Она пригласила приятеля в холл и, когда он снял свой мокрый макинтош, шепнула:
– Не сердись, пожалуйста, Стефан, дорогой, но Ноэль сделал большую глупость. Приглашая тебя, он забыл, что я позвала на сегодняшний вечер Верону, и она здесь.
Стефан не шелохнулся. На его лице не дрогнул ни один мускул. Но сердце странно забилось, как почти всякий раз, когда он слышал это имя. Сегодня, видимо, от него никуда не денешься, с иронией подумал он.
– Почему я должен сердиться? – сказал Стефан. – Я буду очень рад видеть миссис… э-э… как зовут того, за кого сна вышла замуж? Не могу вспомнить…
Эвелин, хорошо знавшей Стефана, стало немного не по себе, когда она услышала угрожающие нотки в этом мрачном юморе. Стефан прекрасно знал новую фамилию Вероны, однако Эвелин ответила ему:
– Джеффертон. Ну, Стефан, веди себя прилично!
Стефан молча скорчил гримасу и, вытирая платком намокшие от дождя руки, прошел за ней в мастерскую.
– Я всегда веду себя прилично, милая Эви.
– Еще как, – сказала Эвелин вполголоса. Верона стояла у камина, одной рукой опираясь на него, а в другой держа бокал. Когда Стефан вошел, она оживленно рассказывала Ноэлю и Полю какой-то случай, произошедший с ней во время путешествия домой.
Стефан окинул ее жадным взглядом: он не видел Верону почти три года. На первый взгляд, она почти не изменилась; так же высока и изящна – длинные тонкие пальцы поднимают бокал – откинутая назад голова, открывает длинную молочно-белую шею; свет от торшера падал на ее рыжевато-каштановые волосы, которые она носит по-прежнему: зачесанными с прекрасного лба и закрывающими немного одну сторону лица.
Но тут Верона увидела Стефана и все краски постепенно покинули ее лицо. Ее глаза стали огромными и удивленными, как у испуганного олененка. Она не двинулась и не сказала ни слова, просто смотрела на Стефана, как на видение.
В мастерской Ноэля воцарилась тишина. Ее нарушил сам Стефан. Он поклонился Вероне в свойственной ему шутливой манере.
– Кого я вижу! Миссис Джеффертон, собственной персоной. Вернулись к нам из песков пустыни. Ну, ну, какой сюрприз!
Эвелин нервно рассмеялась и бросилась к нему с бокалом.
– Да, как хорошо, что она снова с нами. Возьми джин, Стефан. Выпей, согрейся. Ты весь замерз. Дождь все еще льет?
– Как из ведра, – медленно проговорил Стефан, не сводя глаз с Вероны.
Теперь он подошел ближе к ней, держа в руке коктейль, и увидел, что Верона не совсем та, какой была прежде, она повзрослела и пугающе, болезненно похудела. Еще у нее появились тонкие морщинки вокруг глаз, а прекрасно очерченные губы имели страдающее и угнетенное выражение, что тоже очень старило ее. Стефан вспомнил, что Верона перенесла тяжелую болезнь.
Он оставил свой издевательский тон. Тихим, мягким голосом он сказал:
– Я слышал, Египет не пошел вам на пользу. Какая жалость. Надеюсь, сейчас вы чувствуете себя лучше.
Верона, чтобы унять дрожь во всем теле, схватилась за каминную доску. Она предчувствовала, что может встретиться с ним в гостях, но все равно не была готова к этому. Один его вид вызвал у нее настоящий шок. Она никак не могла собраться с мыслями. Но Верона знала, в чем причина того, что в Египте она была так несчастлива и беспокойна. Она отчетливо сознавала, что у нее с Форбсом нет ничего общего и все это потому, что всем своим существом, душой и телом она любила этого человека. Верона так любила его, что готова была прямо тут же, у всех на глазах упасть к его ногам и разрыдаться от радости, что снова видит его. Но формально они были чужими. Они не виделись три года. Все это время ни один из них не знал, что другой делает, думает и чувствует. И пока ее огромная радость волнами накатывалась на нее, и сильно билось сердце, и дрожь пронимала ее с головы до ног, Верона не забывала того, что она жена Форбса и что этот момент бурной радости пройдет, и что она должна вернуться к той, другой жизни, в которой Стефану не было места.
Сделав над собой отчаянное усилие, Верона попыталась ответить ему так же небрежно, как небрежно он поинтересовался ее здоровьем.
– Мне гораздо лучше, спасибо Стефан. Стефан поставил бокал на каминную доску, достал из кармана портсигар, открыл его и протянул ей. Верона молча отказалась. Он взял сигарету и сказал:
– Климат, наверное, оказался неподходящим?
Кончиком языка Верона провела по пересохшим губам.
– Зимой все было хорошо, но лето там изнурительное. Всегда очень жарко и довольно влажно, особенно в зоне канала.
– Наверное, эта влажность и сыграла с тобой злую шутку.
– Нет, что меня подкосило, так это дизентерия, – сказала Верона.
– Я слышал, что это очень коварная болезнь, – заметил Стефан.
Он смотрел на нее поверх своих роговых очков, большие блестящие глаза излучали такую нежность, что Верона совсем растаяла. И подумала:
«Не надо быть со мной таким ласковым. Ради Бога, не надо – это выше моих сил».
– Хорошо, что ты вернулась домой, – продолжал Стефан. – Если бы ты осталась на Востоке, ты вряд ли избавилась бы от дизентерии, хотя сейчас ее лечат достаточно эффективно.
– Это правда. Я через все это прошла.
– Из-за этого ты так похудела? – спросил Стефан.
И посмотрел на нее критически, как раньше. И Верона почувствовала, что горит всем телом. Еще она подумала, как можно ошибиться в чьем-то сходстве по памяти. Она считала, что доктор в Фэйде очень похож на Стефана, а сейчас она видела, что на самом деле между ними было весьма отдаленное сходство. По сравнению с полковником Колдером Стефан Бест выглядел совсем молодым – ничуть не старше, чем тогда, когда она видела его в последний раз, лицо все такое же худое, выдававшее нервное напряжение. Но Вероне показалось, что он прибавил в весе. На Стефане был хорошего покроя темно-серый костюм, под пиджаком – бордовый пуловер. Еще она заметила начавшие седеть виски, что придавало ему еще больше привлекательности.
Эвелин, стараясь сгладить неловкость ситуации, носилась кругом, наполняя всем бокалы и треща, как сорока. Она включила радиоприемник, и в мастерскую полились мощные звуки концерта, который передавала какая-то заграничная станция.
Верона, которая не могла оторвать глаз от Стефана, увидела, как он взглянул в сторону радио, потом повернулся к ней.
– «Песня Земли», – резко сказал он. – Ты помнишь, у меня была такая пластинка?
Верона не сводила с него зачарованного взгляда. Она все еще пребывала в состоянии экзальтации, перемежающейся с отчаянием, но позволила себе вернуться вместе с ним в прошлое – прошлое, принадлежащее только им двоим. Прерывающимся голосом она сказала:
– Да, я помню. Чудесная музыка, но мы считали ее немного мрачноватой.
– Она и есть мрачная. Но ведь, как ты знаешь, ее породило больное сознание. Малер кончил свои дни в сумасшедшем доме.
По телу Вероны вдруг пробежала дрожь.
– Да, я помню, ты рассказывал мне.
– А что еще ты помнишь? – спросил Стефан, понизив голос.
Вероне не пришлось мучительно искать ответ на этот сугубо личный вопрос, которым Стефан так неожиданно смутил ее. В их разговор вмешался Ноэль.
– Так как насчет путешествия в Испанию, Стефан?
– Ах, да, – сказал Стефан. – Испания… Он отвернулся от Вероны и подошел к Ноэлю. С сигаретой в зубах, засунув руки в карманы, он стал обсуждать свое будущее пешеходное путешествие.
Верона почувствовала вдруг слабость, она не в состоянии была больше держаться на ногах. Она одним глотком допила то, что оставалось в ее бокале и села. Сплетя пальцы рук, она вытянула их к огню, чтобы как-то согреть их. От нервного напряжения ей стало очень холодно, а в сердце возникла новая боль. Физическая боль.
«Лучше бы он не приходил сюда, – думала она. – Мне на самом деле не хотелось, чтобы это произошло. Это слишком тяжело для меня – снова видеть его».
К ней подошла Эвелин. Она заметила, что Верона помертвела.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – с тревогой спросила она.
– Прекрасно, – ответила Верона. – А не могла бы ты поискать другую станцию – что-то у меня нет настроения слушать «Песню». Она слишком грустная.
– Найдем что-нибудь повеселее, – сказала Эвелин, подошла к приемнику и переключила его.
Стефан тут же отвлекся от своего разговора с Ноэлем.
– Ты зачем выключила Малера? Замечательная музыка.
– Слишком печальная, – сказала Эвелин.
– Но прекрасно печальная, – улыбнулся Стефан.
– Вероне не нравится, – сказала Эвелин.
– Не правда. Она ее очень любит. Это одна из ее любимых мелодий. Ты же любишь наслаждаться грустью, разве не так, Верона?
Все так же протягивая руки к огню, Верона повернула голову и через плечо взглянула на него. Она почему-то растерялась – не знала, наверное, подтрунивает ли он над ней или на самом деле хочет оживить их прошлые отношения. Заикаясь, она произнесла:
– Я… ну, пусть играет, если нравится… мне в самом деле все равно.
Но Эвелин уже настроила приемник на другую волну. Зазвучал банальный мотив танцевальной музыки. Стефан поморщился, пожал плечами и повернулся к Ноэлю.
Верона заметила и эту гримасу, и пожатие плечами, и подумала: «Он не изменился. Он все такой же невыносимый, эгоистичный Стефан. Это просто написано на нем. Ах, как я люблю его!»
К Вероне подошел Поль Севанич.
– У вас, на Востоке, наверное, не было концертов?
– У нас были, но до того, как репатриировали немцев. Они давали хорошие концерты, – машинально ответила Верона, – но сейчас их никого уже нет. Это большая потеря для зоны канала.
Ей казалось, что она говорит с Полем о музыке, не понимая и половины своих слов и почти не слыша его ответов. Она сидела вся дрожа, как в жару, слишком остро сознавая присутствие Стефана. Наконец, он закончил беседовать с Ноэлем и передвинулся к ним.
Верона сделала попытку вернуться в нормальное состояние.
– Значит, ты думаешь поехать в Испанию? – спросила она.
– Да, мне нужно погреться на солнце.
– Ты слишком много работал?
– Довольного много.
– Ты добился больших успехов, Стефан, – сказала Верона. – Я читала некоторые статьи о тебе. Я хотела написать и поздравить тебя, но…
– Но не написала, – беззаботно закончил за нее фразу Стефан.
– Да, не написала, – произнесла Верона. Их глаза встретились.
– Прошло много времени, – сказал он, понизив голос, – и много воды утекло с тех пор, как мы виделись в последний раз.
Верона вспомнила их последнюю встречу в его мастерской – снова поднялась невыносимая боль и заново сокрушила ее. Она была уверена, что он тоже помнит об этом. В его взгляде было столько глубокой близости, что Верона была бессильна сдержать дрожь.
Перед камином стоял маленький стульчик, обитый гобеленом. Стефан уселся на него. Он осмотрел Верону взглядом художника.
– Те же прекрасные черты, но ты действительно сильно похудела, дитя мое. Верона рассмеялась.
– Дитя! Я уже давно не дитя.
– Пожилая замужняя женщина, да? – Его глаза за стеклами очков загорелись знакомым ироническим блеском.
– Вот именно, – сказала Верона и попыталась рассмеяться еще раз.
Эвелин увела Поля, и они занялись настройкой радио. Ноэль на минуту вышел из комнаты. Стефан и Верона остались у камина одни. Он спросил:
– Когда ты вернулась?
Верона ответила. Он задал ей еще несколько вопросов о ее путешествии и ее здоровье. И вдруг добавил:
– Я очень расстроился, когда узнал, что ты серьезно заболела.
– У меня должен был быть ребенок, но… я потеряла его, – сказала Верона тихим голосом, мучительно краснея.
– Не повезло, – пробормотал Стефан. Он отвел взгляд от этого стройного прекрасного тела и понял, что глубоко, жестоко ревнует, потому что она собиралась иметь ребенка от другого. Но Стефан заставил себя сказать:
– Ты, наверное… очень расстроилась?
– Тогда очень.
Он решился еще на один вопрос.
– А… твой муж… бравый майор… как он?
Верона ответила скованно:
– Он хорошо. Его переводят в Германию и повышают звание до подполковника.
– Он сейчас здесь?
– Нет. Едет сюда из Египта. Приедет на следующей неделе.
Стефан сощурил глаза. Сейчас он не смотрел на нее. Он уставился в мерцающие блики огня.
– Ты поедешь с ним в Германию?
– Нет, скорее всего, нет. Я еще сама не знаю. Все зависит от моего здоровья. Я еще не поправилась окончательно.
Стефан снова повернулся к ней. Он смотрел на крошечные морщинки, глубокие синие тени под огромными нежными глазами и грустный рот и подумал: «Она не только больна – она несчастна…»
Стефан почувствовал жестокую радость. В момент приступа наивысшего эгоизма он понял, что не хотел, чтобы она была счастлива с Форбсом Джеффертоном.
– Ты что-нибудь рисовала в эти годы? – спросил он.
– Практически ничего. Когда я заболела прошлым летом, я познакомилась с полковником медицинской службы, который понимал немного в рисовании и попытался заставить меня писать снова, но я скоро отказалась от этого. Между прочим, он немного напоминал тебя. Его звали Стефан Колдер. Когда я впервые увидела его, это было для меня потрясением.
Стефан поднял брови.
– Потрясением? Для тебя? Ты хочешь сказать, что не хотела, чтобы тебе напоминали обо мне?
– Я этого не сказала. Но давай поговорим о тебе, Стефан. Я… мне бы хотелось увидеть некоторые из твоих портретов.
– В моей студии их уже не найти. Большая их часть уже продана и отослана заказчикам. Но один я сохранил – очень красивый и, возможно, самый значительный из всех моих портретов. Если ты хочешь посмотреть, можешь зайти в студию в любое время, он там.
– Чей это портрет?
– Миссис Джеффертон. «La Femme Abandonee» Горячая кровь обожгла ее лицо и горло. Верона внезапно встала.
– Ах… этот…
Стефан иронично посмотрел на нее.
– Я его сохранил. Твоему мужу он не понравился.
– Это естественно, – сказала Верона.
– Еще у меня есть твоя «Дьеппская гавань». Верона чувствовала волнение, которого она не испытывала уже три долгих года. Ее охватил ужас. Она хотела убежать от Стефана и, едва дыша, проговорила:
– Я думаю, мне лучше пойти домой. Тогда выражение его лица изменилось. Стефан вскочил на ноги и поставил свой стакан на полку над камином.
– Так скоро? Но почему, Верона?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25