он отлетел к задней стене ниши, биоскафандр спружинил, скат скользнул вниз.
Внизу хлюпнула вода – это вывалился автоматически отщелкнутый пустой магазин автомата.
Сразу вслед за тем раздался куда более громкий всплеск – достигло воды и тело кроверна.
Я был уверен, что убил его. Но где же клочья рыбьего мяса в биоупаковке?
Это настораживало.
Активная пуля должна была разнести такую тушу весьма наглядным образом. Как говорится, одни ушки доехали бы.
А тут на тебе – пшик какой-то! Неужели эти их биоскафандры и впрямь такой супер?
Эх, если б в магазине оставалось хотя бы пяток патронов, я бы успел всадить в него разом все пять! Меньше чем за полсекунды! Тогда точно конец двоякодышащему.
Я зарядил «Сьюздаль» предпоследним магазином и полетел вверх – делать здесь было больше нечего.
Хотел напоследок выпустить в воду гранату из «Тандера», да подумал, что наверху она еще может пригодиться.
И верно – пригодилась. Я, наивный, тогда еще и не догадывался, что же на самом деле происходит.

Глава 3
МЫ ЧУТЬ НЕ СЪЕЛИ ЛЕЙТЕНАНТА

…И кукушка безмолвствует.
Упаси, впрочем, нас услыхать, как она кукует.
И. Бродский


Вырвались на поверхность. Сразу же вжались в близкую стену ремонтной мастерской. И наложили в штаны.
Все ходило ходуном – и земля, и воздух, и сами небеса. От купола, большая половина которого еще была цела, когда наше отделение спускалось в аварийный периметр, осталось лишь воспоминание. Ничего вообще!
Левый сектор обзора закрывала колонна черного, жирного дыма, сквозь который пробивались узкие языки химически синего огня.
Прямо перед собой, поверх искореженной арматуры разрушенных жилых корпусов, мы видели кусочек неба. Теперь вместо родных «Фалькрамов» и десантных катеров там маячили несколько кровернских турбоплатформ, похожих на протравленные кислотой летающие коралловые рифы.
Воздух под ними дрожал, как над раскаленным полимеридом космодрома, и кровавился спиралевидными малиновыми сполохами. Потому и «турбо», значит.
То один, то другой летающий риф исторгал ослепительный фонтан огня. Что твой хамелеон, слизывающий свою жертву длинным красным языком.
А как же наша воздушно-космическая оборона?
Где многоцелевые «Фалькрамы» и истребители «Спага»?
Куда смотрят, в конце концов, корабли Седьмой эскадры? Нам ведь обещали «абсолютную изоляцию района боевых действий»! Дескать, муха не пролетит!
Ответом на эти вопросы служил предмет, занимавший правый сектор обзора. Из огромной воронки, окруженной оплавленным валом глины, на закопченном пилоне торчал… двигатель импульсной тяги космического корабля.
Могучая рельефная надпись из керамитового литья сообщала, что двигатель изготовлен фирмой «Дженерал Урал-Мадрас моторз», да.
По заказу Министерства Военного Флота, да.
И установлен на крейсерский транспорт «Румба», да.
На наш… наш, наш родной транспорт, с которого нас десантировали… я спросил у милитума… три часа двенадцать минут назад!
И что двигатель этот является собственностью правительства – керамитовый рельеф тоже сообщал. Напоследок, маленькими такими буковками.
Вот ведь как, оказывается.
Я вызвал роту, батальон, всех, кто меня слышит.
О чудо! В кои-то веки мне ответили сразу.
Сквозь ушераздирающие помехи и хриплый клекот демонов смерти пробился далекий, малость дремотный голос.
Продиктовал координаты «малой зоны Е» и время до отлета.
Снова продиктовал координаты «малой зоны Е». И снова – время, уменьшенное на три секунды.
Пожурил меня за некорректную постановку вопроса и продиктовал координаты «малой зоны Е».
Я наконец сообразил, что общаюсь с бортовым милитумом десантного катера, мусорящим в эфир по экстренному алгоритму «Всем, кого это касается». И параллельно выдающим элементарные справки.
Пришлось задать вопрос корректно. Я назвал свой полный идентификационный ключ и спросил, не предусмотрено ли прикрытие для отходящих боевых групп. И не собираются ли они выслать эвакуаторов? У меня, дескать, раненые.
– Передаю ваш запрос вышестоящей инстанции, – сказал милитум. Больше ничего мне от него добиться не удалось.
Из увиденного и услышанного следовало, что кроверны крепко надрали нам задницу. Насколько именно крепко, я еще до конца не въехал, но уже начинал въезжать. Я припомнил загадочное падение «Фалькрама» прямо в шахту лифта и подумал, что уже тогда можно было бы озадачиться.
Ну ничего. Теперь-то я командир, имею право кое о чем спросить.
– Сержант Гусак!
– Я, – вяло отозвался тот.
– Скажите, вы ведь знали, что наверху у наших нелады?
– Нет.
– Но догадывались? .
– Только идиот мог не догадываться. После того как. Целый штурмовик упал. Но у нас выбора не было. Мы имели приказ. Обследовать периметр. Приказ никто не отменил. И мы его. Выполнили.
У Гусака зуб на зуб не попадал. Неужели он потерял столько крови, что уже начало морозить? Снаружи вроде не заметно…
– Полностью согласен с вами, сениор. Как думаете, удается нам отсюда ноги унести?
– Барракуда, теперь ты. Командир. Ты и думай.
И то верно. Я быстро посоветовался с милитумом насчет оптимального маршрута.
– Отделение! Слушай мою команду! Нас ожидают десантные катера. Наша задача – пробиться к ним. Координаты зоны эвакуации вы слышали. Но если кто неслышал, повторяю…
«Малая зона Е» была довольно далеко от того места, где мы вылезли из нашей кроличьей норы. Кроме того, у Зага скисли резервные источники питания глидеров.
Пришлось ему подсесть на левую ногу к Чену – при мерно так же, как Дюмулье (или псевдо-Дюмулье, один хрен) ко мне каких-то два с половиной часа назад. Ох и давно же это было!
Даже без большей части своей растерзанной экоброни Заг весил будь здоров. Он сильно перегрузил глидеры Чена. Но все-таки это было куда лучше, чем идти пешком. Так мы могли держать скорость хотя бы семьдесят километров. А без глидеров не дали бы и десяти.
Мы утвердили своим милитумам маршрут и понеслись.
Все происходило быстро. О-о-о, очень быстро!
Брызнула в стороны пластобетонная шрапнель – разлетелся вдребезги угол ремонтного цеха. И, двигаясь не вполне управляемым юзом, перед самым нашим носом пронесся один из «крестоносцев».
Танк был великолепен и страшен. Темно-оливковое стелс-покрытие на его боках текло и летело брызгами, не выдерживая напора огня, который рвался из дыры в районе кормового отсека. Дым бил куда-то вбок ощутимо материальной, плотной струей. Из такого дыма можно шить брюки и саваны.
Башня, разворачиваясь на ходу с завораживающей стремительностью, метнулась вправо. Красный крест в белом щите блеснул, казалось, на расстоянии вытянутой руки.
Пушка выплюнула невидимый заряд энергии – об этом можно было судить только по неприметной вспышке вокруг стабилизирующего кольца на дульном срезе. Куда танк стрелялся не увидел. В этот самый момент мы резко приняли в сторону, чтобы не влететь прямо в исполинский костер, в который на глазах превратилась корма танка.
Как раз вовремя!
Турбоплатформа кровернов высадила в танк, кажется, десятикратную норму своего разового бортового залпа.
Под перепуганное пищание тепловых датчиков мы заскочили в ремонтный цех через пролом, проделанный танком. Милитумы на предельной скорости загнали нас под прикрытие массивного испытательного стенда, на котором был распят горный робот-проходчик – гибрид крота, ужа и ежа.
Стена белого пламени прошла сквозь стену ремонтного цеха, как сквозь лист бумаги, и прокатилась по всему помещению, надорвавшись только в двух местах – вокруг испытательного стенда.
Завихряясь в этих точках разрыва, несколько язычков пламени – каждый длиной с анаконду – станцевали вокруг нас пляску маленьких адских лебедей. Пронесло!
Мы уже поняли, что главное – нигде не задерживаться дольше одного вздоха.
Вдоль северной стены цеха мы уже пробежались – когда были снаружи. Ее больше не было.
С восточной стеной нам тоже было по пути. Более того – славно было бы пройти вдоль нее внутри цеха. Но оказалось, что цех кишмя кишит термитами.
Чен выдал гадам три гранаты, я прикрыл нас экранирующим облаком, и мы пулей взмыли в открытое небо.
К моему изрядному удивлению, горящий танк все еще был жив. Правда, гордую эмблему батальона с его башни как корова языком слизала. Да и сама башня была больше похожа на подтопленную плазмометом сахарную голову.
Башню конечно же заклинило – как и приводы вертикальной наводки пушки. Но упертые, как бараны, танкисты загнали нос своей машины на вал… задрали таким образом свою пушку в небеса… и, подрабатывая остатками гравитационной тяги, совместили с чем надо перекрестье, так сказать, своего прицела. Хотя какой там «прицел», какое «перекрестье»!
Сверкнуло стабилизаторное кольцо пушки. Наушники затопило оглушительным треском – выброс энергии был за пределами критического максимума.
Далекая турбоплатформа, которую я в первое мгновение принял за черную мушку в собственном глазу, расползлась по небу кудрявым розоватым облачком.
Виват, «Крестоносцы»!
Конечно, кроверны не преминули ответить…
Мы улепетывали прочь из этого пекла в еще худшее пекло и потому не увидели, как именно сгинул этот стопятидесятитонный огарок воинской доблести.
Но то, что его прикончили, – гарантия. Обломки, которые обогнали нас на первой космической скорости, принадлежали танковой пушке, и ничему иному.
Дальше нам предстояло пройти через эллинги рекультивации.
Как я понимаю, компания-владелец Копей Даунинга, равно как и любая другая контора, лакомая до содержимого иноземных недр и околопланетных пространств, согласно Экологическому Кодексу Содружества обязана компенсировать ущерб, наносимый биосфере.
Или хотя бы делать вид, что она этот самый ущерб компенсирует.
Угробил миллион гектаров леса – посади рощицу местных березок и рябинок. Отравил море – налей искусственное озеро. Слопал железный астероид – запусти новый. Хоть из говна.
Копи Даунинга портили в основном почвы. Это мне стало ясно за те семь минут, в течение которых наше отделение – тогда еще целое и невредимое – летело от сожженного леса к заводу. Тогда выяснилось, что лес был последним оплотом местной природы в районе Копей.
В радиусе тридцати километров вокруг завода поверхность Глокка представляла собой обезвоженную, загаженную, замусоренную полупустыню. Вдали то и дело мелькали существа, подозрительно похожие на мутировавших крыс. Притом – прямоходячих. Кроме этого, ближе к Копям было полно котлованов, готовых поспорить в живописности с хорошим лунным цирком.
Ясное дело, котлованы не являлись результатами метеоритных или ядерных бомбардировок. Это проседала почва в районах особо активных выемок породы…
Так вот, в рекультивационных эллингах компания готовила новые плодоносящие земли взамен загаженных. Всякие полезные бактерии и простейшие, а также червячки, жучки и паучки – и притом все сплошь местные, а как же иначе? – освещаемые, обдуваемые и облучаемые специальными машинами, должны были превратить суглинок, смешанный с туфом, в полноценные глиноземы. Чистая алхимия.
Правда, на пути сюда я что-то не заметил следов этой благородной алхимической деятельности. Допускаю, что начальство Копей планировало осуществить свою алхимию в будущем. На следующей неделе. Через месяц. Допускаю.
Как бы там ни было, эллинги компания построила. И действительно заполнила разновсяческой гнусью вперемежку с буйной флорой.
Но первым, что мы увидели, когда вломились в эллинг, был опрокинутый на бок гравилафет плазменной пушки. Первого взвода нашей же роты. Вот они, родные цифирки и родной значок: трезубец с насаженной на него скатообразной рыбкой. Смешно, что эмблемка эта была придумана лет за семьдесят до первой встречи человечества с кровернами.
Ни противника, ни нашей пехоты, ни трупов поблизости не было. Просто лежит себе выключенный гравилафет без видимых повреждений, и – ничего подозрительного. Если не считать некоторого количества крупных звездообразных следов. Существ или техноматов, оставляющих подобные следы, в базе моего милитума не сыскалось.
А прямо перед нами высилась стена здешней синюшной зелени, эдакие своеобразные банановые деревья небывалых размеров.
И плоды были соответствующие – вроде перезревших кабачков в человеческий рост длиной. Сок из кабачков так и струился. Да и вся рекультивируемая почва была завалена переспевшими плодами.
Ну, бананы-кабачки нам не помощники, а вот с такой дурой, как гравилафет, жить можно!
Гравилафет тем хорош, что запас мощности у него троекратный. Он может плазменную пушку с двумя пехотинцами расчета тянуть. А может – громадный ротный радар дальнего обнаружения. Или ракетный комплекс ближней противокосмической обороны.
Вес у обычной спаренной плазменной пушки не такой уж и большой, так что на лафете кроме операторов можно возить еще целое отделение.
Во время штурмовых бросков так обычно не делают. Чтобы противник не мог одним удачным попаданием угробить все отделение. Но на марше или в особых условиях – пожалуйста.
Конечно, в нашем случае условия были особые, с индексом «ДУ» – «в Дерьме по Уши».
Теперь у нас был свой, персональный VIP-транспорт. И слава богу. Потому что индикаторы глидеров уже мигали муторным желтым цветом. И энергий кот наплакал, и перегрев немаленький.
Дуракам везет. Уверен, если б с нами Зага не было – нашли бы мы хвост от горелого кроверна, а не гравилафет.
Включили. Милитум проснулся, сказал «Здрасьте» и попросил пароль. Тут уже сержант выручил, наплел всякой тарабарщины. «ОК», – согласился милитум. Машина приняла вертикальное положение и пошевелила стволами пушек.
Сержант и Заг, как самые опытные, заняли сиденья операторов – соответственно, водителя и стрелка, – а мы с Ченом примостились по бокам.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9