Поменяйся они с Викой ролями, Татьяна хотела бы того же. Она смотрела на раскрасневшуюся Вику и опять не верила в то, что верная змееученица, которая так рьяно защищает ее от Сохадзе, вернется домой и станет звонить рэкетирам.
Но кто-то станет звонить. Кто-то из собравшихся сегодня на поминки. В этом Татьяна была уверена — Есаул всегда узнавал о ее делах все и сразу.
Она посмотрела на Сашку, который, отсев с отцом в уголок, мирно клюкал абрикосовую и все норовил чокнуться, а отец, отводя свою стопку, бубнил: «Ты что, Шура, нельзя, мы же на поминках, Шура». В пять лет (а Татьяне было три) Сашка мечтал уехать с ней в такую страну, где братьям разрешено жениться на сестрах. А когда был курсантом, в кровь избил ее одноклассника, который целовался с Татьяной и разболтал об этом в школе… Он и на Змея-то собирался наехать, потому что по-своему хотел защитить и обеспечить сестру. Нет, только не Сашка! Он был неуправляем, он мог выкинуть любую опасную глупость, мог и убить — убивал же в Чечне, — но никогда не пошел бы против нее.
Татьяна улыбнулась Вике и поставила кассету с любимой песней Змея. «Налэво мост, направо мост», — зазвучал его голос. «Адолэм Висла плынэ», — подхватили все близкие, кто знал эту песню.
И они сидели, как при Змее, и Змей, прищурясь, глядел на них с портрета, и Морской Змей, герой его романов, улыбался с книжных обложек, а Безымянный лежал за бронированной дверцей сейфа.
— Вика, — сказала Татьяна, когда умолк магнитофонный Змей, — а возьми-ка ты на память его пишущую машинку.
Викины полные губы задергались, и она уже приготовилась капнуть от полноты чувств, но тут сидевший на подоконнике Игорь сообщил:
— Там кто-то маячит под окнами, вроде к машинам подбирается.
Автовладельцы дружно кинулись к окну. Всех обогнал Сергей, который трясся над своей новой иномаркой.
— В шинели, — разглядел он. — Похоже, не к машинам, а к Владимиру Ивановичу. На окна глядит.
— Разберемся, — решительным голосом заявил Сашка и протопал вон из кабинета.
Выглянув в коридор, Татьяна увидела, что ее приехавший в штатском брат машинально напялил серую шинель Змея. Она выскочила вслед за ним из квартиры и закричала с лестничной площадки:
— В полковники себя произвел?
Сашка, уже сбежавший на один пролет, скосил глаза на погон.
— А что, мне идет… Ладно, Тань, не возвращаться же.
— Чучело, ты же в домашних тапочках!
Но чучело уже хлопнуло дверью подъезда.
Выскочив во двор, Татьяна застала триумф самозваного полковника: он успел поставить по стойке «смирно» какого-то армейского капитана. Тот, впрочем, с большим пониманием отнесся к Сашкиным домашним тапочкам и мощному запаху абрикосовой: «смирно» — то встал, но кусал губы, чтобы не рассмеяться. В общем, удовольствие было обоюдным.
— Ого! Вижу разумную жизнь, — отметил капитан появление Татьяны. — Скажите, писатель Кадышев, Морской Змей, здесь живет?
— Так он же… — начал Сашка, но Татьяна перебила:
— А вы что хотите? Я его жена.
Капитан посмотрел оценивающе и, похоже, остался доволен: именно такая жена должна быть у Морского Змея — молодая, хрупкая, в вечернем платье.
— Да я, знаете, по дороге с Дальнего Востока. Может, он мне книжечку надпишет?
И капитан вытащил из-за пазухи очень даже знакомую книжечку. У Татьяны в спальне лежало шесть тысяч точно таких же.
— Пойдемте, — сказала она, — у Нас гости, выпейте с нами рюмку. Вы не торопитесь?
Капитан не торопился. Татьяна прямо слышала, как у него в голове трещит кинокамера — записывает на подкорочку, чтобы потом рассказывать. Увидел на вешалке ее норковую шубу, полковничью шинель Барсукова и вторую, черную шинель Змея и кивнул сам себе: ну конечно же, именно такие гости и должны быть у Морского Змея.
Увидел, проходя мимо столовой, уже поставленный к чаю трехэтажный торт из взбитых сливок (Викино произведение) — опять кивнул: ну конечно, именно таким тортом, как в кино, должен угощать Морской Змей. Потом капитан вошел в кабинет и увидел Вику. Татьяна с раздражением подумала, что чем дальше от Европы, тем сильнее в народе тяга к крупным женщинам, а поскольку Дальний Восток от Европы дальше всего, тяга к крупным женщинам развилась там неимоверная.
Абрикосовую капитан тоже одобрил как знак неразрывной связи писателя Кадышева с читателями.
— А где же сам? — спросил он, выпив штрафную.
Повисла неловкая пауза. Татьяна без церемоний наступила на ногу раскрывшему было рот отцу и сказала:
— Его сейчас нет.
— Он в экспедиции, — добавила Вика.
— Да, в экспедиции, — окрепшим голосом подтвердила Татьяна. — А мы, а мы тут…
— А мы празднуем годовщину свадьбы, — сказала Вика, глядя на Татьяну.
Та обмерла — сороковины пришлись на десятилетие Викиной со Змеем свадьбы.
— Ну, тогда выпьем за плавающих и путешествующих, — предложил капитан, и они дружно чокнулись за плавающих и путешествующих, хотя на поминках и не положено.
— Эх, — крякнул капитан, — рассказать, что просто зашел с улицы и пил у Морского Змея — ведь не поверят.
Вот если бы он мне книжечку надписал…
— Давай я надпишу, — снизошел Сохадзе.
Как и всякий человек, часто мелькающий на телеэкране, он привык к тому, что его все узнают. Но капитан, похоже, редко смотрел телевизор. Он даже обиделся:
— Я хотел его жену попросить. А вы кто такой?
— Если вы раскроете книжечку, — завибрировал голосом уязвленный Сохадзе, — то увидите на титуле буковки СГВ. Это расшифровывается «Сохадзе Георгий Вахтангович», то есть я. Я издатель всех книг о Морском Змее.
— Говенный вы издатель, Сохадзе Георгий Вахтангович, — ляпнул капитан.
У никогда не терявшегося нахала Сохадзе от неожиданности отвалилась челюсть. Татьяна с Викой дружно прыснули, и приободренный капитан продолжал:
— Во-первых, книжки у вас не прошитые, а склеенные — рассыпаются. Во-вторых, у нас их нет. Барыги продают по шестьдесят, по семьдесят, а в Москве я купил на лотке за полтинник, значит, оптовая цена им не больше доллара.
— По семьдесят? — сделал стойку Сохадзе. — Вообще-то я торговлей не занимаюсь, но…
— А у вас там есть знакомые книготорговцы? — перебив его, спросила дальневосточника Татьяна.
— Есть, — сказал тот. — Например, я.
Татьяна схватила его за руку и, пока Сохадзе не опомнился, утащила в спальню.
Увидев штабеля книг, капитан понял все без лишних объяснений. Спросил, сколько экземпляров, почем и можно ли позвонить по междугородному. А позвонив, задал вопрос, показавшийся Татьяне дурацким: «Можно я расплачусь наличными сейчас, а книжки заберу завтра?»
Под мундиром у капитана был набитый деньгами набрюшник. Позабавившись изумлением Татьяны, он сказал, что не жулик и не спекулянт, но и не вполне книготорговец, а служит в системе военторга. В Москву перегоняли для установки каких-то приборов бомбардировщик, и начальство капитана, воспользовавшись таким случаем, послало его на самозаготовку, сюда несколько тонн красной рыбы, отсюда — всякое барахло по заявкам командования.
Отсутствие документов на книги капитана не смутило. Отслюнив Татьяне деньги и взяв с нее расписку, он опять превратился из удачливого купчика в простодушного романтика, поклонника Морского Змея. Эти два состояния у него не смешивались, как масло и вода. Прилип носом к витринке с подводными трофеями Змея:
— Это акулья челюсть? Он акулу сам поймал?!
— Застрелил в Карибском море из подводного ружья, — поддержала имидж писателя Кадышева Татьяна, хотя, когда Змей привез эту челюсть, на ней был ценник сувенирной лавки.
Глядя на капитана со сплющенным о стекло носом, она вдруг подумала, что подвергает его смертельной опасности. Не дай бог, выпьет лишнего и похвастает перед друзьями Морского Змея своим денежным набрюшником. А один из них, один из самых близких — наводчик рэкетиров.
— У меня к вам просьба, — сказала Татьяна, — только поймите меня правильно. С Георгием Вахтанговичем у нас очень сложные отношения…
— ..и я ничего ему не скажу об условиях нашей сделки, — подхватил капитан. — Коммерческая тайна — само собой.
— Этого мало, — твердо сказала Татьяна. — Лучше бы вам уйти прямо сейчас. Вы всем понравились, мы с огромным удовольствием посидим с вами, когда вы прилетите в следующий раз, но сейчас — извините…
Она подошла к капитану и, привстав на цыпочки, чмокнула его в щеку.
— Не обиделись?
— Чуть-чуть осталось… — И военторговский гусар подставил другую щеку.
Проводив его до двери, Татьяна вернулась к друзьям, один из которых был врагом, и с порога сказала:
— Я только что продала дачу.
ЗАВТРА ВСЕ СТАНЕТ ЯСНО
Методы расследования каждого преступления, как и само преступление, строго индивидуальны.
Ю. ГОЛДОВАНСКИЙ и др. Криминалистика

Есаул знал о ней пугающе много, в том числе и то, что завещание у нее поддельное. Но чем он мог угрожать — анонимкой в суд? Пускай пишет. Шарообразный нотариус, Татьянин, так сказать, соавтор по завещанию, заверил ее, что документ сделан мастерски, даже чернила состарены искусственным способом. Ни один эксперт не даст однозначного заключения, что это подделка. А на случай сомнений у Татьяны было несколько вариантов брачного контракта, где Змей тоже завещал ей все движимое и недвижимое. Эти написанные рукой мужа наброски, хотя и не имели юридической силы, косвенно подтверждали подлинность завещания и придавали Татьяне уверенность. Она не преступница. Она выполняет волю мужа, которому смерть помешала соблюсти все формальности.
Вторая из постоянных угроз Есаула — сообщить в налоговую инспекцию, что Змей скрыл от налогов почти полмиллиона долларов дохода. Эту цифру едва ли знал сам Змей, поскольку из осторожности не вел таким деньгам отдельного учета. Шишкин говорил, что рэкетиры получили информацию от главбухши издательства, но это не означало, что наводчиком не мог быть Сохадзе.
Одно время Татьяна так и думала, но в конце концов отказалась от этой мысли. Уж свою-то выгоду Георгий Вахтангович никогда не упускал. А выгода его состояла в том, чтобы Змей был жив-здоров и писал романы, с которых он получал десять процентов, а издатель-кровопийца, стало быть, — все остальное.
Не рассказывая о рэкетирах, Татьяна посоветовалась с Сохадзе: что, если налоговая инспекция узнает о скрытых доходах Змея и заставит платить ее, наследницу?
В ответ она услышала: "Девочка моя, ну как они узнают?
Часть тиража печатается официально, с нее я плачу налоги, выдаю автору гонорар, и с автора тоже дерут налоги.
А другая часть и печатается за черный нал, и за черный нал продается с лотков, и гонорар за нее автор получает черным налом. Конечно, нам приходится вести двойную бухгалтерию, чтобы торгаши не надули. Но как только тираж продается, я лично уничтожаю все записи. Поймать нас можно только на горячем, а уже распроданные книги пересчитать невозможно. Так что спи спокойно".
Таким образом, два самых страшных обвинения лопнули, как мыльные пузыри. Татьяна перестала впадать в истерики из-за звонков Есаула и самым тщательным образом проверила все рэкетирские страшилки: и что «Мерседес» — де у Змея растаможен с нарушениями, и что пошедший на дачу брус какой-то левый. По всем пунктам Змей или оказался чист перед законом, или его грехи были недоказуемы, как в случае с налогами.
Есаул уже и сам понимал, что Татьяна срывается с крючка. Вчера по телефону он вместо длинного перечня уже не пугавших ее угроз начал сразу с поджога дачи: мол, погоди, уедет брат.., а можем поджечь и с братом, поглядим, какой он спецназовец.
Татьяна в ответ взяла да и «продала» дачу.
Когда она сообщила об этом своей подвыпившей компании, отец от неожиданности поперхнулся осетриной и выплюнул на стол вставную челюсть. Для остальных эта новость тоже была как гром с ясного неба. Мать заохала: а как же мы, а как же внуки… Они с отцом собирались жить на даче круглый год. Вика и ее Сергей одинаковым движением запустили руку в затылок: вот вам И наследница-хранительница. Вскочил и убежал в ванную материться Сашка — он всегда был заодно с родителями.
Игорь, конечно, спросил: «За сколько продаешь?» Сохадзе, конечно, сказал: «Оформляй все только через своего нотариуса», а Барсуков заметил: «Из госпиталя ты, надо полагать, уволишься». Лица у всех троих были прекислые.
А Галька заулыбалась: «Правильно, Тань, я тебе давно говорила: продавай! Положишь деньги на книжку и живи на проценты! Родителям поможешь, а когда и племянникам чего подкинешь…»
Рэкетирский наводчик ничем особенным себя не выдал. Теперь надо было смотреть, кто первым засобирается домой: компания ему надоела или побежал звонить хозяевам?
Татьяна понемногу пересказывала свою еще вчерашнюю заготовку, приспосабливая ее к появившемуся кстати дальневосточному капитану, а про себя замечала, кто задает подозрительные вопросы. Но подозрительные вопросы задавали все, кроме Вики с Сергеем. Сладкая парочка сидела с такими гадливыми физиономиями, что было совершенно ясно: первыми домой уйдут они. Однако говорило это лишь о том, что Татьяна сильно упала в глазах второй змеежены. Остальные дружно лезли в душу. Если пропустить ее ответы на «Как ты могла, ни с того ни с сего?!» и прочие охи, у Татьяны сложилась такая история:
— Капитан богатый, бомбардировщиками возит в Москву красную рыбу. И берет он дачу не одному себе, а на несколько семей — там же участок полгектара, можно строиться и строиться.
— Как зачем? Да затем, что служить хорошо на Дальэдем Востоке, подальше от начальства и поближе к красной рыбе, а к пенсии лучше перебраться в Москву.
— Дают много, а сколько — не скажу («Потом скажу, — про себя добавила Татьяна. — Каждому по отдельности, и всем назову разные суммы… Я тебя, гада, вычислю!»).
— Потому и продаю, что вступить в права наследования могу только через полгода, а деньги на адвокатов нужны сейчас. Капитан дает задаток на адвокатов.
— Не обманет. Он откроет вклад с поручением, чтобы эти деньги нельзя было снять ни мне без него, ни ему без меня.
— Почему кота в мешке? Завтра с утра покажу ему дачу, и он сразу даст задаток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44