Но речь не о нем, хотя, как показывает история, именно благодаря таким непостоянным прощелыгам на свете и происходят мировые катаклизмы.
Но до катаклизмов еще далеко, а рожденной девчушке еще предстоит сыграть свою роль в нашем повествовании.
В те годы квартирный вопрос еще не портил наших сограждан, так как все были равны в своем стремлении от худшего к лучшему, видя, как быстро повышалось благосостояние народа и возводились корпуса жилых строений. Опять-таки ежемесячно выплачивалась зарплата, что само по себе не располагало к лишней нервотрепке и склокам. Так что Мариночка росла и превращалась в удивительную девушку в обстановке всеобщей коммунальной любви в кругу своих соседей.
Спустя десятилетие в той же квартире, но в другой келье, опять же непонятно от какой подпольной страсти в семье работника Николая Николаева появился на свет мальчик Леша. Веселый такой и здоровенький. Естественно, его тут же окружили заботами и общекоммунальными ласками, так как все тогда жили в одной огромной, занимающей шестую часть суши, выходящей в три океана коммуналке. И вот они, наши детки, там и росли. Безмятежно и счастливо.
3
Доллары! Они везде. Они мирно шелестят своими пластинками вместо брелока на ключе в замке зажигания у таксиста. Они глянцево зеленеют в витринах почти всех ларьков, украшают календарики и распахнутые портмоне в сувенирной лавке. И даже огромная стодолларовая купюра махрового полотенца стягом полощется на балконе какой-то чистоплотной хозяйки. Добрый Франклин под дуновением ветерка подмигивает обоими глазками и улыбается в почтительном приветствии. И кажется, что наступила весна…
Но эти доллары — не настоящие, а настоящие, они здесь, в трусах, солидной пачухой оттопыриваются в районе паха. Юрик трогает себя ниже живота, настроение у него прекрасное, хочется петь и делать глупости.
«Еще бы, за какие-то полчаса обмануть кротовских бандитов, случайно кинуть судью Репкина на десять косарей, поставить на место сучек-адвокатесс и поиметь в общей сложности двадцать шесть тысяч семьсот долларов — кому еще такое удастся!» — думает Чернявенький, и ему не терпится пощупать упругую упаковку.
Оглядывается: никого нет. И, поджав живот, Юрик сует ладошку под тугую резинку. Вот она, нагретая телом плотная толстая пачуха. Как приятно тискать ее и поглаживать пальцами, ощущая все ее шероховатости.
И самое главное, что и ей приятны эти прикосновения, она сворачивается в колбаску, дергается и рвется наружу.
«Сейчас, милая, потерпи еще двадцать секунд, осталось только завернуть за угол и забежать на третий этаж…»
— Ты где был, урод? — неожиданно из-за угла появляется Равиль и замахивается упаковкой баночного пива.
Вслед за татарином выскакивает Макарыч, передергивает затвор «пээмки» и готовится к прыжку.
Неудачно выдернутая рука рвет резинку, и из трусов начинают вываливаться купюры, превращаясь в неприятную липкую жидкость, пачуха быстро худеет и становится мягкой и тощей, как лопнувший воздушный шарик.
— А-а-а! — орет еще несколько секунд назад счастливый обладатель баксов и, уворачиваясь от запущенной в голову пивной упаковки, в холодном поту… падает со скрипучей панцирной кровати. Сон моментально улетучивается. Луна через маленькое окно льется в комнату, легкий сквознячок шелестит листками календаря с изображением дядюшки Сэма на зеленом долларе.
Юрику становится холодно, он забирается на кровать и укутывается одеялом. Его все равно трясет, рука машинально лезет в трусы, но там влажно и липко. Вспоминается анекдот от армянского радио: «Чем отличается менструация от демонстрации?.. — Тем же, чем поллюция от революции!..»
— Ты что так дрожишь? — участливо спрашивает дядюшка Сэм.
— Да вот, что-то знобит, — смиренно отвечает удивленный Чернявенький.
— Это петушиный озноб, — объясняет дядюшка, медленно превращаясь в татарина. — Ты типа еще не подмылся? Иди, приготовься к посвящению в пидоры, ты как бы для этого уже созрел. Крыса!
— За что, Равильчик? — скатываясь с кровати и грохаясь на колени, с трясущейся челюстью и со слезами на глазах произносит Юрик…
Но дядюшка Сэм беспристрастно молчит и только слегка колышется под звездно-полосатым флагом.
Теперь уже точно не до сна. Одев старый с прожженным рукавом ватник, Юрочка выходит на крыльцо. Прошло уже более полугода после того, как он сдал всех бандитов убэповским майорам, но кошмары с регулярным постоянством возвращаются каждую ночь. И всегда они начинаются с чего-нибудь приятного, а чаще всего — с зеленых купюр.
Иногда является женушка Наташка, прижимается в страстном порыве, шепчет ласковые слова и неожиданно обращается в папочку — судью Репкина, который, нежно поцеловав, тут же начинает требовать свой украденный сейф.
Чаще снятся чеченцы. Они сажают Чернявчика в ванну и с кавказским акцентом гогочут, а Руслан с гордой улыбкой включает горячую воду.
— Где «девятки»? Где «девятки»? — истошно кричит Вадик, заводит мотор своего «мерседеса» и начинает наезжать, а Таня-Галя, злорадно улыбаясь, подталкивают под черный бампер.
Бывает, появляются майоры, тыкают в морду своими ксивами и ведут в тюрьму, а Крот в камере уже радостно потирает ладони и кричит:
— Твое место у параши, овца!
— Только не туда! — упирается Юрик.
— Три тонны баксов, — спокойно сообщают свои расценки мусора и жадно рвут зубами московский полукопченый сервелат…
Очень редко, но с гнетущей периодичностью, в кошмарах неожиданно являются все «бантики». Юрочка старается собрать по полу разбросанные купюры, засовывает их быстро за спину опять же в трусы, а они тут же превращаются в пахучий понос. Равиль морщится и отступает, а Юрик, в ужасе просыпаясь, бежит на двор и полощет нижнее белье в стоящей под водосточной трубой бочке…
А следователь, Любовь Павловна, все вопросы неудобные задает:
— Откуда у вас, гражданин потерпевший, такие суммы страшные появились?
— Из «ПиАстробанка», — смущенно врет Чернявенький.
4
Костров со статьей «Все на выборы» уже ознакомился, он сам ее три дня назад заказал одному модному, можно сказать, популярному журналюге. Беседовали за столиком в «Континенте», директор ресторана их познакомил.
— Пятьсот зуе… — томно произнес писклявым голосом яркий, в смысле окраски, представитель пишущей братии и кокетливо повел голубоватыми глазками.
Андрей не сразу понял, что такое «зуе» и вопросительно взглянул на двуполого собеседника.
— А чем я хуже валютных путан? — кривляясь, произнесло существо. — Они за час сто зеленых имеют, а мне всю ночь трудиться.
На мгновение представив, как Оно может по ночам трудиться, кандидат тут же чуть не блеванул и уже хотел было послать Это на три буквы, но растерялся, не зная, как произнести: «Пошел на…», «Пошла…» или «Пошло…». Подавив раздражение, Костров, которого уже достаточно пополоскали в печати как активного представителя известной в городе ОПГ (организованной преступной группировки), брезгливо швырнул на стол пять соток.
Писака театральным жестом наманикюре иными пальцами ухватил зеленые уе и сунул их за ворот то ли блузки, то ли рубашки, туда, где обычно у дам находится бюстгальтер, тяжело вздохнул и произнес:
— Мне потребуется ваша помощь, дорогой, — и красноречиво взглянул на потенциального депутата.
— Надеюсь не ночью? — грубо ответил заказчик необходимой статьи.
Существо бесцеремонно взяло бокал Кострова и манерно поднесло к своим пухлым подкрашенным губам, слегка прикоснулось и так же медленно поставило на место. Затем опять сверкнуло глазками.
— Не обязательно… всего один вопрос. В определенных кругах, — напевно загнусавил журналюга, — вас называют Макарычем. Откуда такое, если так можно выразиться, прозвище?
— Мне нравится Шукшин, мои знакомые это знают, — ответил Андрей и, чтобы побыстрей избавиться от представителя второй древнейшей профессии, не дай Господь, чтобы кто из братков не увидел, коротко произнес: — Свободен! Иди, и чтобы все было нормально…
— Не волнуйся, парниша, — скрипнуло неправильно ориентированное чудовище, послало смачный воздушный поцелуй и, виляя тощими, обтянутыми джинсами бедрами, отправилось восвояси.
Макарыч поманил официанта, распорядился срочно поменять посуду, подумал и добавил:
— И скатерть… А эту сожги, что ли?
Сам же ногой резко отодвинул от себя кресло, в котором еще секунду назад кривлялось талантливое мерзкое создание…
5
Старший оперуполномоченный УБЭП майор Иванько появлялся на даче не чаще одного раза в неделю. Посмотреть, все ли в порядке, и навестить своего подопечного Юру Чернявенького, неудачного секретного сотрудника, стукача то есть, который и прятался на мусорской фазенде от разъяренных отморозков как бы по программе защиты свидетелей, а заодно выполнял роль сторожа, защищая иваньковское имущество от набегов бомжей.
Собственно, судьба сексота Юрика опера не волновала, используя ситуацию, майор поимел почти дарового работника за все. На дачу он заезжал для разрядки и отдыха от семейной жизни, привозил на своем «Runner» халявное питье и закусь, снятые с подконтрольных объектов, и какую-нибудь телку из торговок, готовую замазать свои коммерческие прегрешения перед государством любой ценой. Такие виды подношений «благородный» убэповский работник тоже с удовольствием принимал, естественно, закрывая глаза на казенные недоимки с широко раздвигающих белые ляжки барыжниц. Те, в свою очередь, очевидно, оставались не в накладе, так как существенно экономили наличные.
Своего благодетеля бывший мошенник втайне ненавидел, потому как был по уши, вроде Золушки, загружен опером грязной хозяйственной работой, к тому же каждый раз ему приходилось унижаться, клянча пару соток рублей на пропитание. Иванько долго копался в портмоне, наконец вытаскивал оттуда сотню-полторы, при этом грязно ругался, обзывал бездельником и лоботрясом, нагружал работой и гордо удалялся, унося свои безразмерные телеса. Юрочка возвращался в дом, в тишине и одиночестве допивал недопитое, закусывая объедками своего хозяина и очередной улизнувшей от ответственности спекулянтки.
На этот раз Иванько прибыл вместе со своим дольщиком и сослуживцем Татар-чуком. Майоры с трудом выперли свои туловища из джипаря и благородно подставили свои ладошки выползающим оттуда толстощеким, видимо, чем-то проштрафившимся торговкам, решившим любым способом зализать свою вину перед государством и его представителями в лице брюхатых правоохранителей.
— Сторож! Сторож! — заорал хозяин участка. — Где ты шляешься, мать твою! Занеси в дом пакеты, натаскай воды и затопи баню. Выполняй, мать твою! Бутылки не побей, раздолбай!
Бывший воришка-аферист, оценив степень трезвости прибывших благодетелей, безотлагательно засуетился, зная, что пьяных старших оперов лучше не сердить, так как легко можно нарваться на подзатыльники. Такими видами поощрений загулявшие майоры мало чем отличались от бандитствующего Равняя.
Пока Чернявенький в поте лица трудился, разгуляево в доме достигло своего апогея. Наконец голые служители со своими предприимчивыми подружками вывалились с крыльца и, распевая в ритме марша: «Наша служба и опасна, и трудна…», безо всякого стеснения зашагали по ведущей в баню тропинке.
Не теряя ни секунды, отчаявшийся от своего бесславного положения Юрик влетел в комнаты, вытряс из карманов своих начальником портмоне и выдернул оттуда хрустящие купюры. Затем быстро собрал в целлофановый пакет свои шмотки и галопом рванул к станции. Электричка не заставила себя долго ждать, новоявленный бродяга, с трудом переводя дыхание, опустился на лавку и прикрыл ладонями слегка пополневшую область паха…
Через пару остановок в вагон вошла Любовь Павловна, увидела Чернявенького и снова задала неудобный вопрос:
— Откуда у вас, потерпевший, такие страшные суммы?
— Из «ПиАстробанка», — снова соврал прохиндей и добавил: — Правда-правда, у майоров спросите…
— Ты че гонишь? — перебила следовательница и стала превращаться в татарина. — Ты думаешь, типа кайфово хавать это дерьмо? Колись, гребень, где бабки скрысил?..
6
Чинопочитание. В России непомерно развито чинопочитание — что-то такое изрек классик и при этом как в лужу посмотрел.
Олег Отрогов намотал изречение классика на несуществующий ус с самого детства. С того малоосмысленного времени он приучил свое тело к несложной, но неожиданной по своей эффективности работе слегка наклоняться в почтении при общении с вышестоящими персонами. Это помогло ему продвинуться от рядового до сержанта в армии, а затем при поступлении в вуз на юридическое отделение. И вот на этом самом отделении, в совершенстве изучив позу кланяющегося китайского болванчика, кроме получения знаний и коленопреклонения перед пре-. подавателями, занялся наш персонаж и общественно-политической работой. На третьем курсе он уже руководил комсомольской организацией факультета, а к окончанию курса был рекомендован благодарными за лизоблюдство руководителями на преподавательскую деятельность, хотя никакими научными заслугами, креме эффектного коленопреклонения, не отличался.
Стоит заметить, что нашему персонажу особенно повезло, потому как декан этого самого факультета на заре перестройки сделал умопомрачительную карьеру, вознесшись на волне демократизации сначала в депутаты Верховного Совета, а затем, демонстративно разорвав свой партийный билет, был выбран наивными современниками на пост градоначальника.
Услужливый преподаватель юриспруденции не был забыт своим вознесшимся боссом, и был назначен на пост зама в отделе юстиции городского правительства. Властители любят расставлять на нужные места своих людей.
Все бы ничего, тысячи наших сограждан, руководствуясь изречением классика, делают подобные передвижения по служебным лестницам, но у нашего героя Олега Юрьевича Строгова, была и вторая, тайная, жизнь, на которой стоило бы заострить наше бесценное внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27