, из-за своего безмерного любопытства и самоуверенности. Ну не лезут девушки и дамы из благородных семей в подобные авантюры. А я сама недавно пыталась убедить министра иностранных дел в том, что женщины ни в чем не уступают мужчинам. Еще восхищалась Мэй Шелдон Американка Мэй Шелдон по прозвищу Леди Босс, исследовательница Восточной Африки, в 1892 году стала членом Британского Королевского географического общества. (Прим. авт.)

! Вот это леди! Она не спасовала бы перед препятствиями.Не поворачиваясь спиной ко входу, я встала, подошла к столу и обнаружила под ним оловянную бутыль с наклейкой «Aqua destillata» Aqua destillata (лат.) — дистиллированная вода.

. Пить теплую безвкусную воду, отдающую жестью, было противно, но она кое-как утолила жажду, и я принялась рассматривать картины.Какая-то мысль крутилась у меня в голове, но мне никак не удавалось ухватить ее за хвост. И вдруг меня словно пронзило — я вспомнила слова Улисса о купленном мною эскизе Энгра: «Ты все же сделала удачное приобретение. И сможешь рассказывать своим гостям, чем эскиз Энгра отличается от большой картины, — вот тут парча другой расцветки, и у одалиски нос поменьше».Покрывало, на котором лежала одалиска, было из той самой золоченой парчи с песлийским узором, которую Андрей принес из мебельной мастерской своего отца. Абсурд в том, что у Энгра на парче от генеральши Мордвиновой лежит одалиска, похожая на меня! Тогда получается, что я купила не Энгра, а подделку, написанную Андреем и, вполне вероятно, состаренную здесь, в этой пещере. Выходит, во всем виноват Кервадек! А я ему поверила! Боже, как я глупа! Он заставлял Андрея рисовать копии, а Жан-Люка Лермита старить их химическим способом. Затем продавал их за большие деньги, а когда Андрею надоело это делать, то Кервадек убил его. Потом он пришел за картинами в мансарду и наткнулся на нас. Сесиль и девушку-соседку убили лишь потому, что они оказались свидетельницами преступления. Опасность также подстерегала меня и Плювинье. А теперь и Улисс пал жертвой Кервадека.Вдруг кадка с рудой задрожала и начала раскачиваться. Факелы уже потухли, прикрученный фитиль от лампы почти не давал света, и я с трудом различала в темноте выход из пещеры. Крепко сжав в руке тяжелый пестик, я прислушалась к стуку, доносившемуся из тоннеля. Прижавшись к стене, я приготовилась дать отпор. Будь что будет!Кадка с рудой сдвинулась, посыпалась земля, и я услышала приглушенный голос: «Полин…». Мужчина не успел договорить, так как пестик со всего размаху обрушился ему на голову. От моего удара непрошеный гость ввалился в пещеру и замер, растянувшись на глиняном полу.Я спряталась за стол алхимика. Кажется, я убила человека.— Николя, где вы? Я иду за вами! — раздался знакомый голос.— Кто тут?— Полин, ты здесь? Жива? Это я, Доминик.Затеплив фонарь, я подняла его над поверженным противником и с ужасом обнаружила, что приложила пестиком по лбу не подлого Кервадека, а Николая Ивановича Аршинова.В проеме разлился свет и показался репортер. В руке у него был фонарь. Я отпрянула, закрыв глаза рукой.— Что с тобой, Полин? Ты в порядке?— Со мной все ладно, а вот он… — Я показала на лежавшего Аршинова. Тот издал слабый стон.— Он упал?— Я бы так не сказала. Это я ударила мсье Аршинова пестиком по голове. Надеюсь, не сильно.— Ты не убила его? — Репортер принялся поднимать Аршинова. Потом осмотрелся по сторонам и спросил: — А где Улисс? Он ушел, а тебя оставил здесь одну?— Улисс убит, Доминик.— Что?! — Он резко выпрямился, и несчастный Николай Иванович вновь повалился на землю. От вторичного падения он пришел в себя, схватился за голову и застонал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37