». У какого омута? У какого из двух? У Большого или Злого?.. Выходит, автор записки, убийца, запамятовал место встречи? Или свидание было назначено устно, и о нем записка только напоминает? Письменно или устно назначенное свидание было встречей со смертью, но разве не абсурдно звать кого-то на казнь, не зная точно места, где она должна состояться? В такой редакции записка скорее доказывает, что место казни неизвестно или забыто…— Но это никак невозможно! — встрепенулся Виктор Мариан.— Знаю, что невозможно, — ответил Тудор. — Молниеносное убийство средь бела дня, при возможных свидетелях не может быть совершено с бухты-барахты. Если время уточнено, тем более нужно уточнить место. А записка вместо этого в лучшем случае уводит от него, сбивает с толку…— Возможно, только нас… только на нас она производит такое впечатление, — сказал Виктор Мариан. — Мы так истолковываем…Тудор несколько секунд смотрел на Виктора Мариана, словно обдумывая его слова, потом устало и неуверенно согласился:— Да… Возможно. Наверно, все зависит от нашего восприятия. В конце концов, решающее значение имеет то, как истолковал смысл записки получатель…Глубоко вздохнув, Виктор Мариан секунду наслаждался одержанным успехом, а потом вспомнил, какую характеристику дал всем трем запискам Тудор:— Вы считаете, что у записки, адресованной Паулю Сорану, есть свои странности? К счастью, мы сможем поговорить с Паулем Сораном, и, быть может, они прояснятся.— Вы имеете в виду, я чувствую, время встреч в эту ужасную бурю?— Не знаю, имеем ли мы право час встречи квалифицировать как ужасный, — сказал Тудор. — Все зависит от времени, когда была написана первая записка. До семи вечера погода была прекрасная, особенно после обеда. Это видно и из дневника Владимира Энеску. Утром тоже дождь шел не все время. Если записка была написана в солнечную погоду и получена в солнечную погоду, странность не в этом… Странно место встречи. К чему эта романтическая встреча, среди ночи, в столь малоромантическом месте — возле заброшенного колодца, источающего зловоние, по словам Владимира Энеску. Почему именно там?— Для меня ответ прост: только там убийца мог избавиться от трупа!— Действительно! — согласился Тудор. — Это одна точка зрения… Одной стороны. Встреча же потому и называется встречей, что касается двух сторон…— К счастью, как вы сказали, у нас есть Пауль Соран, который сможет ответить на этот вопрос…— Да… — задумался Тудор. — Он ответит, но странность останется. Потому что Пауль Соран все же пошел на свидание возле колодца… Нужно отметить, что место так или иначе благоприятствовало убийце… Это единственная здравая мысль.— А я что говорю? — воскликнул Виктор Мариан. — Только там можно было избавиться от трупа…— А зачем ему избавляться от трупа? После предыдущих подвигов…— Знаете, о чем я думаю? — загорелся молодой детектив. — Первое убийство можно было принять за несчастный случай. Второе тоже. Разве отсутствие третьего трупа не могло нанести на мысль о новом несчастном случае на воде? Кому пришло бы в голову искать в заброшенном колодце исчезнувшего человека, после того как двое, один за другим, гибнут в море? Я вижу побудительный мотив и для третьего убийства. А что, если Раду Стоян, когда его вытаскивали из воды, шепнул из последних сил спасателю пару слов, разоблачавших убийцу, создавших для него угрозу?.. Значит, нужно было устранить опасного свидетеля…— На часть предположений… — задумчиво произнес Тудор, — нам ответит Пауль Соран. И может быть, разъяснит смысл этих загадочных слов «ты знаешь, кто тебя зовет, не так ли?».— Если бы можно было разгадать и записку, адресованную Раду Стояну, — улыбнулся Виктор Мариан, — кто знает, какие еще новые тайны и загадки возникли бы?— Эта записка и так, без прочтения, сама по себе является одной из тайн, — сказал Тудор. — В ней своя странность…— Вы имеете в виду цифру, которую можно различить? — спросил Виктор Мариан. — Сомневаетесь, что это время встречи?— Нет. Что касается времени, автор записок весьма пунктуален, он даже добавляет слово «ровно» после каждого указанного числа. Странность в другом. Почему эта записка оказалась в кармане плавок и зачем для свидания нужны были плавки? Записка, оставленная в кармане пиджака, в книге, где-то в комнате, — это понятно, но засунутая в плавки, в которых идут купаться, — по крайней мере, странно, если не абсурдно. Этому должно быть особое объяснение… Ты, кажется, хочешь что-то сказать. Давай!— Спасибо, — кивнул Виктор Мариан. — Я тоже искал объяснение этому. Может быть, записку ему передали прямо на пляже. Не непосредственно, иначе достаточно было бы устно назначить рандеву, а через третье лицо… или оставили в каком-то условленном месте, где Раду Стоян должен был ее обнаружить?— Похоже на правду… Тогда время получения записок приобретает исключительную важность. Узнать бы это до разговора с Паулем Сораном…— Сделаю все возможное, — отозвался Виктор Мариан. 2 Через некоторое время после ухода молодого детектива Тудора навестил худосочный, длинный парень с виноватыми глазами, которые с ходу напомнили ему одного из героев дневника Владимира Энеску.— Эмиль Санду, — отрекомендовался гость.— Адвокат Эмиль Санду, — добавил Тудор.Гость сделал несколько глотательных движений и с болью, возмущением и досадой заявил:— Провалился на римском праве… из-за конфликта абсолютно частного порядка с одним из ассистентов, а точнее, агентов профессора, отъявленным негодяем. Они не захотели принять у меня экзамен…— Секундочку! — прервал его Тудор. — Чем обязан вашему визиту? Вам нужна какая-нибудь информация или вы добровольно хотите дать показания?— Добровольное показание, — словно нехотя ответил тот.— Прекрасно. В этом случае, если ваше имя настоящее, его следует автоматически дополнить и подлинной профессией. Хочу, чтобы все было ясно. Студент? Какого курса? Какого факультета?Эмиль Санду от каждого вопроса вздрагивал словно от звука выстрела, хотя Тудор тона вовсе не повышал.— Эмиль Санду, студент четвертого курса факультета права. Вообще-то я должен был сам знать, как представляться в подобных случаях.Движением руки Тудор предложил ему продолжать. Посетитель с готовностью повиновался:— Я бы предпочел сохранить инкогнито, но подозреваю, что в данной ситуации это невозможно… Конечно, если вы никому не скажете… Я хочу сообщить следующее: я видел, как один из постояльцев гостиницы что-то прятал в кустарнике. Если бы это было нечто иное, я бы не пришел к вам. Но мне показалось, что это был нож, и довольно странный нож… И я подумал, может быть, вас заинтересует этот факт… Как будущий адвокат я обязан помогать правосудию…— Благодарю вас, — ответил Тудор, — мы высоко ценим ваш жест. И, поскольку считаем его очень важным, хотели бы, чтобы это показание прозвучало и на суде, причем в самых точных выражениях. Итак, что именно вы видели?Эмиль Санду покрылся бисером пота:— Что именно я видел? Честно говоря, я не видел, как господин Марино, а речь идет о нем, вытащил некий предмет из кармана. Я случайно взглянул в окошко как раз в тот момент, когда он бросал этот предмет в кусты. Только после этого я рассмотрел, что это был нож.— Вы предпочитаете слову «прятал» слово «бросал»? — уточнил Тудор. — Какое из них точнее передает происходившее?— Думаю, слово «бросал», — ответил Эмиль Санду и тут же с жаром и уверенностью добавил: — Что могу подтвердить в суде под присягой!— Нет ли у вас других наблюдений относительно поведения господина Марино? Или, может, у вас есть данные по другим вопросам; которые нас интересуют?Эмиль Санду не знал, как истолковать слова Тудора. Не было ли в них оттенка иронии или насмешки? Не может быть! После такой бескорыстной услуги…— О других данных и вопросах я не думал, — ответил он. — Если тебя не спрашивают конкретно о конкретных вещах, можно и запамятовать важные подробности. Обещаю, что останусь в вашем распоряжении столько, сколько нужно… Пока я даже толком не знаю, что случилось. Ходят всякие слухи, домыслы, какой-то бред. Я не прошу у вас разъяснений, разумеется… Но о поведении, — мне кажется, вы именно так выразились, — о поведении господина Марино в широком смысле слова я мог бы кое-что добавить. Думаю, что… впрочем, не знаю, в какой мере это вам поможет… Я видел, как господин Марино несколько раз наведывался к учительнице Сильвии Костин… Нет, ничего особенного. Однако время визитов показалось мне этически не слишком урочным… после того, как господин Марино пря… извините, выбросил нож, я видел, как учительница, крадучись, проскользнула в его комнату… Я не преувеличиваю. Действительно, было похоже, что она крадется…— Под этим вы подразумеваете «не желая быть замеченной»?— Совершенно верно, — удовлетворенно улыбнулся Эмиль Санду.— И если человек, который не желает быть увиденным, то есть крадется, но все же замечен другим человеком, — Тудор старался улыбку, — этот последний, невидимый, под какое определение подпадает?— Ему… повезло! — несколько удивленно ответил Эмиль Санду. — Я не впервые отмечаю, что везение — это тоже занятие, может, даже профессия… И если позволите, у меня вопрос личного порядка: скажите, в последнее время в округе появилась опасность, называемая «красный скорпион»?— Каков источник этого вопроса? — строго спросил Тудор.— Источник? — наморщился Санду. — Когда я спросил архитектора Дориана, старого приятеля, что здесь случилось, отчего столько шума и суеты, полиция и «скорая помощь», мне ответил адвокат Жильберт Паскал, который находился в той же комнате, то есть это был не ответ, а скорее непроизвольное судорожное восклицание, в котором звучал прежде всего ужас: «О боже! „Красный скорпион“!..» Больше мне не удалось ничего узнать. Они испуганно посмотрели друг на друга и сменили тему разговора…— И каков же смысл вашего вопроса? — поддел его Тудор.— Смысл? Чтобы знать, какие меры предосторожности принять, когда я пойду на пляж…«То ли дурак, — подумал Тудор после ухода гостя, — то ли прикидывается, скрывает свою сообразительность, как делают новобранцы в армии, чтобы их не трогали? Но тогда зачем приходить сюда? А не затем ли, чтобы „отметиться“?» 3 Сверив почерк на каждом показании свидетелей с почерком записки, адресованной Дану Ионеску, и повторив эту операцию несколько раз, Ион Роман недовольно пробурчал:— Ничего. Ничего похожего. Я не эксперт в графологии, но и не новичок. И все же у меня впечатление, что почерк на этой записке мне что-то говорит. Чем-то мне знаком, поймите меня правильно…— Может, потому, что он слишком простой, каллиграфический, без всякой личной окраски? — спросил Тудор. — Это особенность почерка записки… Как будто выведено школьником или школьницей на уроке чистописания…— Да, — согласился Ион Роман, — и я думаю, не для того ли вся эта каллиграфия, чтобы изменить до неузнаваемости настоящий почерк. Многие пишут левой рукой, другие печатными буквами, третьи используют буквы, вырезанные из газет. Почему не допустить, что каллиграфия — это тоже метод анонимщика… Но отчего мне кажется, будто я уже видел этот почерк?— Образцовый почерк, словно из прописей, никогда не забывается, — сказал Тудор. — Ну и какие у нас еще результаты, кроме этой неудачи?— Мы завязли в паутине, — вздохнул Ион Роман. — То есть в десяти вариантах, запутанных в клубок. Иначе говоря, на время второго убийства — у всех алиби. Каждый утверждает, что плавал в море. Ни один не может присягнуть, что точно видел другого рядом с собой. Но цвета купальных шапочек, по которым я их распознал в бинокль, соответствуют цвету, подтвержденному каждым. Думаю, что в случае с Раду Стояном алиби достоверны… На время же первого убийства надежное алиби никто не смог представить… Вернее, мне они преподносились как надежные, но подрывались другими показаниями. Например, учительница Сильвия Костин утверждает, что находилась неподалеку от господина Марино между пятью часами, когда она появилась на пляже, и четвертью седьмого, когда они вместе пошли купаться… Господин Марино утверждает, однако, что все время был один и купаться ходил тоже один… Архитектор Дориан, наоборот, заявляет, что не расставался с учительницей Сильвией Костин, чтобы оградить ее от возможных ухажеров, но этого нет в показаниях учительницы… И Владимир Энеску заявляет, что находился неподалеку от учительницы, пока она не пошла к воде, а архитектор Дориан этого в своих показаниях не отмечает. Адвокат Жильберт Паскал говорит, что в это время болтал о пустяках с архитектором Дорианом, с будущим адвокатом Эмилем Санду… который, кстати, действительно не сдал последний экзамен по сравнительному праву… и ни словом не обмолвился о мадемуазель Елене, которая, по ее словам, все время находилась на корте с адвокатом Жильбертом Паскалом. В то же время Эмиль Санду утверждает, что был неразлучен с Еленой и ни на миг не покидал зону кортов. Да вы, конечно, знаете, что Елена на самом деле Лускалу, а не Паскал. Прочту, что он пишет: «Между без четверти пять, время точно указать не могу, и четвертью седьмого, время тоже приблизительное, я почти все время находился возле мадемуазель Елены Паскал… Ну, возможно, перебросился парой фраз с другими: архитектором Дорианом, адвокатом Жильбертом Паскалом, журналистом Владимиром Энеску, точно не помню, но ни на минуту не покидал зону кортов». Я его спрашивал: что вы делали со времени прихода на пляж и до возвращения из моря, после несчастного случая? И просил указать приблизительное время прихода на пляж и захода в воду. По части времени особой путаницы нет… Ничего другого я не спрашивал… Почему же Эмиль Санду сам решил уточнить, что не покидал зону кортов? Вам не кажется это странным? Злой омут находится в сотне метров за пределами зоны кортов…— Да… — процедил Тудор. — Это довольно странно, хотя у него и тяга к добровольным признаниям…— Я настоял на этом пункте, чтобы он был зафиксирован, — продолжая Ион Роман. — Но все показания, относящиеся ко времени, когда был убит Дан Ионеску, сбивчивые и неточные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37