А еще страшнее то, что Куэлен мог обойтись и без наркотика или насилия. Судя по всему, он проводит с Джейбриолом довольно много времени. Значит, ему не составит труда создать удовлетворительный компьютерный образ наследника хайтонов, который выступит для него с любой речью – если он хотел контролировать только слова Джейбриола.
Джарит так и сидел, не в силах оторвать взгляда от Куэлена, бледнея все сильнее и сильнее. В конце концов я не выдержала и приказала Пако выключить передачу.
Экран погас. Джарит с облегчением посмотрел на меня.
– Тебе действительно приходится смотреть каждое их выступление?
Я кивнула:
– Знать врага в лицо и все тому подобное.
– Знаешь, это было плохо и раньше, когда Куокс не имел наследника. По крайней мере мы могли надеяться, что он станет последним хайтонским Императором. Но теперь, когда из ниоткуда возник этот его наследник… – Джарит поежился. – Иногда мне кажется, что это не кончится никогда.
Как это может кончиться? Если бы у Куокса и не обнаружилось наследника, его трон занял бы другой хайтон. Новый Император был бы не лучше Ура Куокса, возможно, даже хуже. Надежда на то, что хайтоны эволюционируют в более нормальных людей, несбыточна. Аристо генетически запрограммированы оставаться аристо. И время не улучшит их генетику. Их помешательство на чистоте генофонда имеет под собой основания. Они и впрямь представляют собой патологическую ветвь рода человеческого, всеми силами оберегающую эту свою патологию.
И среди всего этого стоял опоенный наркотиками Джейбриол – единственный, кто мог бы остановить эту войну без границ, сев за стол переговоров.
Или поставив Сколийскую Империю на колени.
11. ВРЕМЯ ГОВОРИТЬ
– Есть люди, которым пришлось вынести куда больше, – сказала я. – Я пережила всего три недели этого.
– Вы считаете, что, если это длилось три недели, а не три года, – возразил Тагер, – ваши шрамы будут менее заметны?
Я беседовала с ним, стоя в безопасном месте у книжной полки. За пять раз, что я приходила к нему, я ни разу не села. Сидя, я чувствовала себя уязвимой. Сам Тагер обычно стоял – так, как сейчас, у своего рабочего стола. Наверное, он избегал подходить ко мне вплотную, чтобы это не воспринималось как давление.
– Послушайте, – сказала я. – Большинство Источников живут в неволе всю жизнь. То, что случилось со мной – пустяк.
– Вы ошибаетесь.
– Меня готовили…
– Дерьмо!
Я заморгала, ошеломленная резкостью его реакции. Очень уж это не вязалось с его характером, во всяком случае, с той его стороной, которую он показывал мне до сих пор.
– Почему вы так говорите?
– Никакая подготовка не защитит вас от того, что делал с вами Тарк, – сказал Тагер. – Да, у вас крепкая броня. Но под этой броней живет человеческое существо. Вас истязали психически и сексуально, и то, что вы праймери, что это длилось всего три недели, что вас готовили переносить боль, что другим приходилось еще хуже, – все это не сделало ваши раны менее глубокими.
– Но это было десять лет назад, – возразила я. – Мне полагалось давным-давно пережить и забыть все это.
– Почему?
Почему? Опять этот его вопрос, от которого можно сойти с ума.
– Потому что время залечивает раны.
– Только если вы относитесь к ним серьезно, – голос Тагера смягчился. – Подавление воспоминаний о пережитом – защитная реакция, она позволяет вам выжить. Но как бы вы ни отрицали этого, то, что произошло, продолжает влиять на вас. Это может подорвать вашу уверенность в себе, ограничить вашу дееспособность, помешать устанавливать и поддерживать отношения.
– Вы считаете, что мои проблемы с общением проистекают из этого?
– Не исключено.
Я отступила на шаг от него:
– Я просто слишком чувствительна.
– Почему вы так считаете?
Я фыркнула:
– Месяц назад я ходила в кино. На один из этих фильмов про обезумевших Демонов. Я просто рассвирепела. Я ушла с сеанса и испортила впечатление всем, кто пришел со мной. Потом я чуть не заехала по морде тому, кто сказал, что мое поведение его раздражает. Вы не называете это неадекватной реакцией?
– Нет, – ответил Тагер. – Особенно учитывая ваш боевой опыт.
– Но люди, бывшие со мной, считали меня сумасшедшей.
– То, что они не знали причины, заставлявшей вас реагировать так, еще не говорит о ненормальности вашего поведения.
Ну почему он не понимает?
– Да поймите же вы! Я чуть не убила человека только за то, что он раздражал меня.
– Вы чуть не убили его, поскольку его действия напомнили вам то, как вас неоднократно жестоко истязали.
Неужели он действительно верит в то, что Хилт пробудил во мне воспоминания о Тарке? Неужели этот хайтон до сих пор обладает надо мной такой властью – теперь, спустя годы после своей смерти?
– Нет. Этого не может быть.
– Вы не могли ничего поделать, когда Тарк похитил вас, – негромко продолжал Тагер. – Если бы вас просто ограбили, вы бы рано или поздно нашли похищенное или возместили его. Но у вас отняли самоуважение, достоинство, безопасность. Где вы найдете их, чтобы возместить потерю?
– Я знала, что мне грозит, когда отправлялась на Тамс. Мне стоило быть осторожнее. – Я озвучила мысль, которая столько лет угнетала меня. – Случившееся – моя собственная ошибка.
Тагер покачал головой:
– Дело не в вашей ошибке. Дело в том, как обращался с вами Тарк. Абзац.
– Он спокойно посмотрел на меня. – Это не ваша ошибка. Что бы он ни говорил вам, как бы ни обзывал вас, что бы ни говорил вам об этом кто угодно другой – это не ваша ошибка.
Я ступила на зыбкую почву, которой избегала годами:
– Но почему это всплыло именно сейчас, после того, как я столько лет была в порядке?
– А с чего вы взяли, что были в порядке?
– Ну, разумеется, я была в порядке.
– Тогда скажите, – спросил Тагер, – почему это прошло целых семь лет, прежде чем вы оказались готовы к серьезным отношениям с мужчиной?
– Вы имеете в виду Гипрона?
Он кивнул:
– Семь лет одиночества – долгий срок для любого. Для эмпата это вообще почти неслыханно.
Я чуть было не возразила. Но промолчала. Я всегда избегала больших компаний или ситуаций, в которых мне приходилось сталкиваться с эмоциями несимпатичных мне людей. Но я понимала, что имеет в виду Тагер. В любви эмпатия бесценный дар, особенно при отношениях с другим эмпатом, способным чувствовать меня так, как я чувствую его. Отсутствие таких интимных отношений ведет к одиночеству столь сильному, что оно ранит почти физически. Мы с Джаритом достигли связи, наполнившей мою жизнь так, как никогда бы не наполнил секс с обычным человеком.
Я подумала о дверке в моем сознании, за которой хранилось все то, что я не хотела выпускать на поверхность. Я знала, кто расшатал ее, выпустив воспоминания. Джейбриол Куокс.
Вслух же я произнесла:
– Да, все могло быть из-за Тамса.
В первый раз за все время Тагер не возразил мне.
– Идти в бой против аристо, ощущая их смерть – должно быть, это кошмар, – его состраданию, похоже, не было предела. – И вы пережили этот ад тысячу раз. То, что вы выжили, оставшись психически нормальной, – это просто чудо.
Я уставилась на него. Какое там чудо? Я превратилась в развалину.
– У каждого в жизни свои сложности. Но не все ведь разгуливают, тыча себе в висок дезинтеграторами.
– Праймери, это…
– Соз, – перебила я его.
– Соз?
– Меня так зовут. Соз.
– Очень хорошо, Соз.
Вот и вся его внешняя реакция: легкий поклон. Но я уловила его подлинные чувства, как он ни старался спрятать их. Его пульс участился. Он добился прорыва, причем значительного. И это волновало его. Еще как волновало.
– Почему? – спросила я.
Теперь не понял он:
– Почему вас зовут Соз?
– Нет. Почему вас волнует то, что со мной происходит?
– Потому что вы представляетесь мне замечательным человеком.
– С чего вы считаете меня замечательной? Вы же меня почти не знаете.
Он улыбнулся:
– Меня учили распознавать людей.
– Это больше, чем умение.
Он посмотрел на меня с любопытством:
– Почему вы так говорите?
Я замялась, не находя подходящих слов.
– Мне кажется, вас в самом деле волнуют люди. Я к этому не привыкла. Я привыкла к купцам. Или к политикам из КИКС. – Я поморщилась. – И те, и другие порочны. – Я подумала о Рексе, о Гипроне, о моем первом муже, Йато.
– Когда я нахожу любовь, я… я не могу сохранить ее. Единственный человек, с которым мне удается поддерживать отношения, – это мальчик, вдвое моложе меня, абсолютно без политических убеждений и настолько отличающийся от аристо, насколько это возможно для человека.
– И что тут такого?
– Это неестественно.
– Но почему?
– Мне следовало бы иметь более зрелого любовника, – вроде Рекса. Только Рекс больше не хочет меня.
– Почему?
Почему он все время задает мне этот вопрос?
– Не знаю, почему. Просто не совсем естественно, когда дряхлеющие Демоницы вешаются на хорошеньких малолеток, вот почему.
Тагер рассмеялся, как будто я шутила:
– Я бы не назвал вас дряхлеющей.
– Мне почти сорок восемь.
– Я бы дал вам гораздо меньше. Но и сорок восемь лет – совсем немного при вашем звании.
Я пожала плечами:
– Должно быть, я неплохо справляюсь со своими обязанностями.
– Почему этот вопрос так разозлил вас?
– Разозлил? Вовсе он меня не разозлил. – Я лгала, и мы оба понимали это. И все же до этого момента я не осознавала, что мое звание действительно раздражает меня. Почему?
Я заговорила медленно, будто читая книгу, которая была у меня уже давно, но которую у меня до сих пор не хватало смелости раскрыть:
– Он послал меня на Тамс, хотя знал, что там может случиться. Он годами посылал меня в пекло, гораздо дольше, чем большинство офицеров, и посылал моего брата Эльтора, и посылал моего брата Келрика… – Я заставила себя продолжать. – И Келрик не вернулся.
– Кто «он»? – спросил Тагер с обычным своим состраданием.
– Мой брат.
– Эльтор?
Я мотнула головой:
– Нет. Мой сводный брат. Кердж. Император.
Лицо Тагера побелело. На этот раз я не просто потрясла его. Эффект равнялся землетрясению. Но он был прав. Я была зла. Еще как зла. И слова, копившиеся во мне годами, прорвали плотину, которую я сама воздвигла вокруг них.
– Я потеряла первого ребенка, – сказала я. – Единственного ребенка, которого я посмела зачать, и все потому, что Кердж сказал мне, что, если я уйду со строевой службы, я утрачу права на наследование престола. Я потеряла первого мужа из-за этого, и я потеряла Рекса, так как он не хотел быть консортом-калекой, и потеряла младшего брата, который погиб, и старшего брата, которого невзлюбила. Я утратила способность к нормальному человеческому общению… – Мой голос дрогнул. – Кердж взял бы мою душу, если бы захотел. Он не имел права!
Тагер молча смотрел на меня. Прошла долгая минута, прежде чем он наконец ответил. То, что он вообще заговорил, уже можно было считать чудом. Любой душеспаситель пришел бы в ужас, доведись ему оказаться на его месте. Любое неверное слово могло навлечь на него императорский гнев. Я не собиралась говорить Керджу, что ходила к Тагеру, но все равно, каким бы сильным эмпатом ни был Тагер, он не мог быть до конца в этом уверен. И все же даже теперь, зная об опасности, он не отступился, навеки завоевав мое доверие.
– Почему он требовал от вас столько?
– Потому, что если я не смогу сделать этого для него, я никогда не смогу быть достаточно сильной, чтобы справиться с Ур Куоксом. – Я развела руками. – Ведь я не могу просто взять и заявить: «Ах, нет, я передумала! Я не хочу больше этого!» Если ни Эльтор, ни я не станем Императором после Керджа, то кто? У кого еще есть военное образование, способности ронов, боевой опыт – вместе взятые? Тысячи миров, Тагер. Сколько людей населяет их? Сотни? Миллионы? Десятки миллиардов? Как иначе смогу я нести ответственность за каждую из их чертовых жизней?
– Вы наследница престола, – тихо сказал Тагер. Он произнес это как утверждение, не как вопрос.
– Одна из. Вообще-то нас двое. – Осталось двое. Из трех. – Как вам это нравится? Будущее Вселенной может оказаться в руках сумасшедшей бабы.
– Вы считаете себя сумасшедшей?
– А разве нет?
Он говорил так, словно мы с ним шли через лес хрупких хрустальных деревьев, ветки которых могут сломаться от малейшего прикосновения, а острые обломанные концы готовы пронзить его насквозь.
– Больной – да. Вы страдаете столькими формами стрессов, я даже не уверен, что могу сосчитать их. И вы необычно чувствительны даже для псиона, так что, возможно, вы никогда не сможете выносить толпы народа или их самые низменные чувства, не отключаясь эмоционально. Но сумасшедшей я вас не считаю. Чтобы испытать все, что вам довелось, и продолжать выполнять свое дело, требуется фантастическая выносливость рассудка.
Я судорожно глотнула. Он стоял, молча глядя на меня, ощупывая меня своей эмпатией, и я не знала, что ему сказать. Поэтому я только смотрела на него. Он не торопил меня, не давил на меня, не уходил и не отворачивался.
В конце концов я произнесла: «Ладно». Это не самый содержательный ответ, но ничего лучшего я не нашла. Тагер улыбнулся, словно я сказала что-то умное.
Я отошла в дальний конец кабинета, туда, где стеклянные стены встречались под острым углом. Сквозь тонированное стекло виднелась анфилада посольских залов. На книжной полке стояло зеркало – старомодное зеркало из посеребренного стекла в нефритовой рамке. Я смотрела на свое отражение и почти видела за спиной Керджа. Как там? «В ожиданьи всегда, в наблюденьи всегда, всегда в недовольстве глухом».
Смотри внимательнее, братец, подумала я. А то я могу тебя удивить.
Когда Джарит вернулся в спальню, я почти проснулась. Я лежала на теплых простынях, любуясь им, пока он шел через комнату. Выглядел он действительно неплохо. На нем не было ничего, кроме плавок. Волосы на мускулистой груди горели золотом в солнечных лучах.
Лицо… лицо его почему-то пылало. Я давно не видела таких красных лиц.
И вообще вид у него был слегка обалделый. Он не сводил глаз с груды наших одеяний на полу у кровати. Подойдя к ней, он принялся торопливо рыться в одежде, расшвыривая ее по спальне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44