Упаковали на совесть, дешево 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Помолчали. Затем Маша сказала все еще возбужденно и торопливо:
— Алешенька, я уже не усну. Я должна поехать. Я волнуюсь — как там Настенька и мама?
— Почему ты должна, а не мы?
— А ты сможешь? Со мной?
— Я смогу в любое время, а как ты? Сегодня пятница.
— Я не пойду на работу. Поедем сейчас, с первой электричкой. Я очень волнуюсь: такие сны мне снятся непременно к чему-то.
— Хорошо, зоряночка, поедем утром. Только не волнуйся. Твой сон — отражение наших дум и забот.
С появлением первых солнечных лучей электричка мчала их на север от столицы. По обе стороны Ярославской железной дороги буйно цвели черемуха и сирень. День выдался безоблачным и теплым. Большие бетонные плиты, ограждающие рельсовые пути от близко примыкающих к железной дороге жилых массивов, метровыми буквами посылали проклятья Горбачеву и Ельцину. Чаще всего их величали предателями, иудами, агентами ЦРУ. И не видно было ни одного «лозунга» в поддержку этих лидеров перестройки. По этому поводу Маша заметила:
— Вот он — настоящий рейтинг отношения народа к «вождям», а не та ложь, которой пичкают телезрителей фальшивых дел мастера социологических исследований.
На дачу приехали, когда цвели вишни и только-только распускалась сирень. На все лады заливались птицы. Особенно усердствовали неутомимые зяблики и садовые славки. Им подпевала зорянка: то умолкала, то снова насвистывала свой незатейливый мотив, перелетая с ветки на ветку. Осторожная, но не пугливая, она позволяла людям рассмотреть ее брачный наряд — ярко-оранжевую манишку.
— Твоя однофамилица, для тебя поет-старается, — сказал Иванов, кивком головы указывая Маше на серенькую пичужку с малюсенькими глазками-пуговками на круглой головке. Маша плохо разбиралась в птицах, хотя трясогузку могла отличить от синицы и воробья от зяблика. В Москве в это время в Останкинском парке выводили свои рулады соловьи. Здесь же, в семидесяти километрах на север от Москвы, они еще помалкивали. Зато неугомонные и вездесущие дрозды-белобровики, певчие, дерябы «отбивали» утренние зори, тщетно пытаясь подражать соловьям. Алмазные росы сверкали в лучах солнца на желтых нарциссах и на бутонах еще не распустившихся ранних темно-красных пионов. Вопреки всем невзгодам и напастям природа жила по своим извечным законам, хотя неразумные двуногие эгоисты постоянно пытаются помешать естественному ходу ее жизнедеятельности. Весна торжественно справляла пробуждение природы, выставляла напоказ ее жизненные силы и нерукотворную красоту, и человек хоть на короткое время отвлекался от бремени житейских забот и бед и находил в душе своей мимолетную радость и восторг окружающим миром, его божественным совершенством.
Алексей Петрович всего лишь второй раз был на даче Зорянкиных — первый раз в конце апреля, когда природа только-только пробуждалась от зимнего сна. И теперь, пока Маша и Лариса Матвеевна готовили завтрак, он подвесил гамак и сооружал между двух берез качели для Настеньки, которая ни на шаг не отходила от него, все щебетала, восторгалась и гамаком, и качелями.
Машу же не покидало возбуждение, охватившее ее в четыре часа утра. Напротив, оно как бы даже усиливалось, хотя уже и без тревожных предчувствий. Во всех ее действиях и движениях сквозили приподнятая торопливость и окрыленность, стремление поскорей отозваться на смутный, но неукротимый зов, боязнь куда-то опоздать. И это «куда-то» называлось Копнино, где она побывала минувшей ночью на вселенском соборе и слушала трубный голос преподобного Сергия Радонежского. Она все еще находилась во власти странного, но до осязаемости четкого сновидения, воспринимала его как пророчество, как веление вселенских сил.
В Копнино Маша отправилась вдвоем с Алексеем Петровичем. Настеньку с собой не взяли: воспротивилась бабушка, считая такую прогулку для девочки утомительной. У Маши было приподнятое настроение, она шла легко, стремительно, и лицо ее сияло блаженством и радостью. От дачи к Копнину вела неширокая лесная просека, по которой в пору сенокоса проходил трактор с прицепом, груженным сеном. Из чащи справа и слева с шумом выстреливали дрозды. Где-то свиристела пеночка-веснянка, но ее тоненький мелодичный голосок заглушала своей трескотней пеночка-трещотка. По обочине просеки сверкали золотые головки купавы. Маша походя сорвала три цветка и поднесла к лицу, понюхала.
— Какой тонкий, едва уловимый аромат. Скоро зацветут ландыши.
— А, между прочим, и купава, и ландыши занесены в Красную книгу, — дружески напомнил Иванов.
— Ландыши — да, а вот купава — извини, не знала.
День разгорался теплый и тихий. Солнце разбрасывало по лесу золотистые блики. Густой аромат молодой листвы, свежей травы и цветов пьянил, радовал. Маша взяла Иванова за руку и энергично потащила за собой приговаривая:
— Не отставай, прибавь шагу, быстрей, быстрей!
— А зачем спешить, куда спешить? Дай насладиться природой. — Иванов не мог понять ее неукротимого стремительного бега. Да она и сама не понимала, что с ней происходит, какие магниты влекут ее к заветной поляне. Она была в состоянии необъяснимого порыва, и Алексей Петрович едва поспевал за ней.
— Там насладимся, там моя родина, там нас ждут, — запыхавшись, восторженно говорила она, устремив вперед разгоряченный взгляд. Большие глаза ее лихорадочно искрились.
— Кто нас ждет? — недоумевал Алексей Петрович.
— Наши колокольчики, ромашки, фиалки, незабудки, ландыши.
— Но их еще нет, их время не подошло. Они зацветут попозже.
— Нет, ты не знаешь, не спорь. Они ждут меня, — настойчиво и властно возражала она вполне серьезно, что несколько озадачивало Алексея Петровича. «Неужто на нее так подействовал странный сон», — думал Иванов.
Поляна открылась сразу во всю ширь, залитая солнцем и обрамленная кущами деревьев. В центре ее торжественно возвышался темно-зеленый хоровод сибирского кедра вокруг бывшего монастырского пруда. Маша остановилась на опушке молодого березняка, быстрым взглядом окинула поляну, и на ее лице Иванов прочитал разочарование, которое она в тот же миг попыталась скрыть, заговорив с неестественным восторгом:
— Ну как? Правда прекрасное местечко? А через неделю, когда все зацветет… будет райское очарование.
— Да, родная, места здесь и в самом деле райские, — поддержал ее восторг Алексей Петрович. — В другой раз я приду сюда с красками и напишу панораму по горизонтали в духе Павла Корина. Ты видела его палехские пейзажи? И итальянские тоже. Он любил изображать горизонтальную ширь. Напишу и подарю тебе, чтоб твое заповедное было всегда рядом с тобой.
— Спасибо, милый, ты доставишь мне радость. И вообще, ты моя радость, моя гордость, мое счастье, моя речная неземная любовь. — Она нежно прильнула к чему и поцеловала.
— А ты мой голубой бриллиант, — прошептал он.
— Скажи, в природе вообще существуют голубые бриллианты? Или ты сочинил?
— Существует в единственном экземпляре — это ты.
Он бросил на молодую траву плед, который велела прихватить с собой Маша, и предложил:
— Отдохнем, присядем?
Она проворно расстелила плед и первой села.
Алексей Петрович опустился рядом, заговорил:
— Сейчас принято вспоминать слова Достоевского, что красота спасет мир. Я много думал об этом — каким образом? Ведь красота хрупка и беззащитна. Красоту создает сама природа, а человек, художник, подражает природе и делает копии прекрасного, старается продлить красоту. Красота — основа, первоисточник духовности. Ты согласна?
— Да, конечно, прекрасное облагораживает душу и возвышает разум.
— Ты обратила внимание: к прекрасному тянется все живое — люди, животные, растения. Возьми птиц, их брачное время, — они наряжаются в новое оперение, поют песни, славят жизнь, рождение детей, своего будущего. Вывелись птенцы, и самцы надевают будничный наряд, и, как правило, многие не поют. В природе все разумно, гармонично. Творец Бог предусмотрел все детали, позаботился о своих созданиях. Он знал, что у зайца и белки будут враги, и наделил их на зиму белыми шубками. Так сказать, сезонной одеждой. — Он хотел еще привести примеры о красоте и гармонии в природе, но в этот самый момент увидел в голубом небе над прудом серебристый диск.
— Смотри, зоряночка, что это?
Маша быстро посмотрела, куда показывал Иванов, и тревожно воскликнула:
— Это они! Я знала, я предчувствовала…
«Они? Кто они?» — мысленно спросил он, с любопытством наблюдая за необычным воздушным аппаратом, неподвижно застывшим в небе. В лучах солнца он то сверкал и переливался струящимся блеском, то сливался с белесым фоном неба и был едва заметен.
Алексей Петрович посмотрел на часы — было двадцать минут двенадцатого. Маша быстро вскочила на ноги и возбужденно замахала руками в сторону странного предмета. И тогда вдруг, в одно мгновение, точно повинуясь Машиному зову, воздушный диск снизился до высоты верхушек деревьев и за какие-то секунды очутился рядом с Машей и Алексеем Петровичем. В то время как Маша испытывала чувства радости, восторга с некоторой долей тревоги и опасения, Иванов смотрел на приземлившийся рядом с ними серебристый аппарат с холодным любопытством, как на нечто заранее запрограммированное не без участия Маши. Теперь он понимал ее странное поведение начиная с четырех часов утра, ее неумолимое стремление можно сказать, бег, на копнинскую поляну. Живо интересуясь НЛО и инопланетянами, веря в их существование, теперь он не испытывал ни страха, ни осторожности. Он покорно, с интересом и доверием отдавал себя во власть неизвестных, но предполагаемых сил. То, что с ним была Маша, его зоряночка, «голубой бриллиант», его неземная любовь, вселяло в него спокойствие и выдержку. Страха не было. С ней он был готов хоть в преисподнюю, хоть в любую галактику. Он ощутил, как невидимая сила обдала их приятным теплом, превратила в легкие пушинки, потянула в проем, образовавшийся в серебристом пришельце. А там, в уютном покое, неярко освещенном, оба они окунулись в блаженную полудрему в мягкой, ласкающей тишине, где не было ни единого звука. Маша сказала с трепетным возбуждением:
— Мы в гостях у инопланетян!
Он не слышал ее слов, но каким-то внутренним чутьем четко понимал ее мысли и слова.
— А может, в плену? — ответил Иванов, и тоже без слов, и Маша понимала его ответ.
Постепенно они погружались как бы в невесомость, какую-то странную бесчувственность тела, бесплотность. В помещении, где они находились, не видно было никаких предметов, все затянуто серым туманом, напоминающим вечерние сумерки. К ним обращались невидимые гуманоиды без привычных слов, вернее, слова их и речи Маша и Алексей Петрович воспринимали не ушами, а как бы сознанием, и произносились они на чистом русском языке. Более того, Иванова поразило, что вопросы задают ему его же голосом, будто он сам себя спрашивает, как это случалось с ним не однажды дома во время неглубокого сна. Он, как и Маша, отвечал на вопросы без запинки и затруднений, легко и ясно, и сами они спрашивали невидимок, но опять же без слов, мысленно. Но их диалог не задерживался в памяти, исчезал, как исчезает изображение на засвеченной пленке. Алексей Петрович и Маша были уверены, что они встретились с обитателями планеты, достигшей очень высокой цивилизации. На вопрос Иванова, почему инопланетяне не идут на прямой, открытый контакт с землянами, был получен ответ, очень похожий на тот, как когда-то отвечал на него епископу и генералу сам Алексей Петрович: земляне нашпиговали свою планету смертоносным оружием, которым владеют жестокие и бессовестные персоны, облаченные верховной властью, психически ущербные и нравственно порочные. Они непредсказуемы в своих поступках и действиях. В один роковой миг они могут превратить планету Земля в безжизненную пустыню. Такое уже случалось в других галактиках.
— А бывали ли на вашей планете земляне? — спросила Маша.
— Нет, не бывали, — четко ответил ее же голосом невидимый гуманоид и пояснил: — Но такой вопрос обсуждался у нас. Высказывались разные мнения. Одни считали, что сначала нужно вступить в прямой контакт с неразумными, извините, так мы называем землян, и уж потом доставить на нашу планету всего несколько пар неразумных обоего пола и разного возраста, как эксперимент. Другие предлагали тайно взять пару особей неразумных обоих полов с ребенком, но, разумеется, с их согласия.
— Я согласна, — торопливо воскликнула Маша. — Мы оба согласны — я и мой муж.
— Мы должны отобрать из числа неразумных нравственно и духовно чистую пару, физически здоровых и разного возраста, — был ответ.
— У нас большая разница в годах, это то, что надо! — как-то по-детски весело и беспечно сообщила Маша.
Она была в состоянии беззаветного азарта, бездумного восторга и радости, не отдавая трезвого отчета своим словам.
— Мы опасаемся занести на свою планету нездоровый вирус нравственного и физического порока. Нам известно, что вы оба не принадлежите к племени паразитов-эгоистов, которое испоганило когда-то прекрасную планету Земля, растлило и обездолило ее коренных обитателей.
Слово «коренных», так часто употребляемое ныне в нашей прессе, зацепилось в сознании Иванова.
— Вы сказали «коренных»? А разве среди землян есть не коренные? — полюбопытствовал Алексей Петрович.
— Много тысячелетий тому назад на заре вашей цивилизации на планету Земля из другой галактики было занесено племя энергичных человекообразных. Это были сообразительные, ловкие, очень коварные и жестокие двуногие, высокомерные эгоисты. Оказавшись среди доверчивых, наивных аборигенов, они объявили себя господами, присланными царствовать над землянами. Они, как паразиты, расползлись по всей планете и везде вели себя вирусами — возбудителями зла. У этого племени пришельцев сильно развит инстинкт приспособления к любым условиям, что сделало их устойчивыми к выживанию. Они легко входят в среду аборигенов но не растворяются в ней, не меняют своей сути разрушителей, носителей и сеятелей зла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я