– Мальчонку спровадили, – негромко произнес он, но в голосе его чувствовалось раздражение.Лейси с такой силой швырнула тарелку в раковину, что та, наверное, треснула. Она водила пальцами по краям, не произнося ни слова.– Я ему понравился, и тебя это задело, – умышленно язвил он, чтоб сделать ей больно.– Ну так что! Понравился так понравился! – Лейси резко пустила воду на тарелку. – Разве дело в этом?– Для меня – да. Я всегда с самого начала знаю, как настроены присяжные. Выиграю я или проиграю.Она все терла и терла злосчастную тарелку и никак не могла остановиться.– Это тебе не в суде дела провертывать.– Это самое важное дело в моей жизни. И похоже, победа будет за мной, дорогая.– Не смей называть меня так!Джонни ухмыльнулся, с горькой радостью отмечая, что ласковое обращение режет ей слух, как и ему.Мокрая тарелка выскочила у нее из рук и разбилась. Лейси ужасно побледнела. Фиалковые глаза ее стали еще огромнее. Она резко обернулась. С тряпки на пол потекли струйки воды.– Зачем ты его так завел? Обычно он такой спокойный. Из-за тебя он начал приставать ко мне со своими дурацкими вопросами.– Но может, стоило на них ответить, вот и все.– Ах ты уб…– Эй… эй… будет. Не заставляй меня приставать с вопросами на тему, как ты могла все это натворить. Ты скрыла от меня моего ребенка. Ты вышла Сэма. Как велишь ко всему этому относиться?– Хватит. Теперь ты все знаешь о Джо. Повидал его и пообщался с ним. Может, пора и честь знать?– Отличная мысль! Собирай вещи. И его тоже.– Джонни…– Я не меньше тебя устал от этих игр. Вы оба едете со мной.– Но ты же на дух меня не переносишь! Ты же меня ненавидишь!Черные брови Миднайта сошлись на переносице, глаза сощурились, хотя на губах играла ироническая ухмылка.– Ты правда так думаешь, Тростиночка, дражайшая моя? – Он сделал шаг в ее сторону и теперь вдыхал аромат духов, исходивший от ее тонкой гладкой кожи; он подошел почти вплотную и мог теперь чувствовать жар ее тела, мог нашептывать ей на ухо тихие слова.– Боюсь, «ненависть» не то слово, слишком слабое, чтобы выразить весь букет чувств, которые я испытываю по отношению к тебе.Джонни нагнулся и поднял с пола зазубренный фарфоровый осколок.– Осторожней, Тростиночка, а то поранишься.– О Боже, как можно быть таким эгоистом!У Миднайта брови полезли вверх; изображая полное недоумение, он бросил осколок в помойное ведро.– Это я-то? Вот уж воистину с больной головы на здоровую…– Ты бы лучше подумал, как это подействует на Джо.– Я как раз об этом и думаю – о своем сыне Джо. – В словах чувствовалось намерение обидеть, оскорбить. – Я ему нужен. Ты знаешь, кого он мне напоминает даже больше Натана? Коула в его возрасте. – Нет, как ты можешь такое говорить.– Но это правда. Его отвергли. Он тебя сторонится, а в глубине души жаждет твоей любви и внимания. – Как и я.– Что я и намерена дать ему, если ты оставишь нас в покое.– Женщине трудно вырастить мальчика одной. Без отца он рано или поздно станет совсем неуправляемым.– Но к нам-то это какое имеет отношение? Разве мы можем жить под одной крышей как мирная пара?– Насчет примирения и речи нет, конечно. У тебя была бы своя комната, своя постель, неприкосновенность частной жизни… По мне, лучше спать с дьяволом, чем с тобой.– Я бы предпочла с коброй.– Ну, вот видишь. В нас больше сходства, чем кажется.– У тебя странное представление о сходстве.Миднайт не мог отделаться от искушения дотронуться до ее лица руками, но, как только его грубые пальцы коснулись ее гладких как шелк щек, он понял, что совершил ошибку. Его пальцы погрузились в ее шелковистые волосы, и она оцепенела и перестала дышать.– А у тебя странные представления об истине, верности и надежности, Тростиночка. Я любил тебя. А ты предпочла Сэма.Он отдернул руку, и Лейси стала судорожно глотать воздух. Джонни тоже был потрясен.Пытаясь скрыть свое состояние, он схватил ее чемодан.Крышка не закрывалась, и он откинул ее и стал уминать набросанное шелковое женское белье – трусики, панталоны с кружевами, лифчики, блузки, нижние рубашки. Шероховатые пальцы, словно напильник, цеплялись за нежный прохладный шелк. От этого он злился еще больше.Она права – надо быть безумцем, чтоб говорить об их совместной жизни. Но никуда не денешься. Злясь на все и вся, он что есть силы захлопнул крышку и запер замочек, несмотря на упрямо вылезающие изо всех щелей края одежды. На чемодане были колесики; Миднайт со злостью пихнул его ногой, и тот покатил по неровным паркетинам, громыхая, пока не врезался в дверь.– Ты думаешь собирать вещи Джо или это сделать мне? – резко бросил он Лейси.– Мы с тобой никуда не поедем. Джонни сжал челюсти.– Споры ни к чему, милая. Вы поедете, даже если мне придется тащить тебя и Джо волоком. Так что собирай его вещички или брось их. Но я вас здесь не оставлю, чтоб этот подонок прикончил вас за здорово живешь.– Я сама могу позаботиться о себе.– Может быть. Но у меня это получится лучше.– Потому что ты мужчина?– Потому что я сделаю все, что от меня зависит, чтоб остановить его.– Нет, Джонни…Ее возражения были прерваны хрустом сломавшейся за окном ветки и рычанием Нерона. Скрипнула дверь в спальню Джо, оттуда выбежал пес и помчался к входным дверям.Из своей комнаты вслед за Нероном показался Джо: глаза у него были испуганные, в руках он держал бейсбольную биту.– Там кто-то есть, – яростным шепотом произнес он.Джонни дернул Джо за лодыжку и повалил на пол.– Ложись! – потянул он на пол и Лейси. Оставив их барахтающимися на полу, Миднайт по-пластунски пополз по комнатам, всюду гася свет.Затем добрался до входной двери и открыл ее, впустив ледяной порыв ветра. Завыла сирена электроохраны, Нерон выскочил наружу и помчался к ограде, продираясь сквозь колючие кусты розария.Послышался вопль у задней стены сада, из-за увитых розами шпалер. Темная фигура в капюшоне быстро карабкалась по решетке ограды; Нерон с яростным лаем прыгал внизу, пытаясь схватить ее за пятки. Наконец тоненькая фигурка человека в капюшоне добралась до верха высокой ограды и оказалась недосягаемой для пса. Нерон в бессильной злобе рычал внизу.Миднайт хотел было броситься туда, но Лейси схватила его за руку и буквально повисла на нем. Страх придавал ей силы. Холодный порыв ветра отбросил в сторону пряди ее волос, обнажив бледные щеки.– Не надо, Джонни, не ходи!Миднайт остановился. На скулах у него заходили желваки. Что это? Искреннее беспокойство или очередное притворство?Пальцы Лейси впились в его руку.– Сэма убили, пока я прислушивалась, – прошептала она.Сэм. Всегда Сэм. Если ее страх вызвал в нем живой отклик, все пошло прахом от одного упоминания этого ненавистного имени.Ревность душила Миднайта. Расцепив ее ледяные пальцы, он вырвал руку и бросил на нее нарочито безразличный взгляд.– Выше нос! Может, тебе повезет, и я подохну тоже.Лейси снова вцепилась в рукав его белой рубашки и, рыдая, говорила:– Я люблю тебя.Джонни, не мигая, уставился на нее.– Это точно. Ты спала со мной, а вышла замуж за Сэма и выдала моего ребенка за его сына. Ты его хотела увезти завтра.– Я любила тебя даже после той, последней встречи. Даже в день свадьбы. И из-за этого у нас с Сэмом не было настоящего брака.Ее слова все перевернули в душе Миднайта, и он готов был схватить ее, расцеловать, забыть обо всем, что она сделала, забыть всю ее ложь, забыть даже то, что она была готова бежать этой ночью, прихватив с собою Джо.Но холодный, трезвый ум Миднайта не позволил ему поддаться. В глазах его вспыхнули злые огоньки.– Ты только и знала, что врала без конца. Ты и раньше была такой же.– Я люблю тебя, – не отпускала его Лейси, повиснув у него на руке в полном отчаянии.Она была мягкая и теплая. За все то, что она с ним сделала, ей стоило бы свернуть шею, но сейчас не было такой силы, которая заставила бы Джонни оттолкнуть Лейси. Не говоря уже о том, что ее нежные мольбы действовали на него ужаснее ее поступков и жгли ему сердце как каленым железом.Вспыхнула молния, и яростный порыв ледяного ветра с вершины холма со всего размаха распахнул дверь и ударил ею об стену. Тяжелые капли дождя обрушились на землю словно пули. На Лейси ничего не было, кроме тоненького шелкового халатика. Несмотря на жар, исходящий от тела Миднайта, Лейси начала дрожать от холода.Раздался заливистый лай Нерона. Миднайт очнулся, стряхнул руки Лейси и загородил ее своим телом от холодного ветра.Лейси прижалась к стене. Лицо ее исказила боль, оно было белым, как полотно.– Джонни, ты еще не выздоровел. Не ходи…– Хватит лжи. Присмотри лучше за нашим сыном. Больше ничего общего у нас не осталось.И Миднайт выскочил в холод и тьму ночи. Но он успел еще услышать ее сдавленный, полный ужаса голос: она звала его.Тусклый манящий огонек такси служил единственным маяком в разверзшихся хлябях.Одинокая фигура в капюшоне и лыжной маске мчалась изо всех сил, но доберман бежал быстрее.Сотня метров.До спасения.Но страшный пес быстро сокращал расстояние: он мчался бешеными скачками, высунув язык, стуча когтями по мокрому асфальту и перескакивая через выбоины.Задыхаясь, фигура в черном рухнула на машину в тот самый момент, когда Джонни Миднайт выскочил на улицу.В панике рука беглеца боролась с ручкой дверцы, затем он рухнул на заднее сиденье, поспешно захлопнув за собой дверцу и нажав на кнопку. Тяжело дыша, с истерической радостью стал вытягивать из промокшего насквозь кармана что-то черное, тяжелое, тускло поблескивавшее.Слишком поздно.Нерон, встав на дыбы, ткнул мокрую морду в окно такси, оглашая окрестность яростным лаем. Вдруг вместо собачьей морды в окне появилось лицо Миднайта, и убийца навел тупорылый ствол 38-го калибра прямо ему между черными дугами бровей.Вечной ночи.Курок поддался – с натугой.Щелкнул – и только.Выстрела не последовало.Ошеломленный водитель повернулся, чтоб взглянуть на происходящее: прямо на него смотрел тупорылый ствол.– Гони, а то подохнешь, – послышался задыхающийся шепот из-под черной лыжной маски.Таксист изо всех сил нажал ногой на акселератор. Машина уже летела, когда он наконец решился спросить:– Куда?– Саусалито. К причалу. Глава двенадцатая Лейси внезапно проснулась, сама не понимая, какие звуки в холодной завывающей тьме ее разбудили, – их было слишком много. Сердце в груди колотилось, готовое выпрыгнуть. Она всегда ненавидела суда с их сыростью и запахом соли и моря, но в эту штормовую ночь, когда они с Джо оказались пленниками Джонни, особенно.Ветер сотрясал кровлю, дождь барабанил по окну. Даже в такой защищенной гавани, как Саусалито, волны били по корпусу плавучего дома Джонни и раскачивали его как люльку, отчего он казался живым существом.Нос и корма беспокойно стонали на натянутых швартовых. Кругом что-то вскрикивало, било, отчего сердце ее каждый раз проваливалось, живот обжигало холодом, а воображение разыгрывалось не на шутку и ей чудились чьи-то крадущиеся шаги по палубе. Лейси прижалась к стеклу, и в это время небо вспыхнуло, на миг осветив фосфоресцирующим светом ее спальню; затем снова все погрузилось во тьму. Послышались раскаты грома.В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит.Натянув на белую кружевную ночную рубашку шелковый халатик, Лейси уже в третий раз поднялась с постели и отправилась проведать Джо. Дверь в спальню Миднайта была приоткрыта, и она остановилась на пороге.Он затащил ее сюда – против ее воли.Ей до него нет никакого дела. Ее к нему не тянет.Но ее тянуло.Джонни сбросил во сне покрывало, его черная голова скатилась с подушки, он разметался на постели. Башмаки он сбросил, но спал в одежде и не выключив свет. Она вспомнила, какое утомленное у него было лицо, когда они приехали сюда. Однако это не помешало ему тут же сунуться в комод и разыскать свой револьвер и пули, пока она сражалась с Джо, пытаясь уложить его спать.Джо прекрасно понял, что между Джонни и матерью сложные отношения, что они явно на ножах, к тому же необычность ситуации, этот новый дом на воде – все возбуждало мальчика настолько, что загнать его в постель было не так-то просто. В конце концов ей снова пришлось просить помощи у Джонни. Что он и сделал – с ленцой, с ухмылкой явного превосходства и издевательски легко. Джо залез под одеяло, как пай-мальчик закрыл глаза, а Миднайт сидел на кровати и смазывал свой отвратительный револьвер. Джонни всегда легко находил общий язык с детишками; со своим, видно, у него тоже все шло на лад.Ей не хотелось даже думать об этом.Во сне Миднайт выглядел таким утомленным, что ее невольно потянуло к нему. Рубашка на нем была белоснежной и накрахмаленной, она обтягивала его тело, резко контрастируя со смуглой кожей. Он расстегнул верхние пуговицы. В комнате было прохладно; она, во всяком случае, дрожала от холода. За время болезни он сильно исхудал. Прямо кожа да кости. Да и ослабел – хотя признаться в этом ему не позволяла гордость.Лейси заметила красное шерстяное одеяло, лежащее у него в ногах, и вдруг, вопреки всем своим уверениям, что ей до него нет дела, испугалась, как бы он не простудился и, чего доброго, не заболел снова. В конце концов, что тут такого, если она незаметно войдет к нему в комнату и накроет его одеялом?Она крадучись, на цыпочках вошла, подняла одеяло, осторожно переступая через брошенные на полу башмаки, и, склонившись над спящим, аккуратно прикрыла его.Затаив дыхание, она тщательно подоткнула одеяло со всех сторон, но ей не хотелось уходить, хотелось укутать его еще тщательнее, прикоснуться к его загорелой коже, погладить жесткие черные волосы, а то и прилечь рядом – уютно, мирно, несмотря на все, что произошло между ними.Но вместо этого она дернула цепочку лампы, и комната погрузилась в бархатную тьму – только мерцающая влажная ночь за окном да рокот неспокойного моря. Волшебство ночного мира. И его присутствия.Джонни зашевелился. Лейси замерла в серебристом свете луны и наблюдала за искринками дождевых капель, словно бриллиантовая россыпь сбегавших по стеклу. Запах дождя напомнил ей ту нежную ночь, когда она отдала ему свое тело и поклялась любить его вечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22