Обращался в сайт Водолей 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

»
Когда наконец воцарилась тишина, отец смачно облизнулся и обратился к маме.
— От имени всех присутствующих — сказал он, — прошу вас выступить с заключительным словом, в котором необходимо указать, какие части дичи, до настоящего момента именовавшейся Пацулкой, пойдут на то или иное блюдо завтрашнего обеда.
Сказав так, отец тоненько захихикал, вытер слезы и пересел в угол, чтобы без помех наблюдать за реакцией общества.
А понаблюдать было за чем: большинство собравшихся извивалось, корчилось и подпрыгивало на месте под аккомпанемент разнообразнейших звуков, напоминающих рев пьяного осла (Влодек), взрыв сифона с газированной водой (Брошек), кудахтанье курицы-заики (Катажина) и некую помесь курлыканья журавля и тявканья фокстерьера (Ика). Маме стоило немалого труда успокоить разбушевавшуюся стихию.
— Дамы и господа! — сказала она, когда наступила тишина. — После глубокого и всестороннего изучения как дикого нрава Пацулки, так и способов приготовления воскресных обедов из дичи, предлагаю следующее меню. На закуску маринованные веснушки и ушки под майонезом.
— Ну?! — с интересом воскликнул Пацулка, а отец, глядя на него, сполз со стула на пол.
— Затем, — продолжала мама, — окорок в сметане по-польски. Рецепт необычайно прост: полтора килограмма окорока, вымоченного в уксусе, сто пятьдесят граммов зелени, восемьдесят граммов свиного сала для шпиговки, пятьдесят граммов топленого масла для жарки, две столовые ложки муки, четверть кило сметаны и три ягоды можжевельника.
— Ну, — деловито одобрил Пацулка. — Рецепт ему явно понравился, и он с таким наслаждением похлопал себя по пузу, что никто даже не стал пытаться сдержать смех.
— Ой! — стонала мама.
— Ой, не могу! — задыхался отец.
— Ох, спасите! — рыдали Брошек и Влодек, а девочки, судорожно хватая губами воздух, свисали со стульев, точно обеспамятевшие угри в сачках.
Таким образом на поле боя — в здравом уме и полной памяти — остался один Пацулка.
Чувствуя себя победителем, он — в порыве великодушия к побежденным соперникам — решил в заключение продемонстрировать, что им и вправду предстоит отведать пищу богов. Поставив ногу на стул и выпятив колесом грудь, он издал великолепный рык, какого не постыдился бы самый старый зубр из Беловежской Пущи.
На мгновение все умолкли, а Пацулка, скромно потупившись, стал ждать завершающего приступа смеха, который доконал бы всех присутствующих.
Но… не дождался.
В эту самую минуту раздался громкий стук в дверь, и незнакомый голос закричал:
— Откройте! Милиция!
В столовой воцарилась мертвая тишина.
Воскресный обед, окорок в сметане и маринованные ушки были молниеносно забыты.
— Это еще что? — удивился отец.
— Похоже, игра наших деток зашла слишком далеко, — пробормотала мама.
— Какая еще игра? — не сулящим ничего хорошего голосом спросил отец.
Мама только махнула рукой.
— Неважно.
— Гм! В таком случае, может быть, кто-нибудь из молодых людей потрудится открыть дверь? — тоном, испугавшим даже маму, сказал отец.
К счастью, Брошек успел сообразить, что незнакомый голос не столь уж и незнаком. Он также вспомнил, что в Черном Камне есть один человек, обладающий весьма своеобразным чувством юмора.
— Вряд ли это милиция, — сказал он. — Полагаю, что это шуточка одного остряка.
Брошек не ошибся. Перед домом стояли панна Эвита и пани Краличек, а на крыльце веранды покатывался со смеху пан Краличек. Даже смех у него был дурацкий, что вполне соответствовало уровню его остроумия.
— Мое почтение! — воскликнул пан Краличек, не переставая хохотать и подмигивать глазом в желтой, как одуванчик, оправе.
— Вечно ты со своими идиотскими шуточками! — укорила мужа пани Краличек. — Вы уж простите моего Ендруся.
— Чем мы можем быть вам полезны? — спросила Ика у пана Краличека, который, обидевшись, напустился на жену.
— Почему это идиотскими? — сварливо сказал он.
Альберт улыбнулась с убийственной любезностью.
— Шутка просто отменная, — сказала она. — От-мен-на-я!
Пан Краличек поглядел на жену, потом на Катажину-Альберта и наконец грустно уставился на затянутое тучами небо.
— Да чего уж там! — вздохнул он. — Не получаются у меня отменные шутки, хоть ты тресни!
Этим заявлением он обезоружил ребят, а пани Краличек посмотрела на мужа с нескрываемой нежностью.
— Вечно ты влипаешь в дурацкие истории, дорогой мой толстячок, — печально сказала она. — А потом сам сгораешь от стыда.
— Ладно уж тебе. — Ендрусь сделал вид, что обиделся, но глаза у него стали как у побитой собаки. Неудивительно, что Ике сделалось его жаль.
— Так чем мы можем быть вам полезны? — повторила она и закусила губу, потому что в этот момент панна Эвита нежно улыбнулась Брошеку. Хорошо еще, что тот был увлечен разглядыванием своих кроссовок.
— Мы присли, — сказала панна Эвита, — полюбоваться пейзазиком, о котором напецатано в газете.
Пани Краличек вздохнула с тайным облегчением. Она знала, что стоит очаровательной панне Эвите открыть рот, как впечатление от неудачных острот ее супруга будет сглажено раз и навсегда.
— Да, да, — оживленно подхватила она. — Нам ужасно захотелось поглядеть на картину… но, поскольку в часовне, кажется, сидит этот… моторизованный Дон Кихот, мы решили попросить вас пойти с нами — одним как-то страшновато.
Влодек иронически поднял брови.
— А разве неотразимый пан Адольф, — он сознательно подчеркнул слово «неотразимый», — не интересуется искусством?
Панна Эвита слегка обиделась за жениха.
— Долецеком самим все интересуются, — заявила она. — А вообсце он все есце возится с машиной.
Пани Краличек со смехом объснила, что именно пан Адольф выгнал их из дома: он заканчивает починку автомобиля и нуждается в полном покое.
Весело посочувствовав бедному «Долецеку», ребята охотно согласились отправиться с незваными гостями в часовню. Пацулка, проявив несвойственную ему прыткость, пристроился к панне Эвите, несшей на руках Чаруся, а Ика с Альбертом побежали вперед, чтобы на всякий случай подготовить почву.
Когда компания проходила мимо сарая, оттуда вышел Толстый. На нем были явно узковатые ему брюки, тесная куртка и шерстяная шапочка на макушке, отчего выглядел он прост уморительно. Угрюмо посмотрев на веселые лица направлявшейся в часовню компании, он закрыл сарай на два засова, к каждому приладил по висячему замку и каждый замок запер на два оборота.
— Эй! — закричал он. — Постойте!
— Э? — спросил Пацулка.
Толстый подозрительно всех оглядел и, остановив свой взор на Влодеке, подошел прямо к нему.
— Я на один день уезжаю в город, — сказал он. — И… это… хотел спросить… можно вам оставить ключи?
— Что, что? — спросил Брошек.
А Влодек, разинув рот, уставился на Толстого.
— Чего это вы? — проворчал тот. — Оглохли?
Влодек мучительно старался сообразить, принимает ли их Толстый за идиотов или хочет втянуть в какую-то грязную историю. И вдруг почувствовал, что успевшая присоединиться к ним Ика сжала ему руку повыше локтя.
— Бери ключи, — прошептала она, многозначительно глядя на Брошека, который в свою очередь напряженно пытался что-нибудь прочесть на лице Пацулки.
— Конечно, — наконец сказал Влодек.
И, взяв у Толстого ключи, засунул их глубоко в карман.
— Ну и лады, — обрадовался Толстый, которому, вероятно, не было известно слово «спасибо». — Я ничего с собой не беру. А вы уж глядите в оба, чтобы в моих манатках никто не рылся. Там кое-что есть, — выразительно сказал он, пробормотал что-то вроде «мое почтение» и затопал вниз по тропинке.
Эвита не обратила на этот эпизод никакого внимания, зато супруги Краличек явно были удивлены.
— Странная личность, — задумчиво произнесла пани Краличек. — Кажется, я его знаю…
— Откуда ты можешь знать такого типа?! — возмутился пан Ендрусь.
Между тем на пороге часовни гостей уже ждал магистр Потомок. Вопреки ожиданиям, он был очень любезен, более того, обрадован и своей радости не скрывал. Каждый новый свидетель его открытия действовал на душу искусствоведа как бальзам, вызывая прилив бодрости и потоки красноречия.
Магистра просто терзала жажда славы, которую ему не часто доводилось утолять. И он без промедления приступил к пространной лекции. Вначале кратко и с должной скромностью рассказал историю выдающегося открытия, затем принялся перечислять достоинства картины. Трое мальчиков и пани Краличек слушали его с искренним, а пан Краличек с напускным интересом, панна Эвита же по своему обыкновению была всецело поглощена собой и своим Чарусем.
А девочки тем временем покинули часовню. Альберт подмигнула Ике, дав понять, что хочет ей кое-что сообщить. Улучив момент, когда магистр Потомок начал объяснять слушателям, что создатель картины находился под влиянием так называемой новосондецкой, они незаметно выскользнули наружу.
— В чем дело? — спросила Ика, когда они вышли из часовни.
Альберт заговорила очень серьезно, хотя вопрос, который она задала, серьезным назвать было трудно.
— Что ты можешь сказать относительно этой красотки Эвиты? — спросила она.
— Фи! — поморщилась Ика. — Более интересной темы ты не могла найти?
— Отвечай на вопрос.
Ика поняла, что Альберт хочет узнать ее мнение не из праздного любопытства и не из-за желания посплетничать.
— Ну что ж, — пробормотала она. — Лицо торжествующего ангела, фигура Мисс Вселенной, голос утенка Дональда, умственное развитие на уровне головастика, а внутренний мир не сложней, чем у амебы.
Альберт не сумела сдержать довольной улыбки, подобной той, какие в сходных обстоятельствах частенько появляются на лицах представительниц прекрасного пола.
— Совершенно с тобой согласна! — с энтузиазмом воскликнула она.
— Можно еще добавить, что тряпки она покупает исключительно в комиссионках, и это тоже определенным образом ее характеризует.
— Верно, — согласилась Альберт. — А теперь второй вопрос: что можно сказать о мужчине, который собирается жениться на такой особе?
— Гм, — задумалась Ика. — Знаешь, — сказала она, поразмыслив, — недаром говорят: любовь слепа и так далее. Достойнейшие люди… я где-то читала… иногда без памяти влюбляются в круглых идиоток.
— Думаешь? — протянула Альберт.
— Погоди, не перебивай, — фыркнула Ика. — Я еще не кончила. Так вот, по-моему, любовь неотразимого пана Адольфа к особе по имени Эвита вовсе не слепа. Она глуха. Понимаешь? Ему приятно смотреть на свою невесту… что, кстати, не так уж и удивительно. Эвита и вправду классная чувиха.
— Что верно, то верно, — прошептала Альберт.
— А к звукам «Долецек» равнодушен, — убежденно продолжала Ика. — Он просто не слышит, что она говорит. И как. Вот такая это любовь.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Только… что будет дальше? — задумалась Ика. — Что будет, когда пролетят годы, Эвиточке стукнет пятьдесят, и от красоты останутся только альбомы с фотографиями? О Бозе! — воскликнула она, неумело подражая Эвите. — Долецек поцувствует себя глубоко несчастным!
— Тихо! — вдруг перебила ее Альберт. И не только перебила, но и довольно сильно ущипнула. — Ика даже онемела от возмущения.
И в самое время.
Потому что к ним приближался сам пан Адольф. Да, да, пан Адольф, притом совершенно преобразившийся: умытый, элегантный, улыбающийся, излучающий неотразимое очарование.
— Привет! — произнес он бархатным баритоном. — Приветствую вас, прелестные дамы! Наконец-то я победил этот поганый драндулет! Одолел злобную силу неодушевленного предмета! Справился с этим мерзким… как утверждает панна Кася… пустяком!
При виде пана Адольфа невозможно было удержаться от ответной улыбки. Поэтому девочки улыбнулись и позравили его с победой, а он, как истинный триумфатор, стремительно ворвался в часовню.
— Эвита, Зося, Ендрусь! Я починил машину! Завтра можем отправляться в путь. А сегодня, Ендрусь, приглашаю тебя выпить пивка в честь победы!
— Послушайте, — прервал его магистр Потомок с таким возмущением и угрозой в голосе, что пан Адольф сразу понял, какую совершил бестактность.
— Прошу прощения, — с достоинством произнес он.
— Как вам не стыдно? — печально сказал магистр. — Я рассказываю о поразительном открытии, демонстрирую произведение искусства необычайной ценности… а выо чем? О какой-то машине! О каком-то пиве!
— Прошу прощения, — повторил пан Адольф.
И, чтобы окончательно умилостивить магистра, подошел к картине и бегло ее осмотрел. Лицо его при этом осталось совершенно равнодушным. Он даже легонько пожал плечами.
— Извините великодушно, пан магистр, — заговорил он своим звучным голосом. — К сожалению, я не интересуюсь искусством и в этой материи полный профан.
Затем, взяв пана Краличека под руку и что-то ему нашептывая, увел из часовни.
Проделал он это очень деликатно, стараясь никому не помешать. Тем не менее магистр потерял нить рассказа и растерянно умолк. Пани Краличек выскочила вслед за мужем, а панна Эвита, недоуменно вопросив, почему «Долецек ее бросил», последовала за ней.
И, хотя пан Адольф ничего дурного не сделал и вел себя вежливо и воспитанно, от царившего в часовне идиллического настроения не осталось и следа. Пан Краличек при упоминании о пиве весь просиял, как красное солнышко, а его жена явно помрачнела, и результаты «влияния новосондецкой школы» перестали кого бы то ни было интересовать, так что даже «юные друзья» магистра вышли следом за гостями из часовни, оставив его в одиночестве.
Быть может, с этой минуты магистр возненавидел бы пана Адольфа и его приятелей, если бы благосклонная судьба не вознаградила его за моральную утрату. Не успели ребята выйти за порог, как на площадке в начале дорожки, ведущей в часовню, остановился огромный автобус с надписью «экскурсионный». Из автобуса выскочил бойкий молодой человек и, сложив рупором ладони, закричал:
— Эй! Где тут часовня, в которой сделано культурное открытие?
Выбежавший из часовни магистр, мгновенно воспрянув духом, крикнул в ответ, что автобус остановился прямо у ее порога.
— А можно туристам ознакомиться с вышупомянутым произведением искусства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31


А-П

П-Я