— Кстати, где мое желтое шифоновое платье? Я надену его вечером, когда мы пойдем на обед. Сегодня графиня обедает у нас, а завтра утром мы переедем из отеля в палаццо.Селеста подошла к высокому трюмо и с удовольствием оглядела себя.— Учти, кстати, Эмма, сегодня вечером ты обедаешь вместе с нами, — сообщила она. С тех пор, как Селеста с падчерицей поселилась в отеле, Эмма обедала в своем номере, а Селеста в своем. Мачеха делала это специально, создавая вокруг себя легенду о таинственной прекрасной вдове, которая каждый вечер проводит в глубоком одиночестве.Эмма удивилась, но промолчала. Все становилось еще более таинственным. Она подумала, что Селеста хочет произвести на графиню впечатление тем, как она привязана к падчерице. Но зачем? Ведь графиня и так должна предполагать, что после смерти Чарльза Максвелла Селеста будет продолжать заботиться о падчерице.В тот вечер Эмма надела розовое льняное платье, которое купила ей Селеста. Оно, хотя и было простого фасона, стоило довольно дорого, однако совершенно не шло Эмме.Разглядывая себя в зеркало, Эмма подумала, что Селеста сделала это преднамеренно. Она знала, что Эмме не шли пастельные тона, и, наверное, желала, чтобы девушка выглядела «по возможности» менее привлекательной.Правда, у Эммы никогда не было достаточно денег, чтобы покупать себе те наряды, которые хотелось. Но имея и небольшие суммы, она умудрялась приобретать туалеты недорогие, но такие, которые шли ей и делали достаточно симпатичной.Графиня Чезаре появилась в холле отеля ровно в восемь. Селеста и Эмма встречали ее. Эмма подумала, что за всю свою жизнь она не видела более царственной особы. Оттого, что Селеста и графиня были приблизительно одного роста, Эмма чувствовала себя между ними нелепой дылдой.Графиня держалась очаровательно. Когда закончились приветствия и представление Эммы, дамы заказали аперитив. Поговорив минуту-две с Селестой, графиня обратилась к Эмме.— Дорогая, — проговорила она, — а как вы относитесь к изменениям в своей судьбе?Эмма бросила быстрый взгляд на Селесту и беспомощно пожала плечами.— Я? — пробормотала она. — Конечно, это очень сильно отличается от больницы.Селеста предупреждающе сжала ее колено.— Больницы? — недоумевая спросила графиня, нахмурив брови. — Вы лежали в больнице, моя дорогая? Но в вашем возрасте это очень плохо.— Я… Я… ра… — начала было Эмма, но мачеха пребольно сжала ей колено.— Дорогая моя, разве я не писала вам, что Эмма перенесла очень тяжелый грипп, который едва не кончился воспалением легких? — быстро проговорила Селеста. — И, конечно, больница была самым надежным местом, где ой могли помочь.Эмма с удивлением посмотрела на мачеху. Если до сих пор ее мучили какие-то тайны, то сейчас все стало на свои места. Селеста оставалась верна себе.— Нет, моя дорогая Селеста, — сказала графиня, когда мачеха убрала руку с коленки Эммы. — Ничего такого ты мне не писала. Но это не имеет абсолютно никакого значения. Я очень рада, что вы обе приехали в Италию. Вы гораздо быстрее и лучше восстановите здесь свои силы, нежели в Лондоне. Я должна заметить, что я очень хорошо знаю Англию, но ее климат просто устрашает меня.Эмма чуть не задохнулась от изумления.— Дорогая графиня, — пробормотала она, — ваш английский язык — само совершенство.Она понимала, что должна поддерживать светскую беседу, но, кроме похвалы английскому графини, ни одна мутная вещь ей в голову не приходила.— Спасибо, моя дорогая, — улыбнулась графиня. — Мне и самой кажется, что я достаточно хорошо говорю по-английски. Ну что же, давайте допьем наш мартини, я думаю, что уже пора приступить к обеду.Графиня поднялась из-за стола и взяла под руку Селесту.— А сейчас, дорогая, ты должна мне все в подробностях рассказать о твоих покойных мужьях. И скажи, а ты не собираешься вступить в новый брак? Ведь тебе всего тридцать три года. Твоя жизнь только начинается. Ах, мне так хочется, чтобы ваше пребывание в Италии стало не забываемым!Все это время Эмма чувствовала себя не в своей тарелке. У нее разболелась голова, и ей очень хотелось, сославшись на это, оставить светских дам вдвоем хотя бы на какое-то время, чтобы собраться с мыслями. Но она была слишком хорошо воспитана, чтобы не понимать, что такой поступок может оскорбить графиню. Кроме того, она прекрасно знала, какова будет реакция Селесты, если та догадается, что ее падчерица намерена пренебречь званым обедом.В конце концов Эмма решила отобедать с дамами и насладиться едой, которая, как она полагала, будет изысканной, а заодно и послушать, о чем будут беседовать графиня и ее хитроумная мачеха.Еда была действительно изысканнейшая, но Эмма едва замечала, что лежало у нее в тарелке. Даже десерт не вывел девушку из глубокой задумчивости.К счастью, графиня разговаривала, главным образом, с Селестой, так что Эмме почти не приходилось врать, зато Селеста разливалась соловьем. Лгала она виртуозно, если это давало ей возможность возвысить собственную особу.— Мой бедный Чарльз, — с горечью говорила Селеста. — Он был еще совсем молод, когда умер! Пятьдесят три года — разве это возраст для мужчины? Ах, какой это был чудный человек! — воскликнула Селеста и скосила глаза на Эмму. — Мы с моей девочкой очень глубоко пережили эту утрату и помогали друг другу как могли. Только то, что мы были вместе, и помогло нам пережить наше горе. — И Селеста глубоко вздохнула.— Да, да, моя дорогая, — понимающе кивнула графиня. — Это очень тяжелая утрата. И тебе повезло, что рядом с тобой была подруга, близкий тебе человек, почти одного с тобой возраста. Но тем не менее тебя никак нельзя принять за мать этой девочки, — продолжала болтать графиня. — Ты выглядишь удивительно молодо, и вас можно принять за сестер.Взгляд графини, устремленный на Эмму, когда она произносила свою тираду, говорил о том, что она считала Селесту слишком красивой, изящной и тонкой, чтобы иметь такую дочь, как Эмма.— Да, — вздохнула Селеста, — мы с Эммой очень хорошие друзья. Она искоса взглянула на падчерицу, как бы предупреждая не отрицать ее слов. Однако Эмма даже не заметила ее взгляда, так как была поглощена собственными мыслями.Обед подходил к концу.Эмма почти все время молчала, думая о том, какое ей дело до чувств, которые испытывает к ней Селеста. Она узнала о них еще в те далекие дни, когда ее отлучили от дома и отправили в пансион. И сейчас она нужна Селесте как своего рода горничная-компаньонка. Не с добрыми намерениями она вытащила ее из прозаического существования в элегантный мир дворцов, графинь и богачей. Скорее всего, думала Эмма, Селесте надо было предстать перед графиней женщиной добросердечной, которая не бросила падчерицу, а несмотря ни на что, продолжает заботиться о ней. Это поднимало ее престиж в глазах старой графини.Что бы ни думала Селеста об Эмме, девушка была отнюдь не глупа, и она не видела резона отказаться от бесплатных каникул, которые не так уж часто нам выпадают. Эмма поняла, что для Селесты она служила чем-то вроде защиты, если та собралась выйти замуж за наследника графини или еще за какого-нибудь титулованного мужчину.Возраст будущего жениха скорее всего не имел значения, если учесть тот факт, что в Соединенных Штатах она вышла замуж за миллионера, которому было далеко за семьдесят.Эмма чувствовала себя больной, ей было стыдно выслушивать вранье, которым Селеста услаждала слух старой графини. Ей было стыдно, что за удовольствие побывать в Италии, вынуждена платить ложью и потому после обеда, когда они с Селестой вернутся в свои номера, она скажет ей, что не хочет участвовать в обмане, и поэтому решила вернуться в Англию. Ну, а что касается мачехи, то может перебираться в палаццо и делать то, что ей хочется.Неожиданно старая графиня перенесла свое внимание на Эмму. Некоторое время, она внимательно разглядывала ее, потом, улыбнувшись, спросила:— Как вам понравилась Венеция, моя дорогая? Скажите, вас интересуют старые замки, музеи, картинные галереи? Или вас больше увлекает Лидо и тихие голубые воды Адриатики?Эмма на мгновение задумалась.— Знаете, графиня, — вежливо проговорила она, скрывая восторг, которым она до этого поделилась с Селестой. Графиня с любопытством глядела на девушку. — Я еще очень мало видела. Конечно, я уже побывала во Дворце Дожей, а сегодня утром выпила чашечку кофе на площади Святого Марка.— А в Базилику вы еще не ходили?Эмма покачала головой.— К сожалению, у меня было очень мало времени, чтобы осмотреть все как следует, а просто пробежаться и ничего не разглядеть, мне не хотелось.Графиня похлопала о край стола.— Я вижу, что вы умеете ценить прекрасные вещи, и мне это приятно. В моей семье была огромная коллекция картин и скульптур; к сожалению, судьба распорядилась так, что многие из них пришлось продать. Но это не удерживает меня от желания посещать галереи и церкви, где хранятся бесценные произведения искусства. Их непременно надо осмотреть — это доставляет огромную радость! — Графиня рассмеялась и повернулась к Селесте.— Когда я и твоя мать были студентками, мы обычно целые часы проводили в Лувре. Она, наверное, рассказывала тебе об этом.— Конечно, дорогая тетя Франческа, — чуть поколебавшись, проговорила Селеста.Однако Эмма почему-то была уверена, что она говорит неправду. Уж слишком безразличен был ее тон, а о таких вещах нельзя говорить без волнения. Она знала это по себе. Жаль, что завтра Эмме придется вернуться в Лондон и вряд ли когда-нибудь ей снова удастся повидать Италию.Когда обед был закончен, Эмма, извинившись, попросила разрешения уйти. Сейчас она была уверена, что у Селесты это не вызовет раздражения, так как ей захочется многое обсудить с графиней в отсутствии падчерицы.Эмма поднялась к себе в номер, взяла легкую накидку и снова спустилась вниз. Поскольку она решила, что утром покинет Италию, ей хотелось побольше насладиться вечером в этой прекрасной стране. Она не особенно беспокоилась о том, что ей придется путешествовать в одиночестве, хотя и знала, что молодые итальянцы, считая себя неотразимыми, не упускают случая пристать к одинокой молодой девушке. Эмма чувствовала себя способной отшить любого нахала. Она холодно встречала пылкие взгляды, которые бросали на нее мужчины, и пропускала мимо ушей самые изысканные комплименты.Даже сейчас, в начале сезона, Рива дель Чевона была полна гуляющей публики. Отплывали от берегов гондолы, увозя веселые парочки в незабываемое путешествие. Фонарики на гондолах раскрашивали каналы в разные цвета.Магазины, кафе еще были открыты, и Эмма решила посидеть за столиком и выпить чашечку кофе. Но тут она вспомнила, что забыла взять кошелек, а это значило, что ни чашечки кофе, ни поездку в гондоле она позволить себе не может. Погуляв еще немного, Эмма вернулась в отель. И едва она переступила его порог, настроение у нее начало портиться.Так или иначе ей предстояла встреча и объяснение с Селестой, и этот разговор не обещал быть приятным. Эмма слишком хорошо помнила злобный характер своей мачехи, особенно если что-нибудь получалось не так, как она того желала.Погруженная в свои невеселые мысли, Эмма шла, не замечая ничего вокруг, и неожиданно с размаху уткнулась в грудь мужчины, который задумчиво вышел из бара. Она резко отпрянула от него, лицо ее залила краска стыда, она открыла рот, чтобы пробормотать какие-то извинения, но мужчина опередил ее.— Ради Бога, извините меня, синьорита, — проговорил он. — Я задумался и не заметил вас.— Ничего страшного, синьор, — ответила Эмма по-итальянски. Улыбка тронула ее губы.Их глаза встретились, и Эмма почувствовала, что его опытный взгляд быстро оценил ее внешность. Она тоже с интересом оглядела его. Что-то в нем было такое, что резко отличало его от других итальянских мужчин, которых она встречала сегодня вечером. Не вызывало никакого сомнения то, что он был итальянцем. Он был очень высокого роста, строен, с широкими плечами. Одет он в исключительно элегантный вечерний костюм. Лицо незнакомца было очень загорелым, вероятно, он много времени проводил на открытом воздухе. Эмму поразили его ресницы. Они были такие длинные и густые, что позавидовать им могла любая красавица.Она подумала, что многие женщины наверняка считают его симпатичным, но ей показалось, что главное в нем какое-то магнетическое обаяние и что именно такие мужчины заставляют женщину чувствовать себя женщиной.Судя по всему, он был гораздо старше Эммы, она подумала, что его возраст где-то между тридцатью пятью и сорока пятью, а вообще он скорее всего напоминал человека без возраста. Это почему-то несколько огорчило Эмму, потому что она знала, что никогда не была привлекательной для мужчин, которые были старше ее. Кроме того, ее ровесники всегда казались ей более интересными, чем те, кто был взрослее, например, врачи в больнице, в которой она работала.Но внезапно, стоя в холле напротив этого незнакомого мужчины, она пересмотрела свои прежние убеждения и поняла, что у нее слишком маленький жизненный опыт. Улыбнувшись, незнакомец спросил: — Вы говорите по-итальянски?— Нет, — пожала плечами Эмма, — только в пределах итальянского разговорника.— Отлично! — заметил мужчина по-английски с очень легким акцентом. — Значит, вы англичанка! Скажите, вы очень сильно стукнулись об меня?Эмма покачала головой, умолчав о том, что, когда она так резко отшатнулась от него, кто-то сильно наступил ей на ногу и она болит до сих пор.— Превосходно! Вы проводите здесь свои каникулы, синьорита?— Да, синьор, — кивнула Эмма и вдруг поняла, что она позволила «подцепить» себя, как выражались у них в Англии. Она шагнула вперед, пытаясь обойти незнакомца, но он легко положил свою руку на ее и чуть сжал сильными прохладными пальцами.— Не уходите, синьорита, — проговорил он, — позвольте предложить вам кампару и вы тем самым докажете, что извинили меня.Эмма покачала головой:— Спасибо, синьор. Но в этом нет нужды. Мои… мои друзья ждут меня, и я должна поторопиться. Я, конечно, принимаю ваши извинения. Ведь если разобраться, мы виноваты в одинаковой степени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18