— Я никогда в жизни не думал причинять тебе боль и никогда тебе не лгал.
Она яростно замотала головой.
— И именно поэтому ты никогда об этом не говорил — чтобы не лгать. Я не нуждаюсь в твоих объяснениях. А то я начну тебя ненавидеть, — прямо признала она. — Так что, если ты сейчас будешь говорить об этой женщине, я лучше уйду.
Он побелел от злости.
— Ты осудила меня, не дав мне сказать и слова!
— Ты поступил со мной точно так же, только у тебя было намного меньше оснований, — грустно напомнила она. — Да что об этом говорить?
— По крайней мере я не убегал. Может, тебе было не очень хорошо, но ты носила моего ребенка. Ты не должна была ограничиваться ложью твоих родителей. Но ты даже не захотела меня видеть!
Сара бросилась на цветные подушки на софе. Она скрывалась от него?
Этот горький упрек был сильным для нее ударом.
— У меня не было выбора.
— Ты могла бы позвонить мне из больницы, послать открытку! Все равно что! Но ты и пальцем не шевельнула, хотя знала, что мне неизвестно, где ты.
— Я надеялась, что ты меня отыщешь. — Сара высоко держала голову. — Похоже, пришло время рассказать тебе все. В тот день, когда я узнала о твоем романе, для меня жизнь кончилась. Я не смогла пережить это, как того хотел мой отец. Я была в истерике и посреди одной очень неприятной сцены упала с лестницы. Я насажала себе синяков, и у меня началось кровотечение, — тупо рассказывала она. — Мне показалось, что у меня будет выкидыш, от этого мне не стало легче. Врачи накачали меня успокоительными. Когда они сказали, что мне нужен постельный режим, я согласилась. Я думала, меня положат в больницу, но оказалась в частной клинике. Я не знала, что мой отец заявил нашему пожилому врачу, будто я сама бросилась с лестницы.
Злость Рафаэля улетучилась. Он слушал ее, не пропуская ни слова.
— Зачем ему это понадобилось?
Сара не ответила. Ее точеная фигурка окаменела.
— Мой лечащий врач был личным другом отца. Только через несколько дней после того, как я туда попала, я поняла, что это не простая больница. В соседней палате лежала безумная женщина. Для таких, как она, и была эта клиника. Она была совершенно безобидной помешанной, но, видимо, очень мешала своим богатым родственникам. А меня туда поместили потому, что я якобы пыталась покончить с собой и с моим нерожденным ребенком, и мой бедный, обезумевший от горя отец боялся, как бы я еще чего-нибудь с собой не сотворила.
— Infiemo (Преисподняя! (исп.) — Рафаэль был мертвенно-бледен. В его смятенном взгляде наконец-то заблестел огонек хотя и недоверчивого, но все же понимания.
— Но зачем, зачем ему это понадобилось? Я не вижу в этом никакого смысла!
— Смысл есть, — возразила Сара. — Он выбил меня из колеи. Он был полон решимости разлучить нас. Он попытался убедить меня, что я больна, а он делает все, что мне необходимо. Он хотел, чтобы я подала на развод, но я не подписывала бумаги. В конце концов я их подписала, потому что жизнь утратила для меня смысл.
В глазах у Рафаэля стояла мука.
— Сколько? Сколько ты там пролежала?
— Девять недель. Со мной неплохо обращались. Это верно. Я лежала в прекрасной палате, меня хорошо и регулярно кормили и лечили. — Голос у нее слегка дрожал. — Но все девять недель персонал не верил ни одному моему слову. Они потакали мне во всем! Отец хотел разлучить меня с тобой и ради этого делал все. Это была вендетта. А я оказалась под рукой, и он выместил на мне свою злобу. Нет, забудь об этом. Это несправедливо, ведь ты этого не знал, — добавила она глухо. — Ты так и не получил моего письма.
— Письма? — резко переспросил Рафаэль, думая только о том, что мог помешать ее отцу, но не сделал этого.
— Его так никогда и не отправили. Об этом тоже позаботился мой отец.
— Она поджала губы.
— А что было в том письме?
— Я хотела повидать тебя… поговорить.
Рафаэль едва сдержался, чтобы не выругаться.
— У меня к твоему отцу очень большой счет. И когда мы будем в Англии, мы поговорим с ним вместе.
Сара неуверенно покачала головой.
— Честно говоря, сама не понимаю, зачем я тебе все это рассказала.
Он резко выдохнул.
— Ты должна была рассказать мне это уже давно.
Она слабо улыбнулась.
— Ты же угрожал забрать у меня Джилли и Бена, — напомнила ему она. — Я провела там девять недель. Как, ты думаешь, на это посмотрел бы суд? Рафаэль вздрогнул; в уголке его плотно сжатого рта задергался нерв. — И ты думала об этом?
— Я только об этом и думала, — прошептала она. — Я ни одной ночи не спала спокойно до тех пор, пока мы не приехали сюда. Только здесь я поверила, что ты не собираешься у меня их отнимать.
Он залпом выпил свой бокал; рука его слегка дрожала. На побледневшем лице резко выступали скулы.
— Сара, ты должна мне поверить — я не имел ни малейшего представления о том, что над тобой висело. У меня и в мыслях не было начинать дело в суде или отбирать у тебя Бена и Джилли, если не считать одного сумасшедшего часа.
Бледная улыбка заиграла у нее на губах.
— В это трудно поверить.
— Мне было очень плохо, Сара. — Он выразительно развел руками. — Представляешь, как я себя чувствовал, когда решил, что ты убила нашего ребенка? Я возненавидел тебя. Да и себя тоже. Я чувствовал ответственность за то, что, как я считал, ты сделала. Для меня это было наказанием за мою чрезмерную к тебе любовь, за то, что, несмотря на эту любовь, я сделал тебя несчастной. — Его выразительные губы сжались. — Я не могу представить тебя запертой в том месте.
— Там было не так уж плохо. Спокойно, но раз уж надо было отдыхать… — Не шути так. Представляю, в каком ты была ужасе! Ты тогда была совсем другой. — Он запустил руки в свои и без того растрепанные волосы и привел их в еще больший беспорядок, и она почувствовала зарождающуюся нежность. — Ты была настолько хрупкой, что мне даже было страшно, но, когда мы расстались, я не позволял себе об этом думать. В моем воображении я рисовал тебя бессердечной шлюхой, достойной ненависти! Я винил тебя во всем.
— Что вполне понятно, — сказала она, отпивая еще один маленький глоток. — Мне это нравится.
Он неожиданно улыбнулся одной из тех улыбок, от которых у нее по спине пробегали мурашки.
— То, что ты пьешь, вовсе не текилы. Текилы свалила бы тебя с ног. Ей показалось, что в его голосе прозвучал самый многообещающий намек за все две недели, и она с надеждой взглянула на него, но тут же поняла, что он думал совсем о другом, и улыбка слетела с ее губ.
— Ты знаешь, почему я сегодня здесь?
— Тебя abuela прислала. Все в порядке, — заявил он. — Я не сержусь.
Но ему это явно не нравилось.
— Я пришла сказать тебе, что я… ну, не возражаю против того… Она запуталась, и язык перестал ей подчиняться: а что, если он и не хочет от нее таких заявлений?
— Не возражаешь против чего?
— Против того, чтобы у нас была нормальная семья… против того, чтобы попробовать еще раз. Просто мне нужно было время обдумать это. — У нее получалось вовсе не так складно, как хотелось.
— Так, значит, теперь ты все обдумала. Очень рассудительно с твоей стороны, — невыразительно сказал он. — Но ведь это ты. А не я. Ты не хотела спешить, не хотела решать все с бухты-барахты, что и понятно, ведь для тебя это неважно. А обо мне ты подумала?
Сара ошеломленно смотрела на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Пока ты в течение двух недель взвешивала все за и против, что происходило со мной? Об этом ты подумала? Наверняка я тоже присутствовал в этих твоих за и против… — Золотистые глаза смотрели на нее с едва сдерживаемой яростью. — Тебе понадобилось целых две недели, в то время как я решился меньше чем за двадцать четыре часа!
Сара проглотила ком в горле, не понимая, почему он, собственно, сердится.
— Как ты только что сказал, я — не ты. Мне и в голову не приходило, что я могу здесь не остаться, не рискуя потерять Джилли и Бена.
Он смотрел на нее сверкающим взглядом.
— Не вмешивай их в это дело!
Тут только Сара поняла, что его так рассердило, но сдаваться она не собиралась. Ни за что! Ему не понравилось, что она жила здесь только из-за детей? Но ведь он не остановился перед тем, чтобы притащить ее сюда, в Испанию, даже не потрудившись успокоить ее!
— Когда я взвешивала все за и против, ты весил очень много.
— Я не хочу, чтобы меня взвешивали, как мешок с зерном, — с болью в голосе бросил он. — Я тебя не взвешивал.
Она почувствовала, как в нем закипает гнев. Заметив, как напряглось его мощное тело, она вдруг поняла, наконец-то поняла, хотя ей и трудно было в это поверить, что для него чрезвычайно важно, что она о нем думает. И потому сейчас он так мучительно искал слова, которые могли бы причинить ей боль, ранить ее. Сердце перевернулось у нее в груди и бешено заколотилось. Она вдруг почувствовала себя невероятно щедрой.
— Зачем, ты думаешь, я напялила на себя это идиотское платье? Я пришла, чтобы… э-э-э… соблазнить тебя, — с трудом вымолвила она.
— Que? — пробормотал он, потрясенный.
— Мне показалось, что глоток спиртного мне поможет. Честно говоря, я не смогла продумать все до мелочей и теперь не совсем себе представляю, что делать дальше, — отрывисто призналась она.
Рафаэль тяжело дышал, как человек, одним махом взбежавший на холм в надежде, что увидит оттуда прекрасный вид, но так ничего и не увидевший. — Ты хочешь затащить меня в постель? — яростно спросил он. — Тебе просто нужен мужик!
Эта неожиданная реакция ошеломила Сару. Но когда она наконец поняла смысл того, что он хотел сказать, терпение ее лопнуло. Волна злости и боли охватила ее, и она вскочила на ноги.
— Да! В данный момент просто мужик для меня был бы более привлекателен! — задыхаясь от ярости, заявила она. — Слепец! Неужели ты думаешь, что я легла бы с тобой в постель, если бы не любила тебя?! Я никогда бы на это не пошла — слишком мало, чтобы заставить меня забыть о моих принципах! Мне нужен ты, и если ты думаешь, что мне это нравится, ты просто дурак!
Глава 10
— Оригинальное признание в любви, — хрипло сказал Рафаэль.
Сообразив вдруг, что, вместо того чтобы сбить с него спесь, она добилась как раз обратного и выдала себя с головой, Сара еще больше разозлилась.
— Ты сам упустил свой шанс! — гневно заявила она. — И не дай тебе Бог когда-нибудь заговорить об этом вновь! Что до меня, так между нами ничего не произошло!
— Но почему я это должен забыть? — Улыбка, заигравшая у него на лице, совершенно преобразила его. — В конце концов, я тоже тебя люблю.
— И когда тебе это пришло в голову? Только что?
— Рог Dios, querida — я люблю тебя! — яростно заявил он.
— И именно поэтому ты спал тут, обращаясь со мной как с мебелью или чем-то в этом роде?..
К горлу у нее подступил горький ком, а на глазах выступили слезы. В водовороте чувств, захлестнувших ее, ей вдруг отчаянно захотелось ему поверить.
— Или как с человеком, до которого мне всегда хочется дотронуться, мягко закончил за нее он. — Ты же сама заявила, что не хочешь меня.
— Мне казалось, что ты любишь кого-то другого.
— Кого же?
— Откуда мне знать? — смущенно пробормотала она. — Когда я спросила тебя, что будет, если ты вдруг полюбишь кого-нибудь еще, ты выглядел так, будто… будто что-то скрываешь от меня.
— Естественно! Поставь себя на мое место! Ведь ты спросила это походя, будто тебе до меня нет никакого дела! — возразил он. — Мне было больно, потому что я люблю тебя, Сара, — произнес он, наслаждаясь каждым звуком ее имени, и по ногам ее пробежала дрожь, но она постаралась не впадать в панику.
— Я хочу тебе верить, но…
— Никаких «но». — Он положил палец на ее вздрагивающие губы. — Я готов всю оставшуюся жизнь доказывать тебе, что это именно так. В Англии я сказал тебе, что уже в первую ночь знал, что сделаю. Я знал, что еще люблю тебя, но не хотел этого показывать. — Он решительно обнял ее, лишая возможности сосредоточиться. — Но я только и думал о том, кто тебя обнимает.
— А как насчет того странного существа, которое лапало тебя в тот вечер? — пробормотала Сара, не позволяя закрыть себе рот.
— У меня нет привычки разрешать себя лапать при всех. — Щеки его потемнели. — Может, это и звучит по-детски, но мне очень хотелось, чтобы ты видела, что есть женщины, которым я небезразличен. Это была гордость, это было…
— …отвратительно, — безжалостно закончила за него Сара, успокоившись, а его неожиданная улыбка окончательно сбила ее с толку.
— Ты не смогла скрыть свои чувства, и меня это сильно озадачило. Поэтому я и отправился по твоим следам…
— Ты ехал за машиной Гордона?
— Я не думал о том, что делаю… Ты так странно себя повела, — пробормотал он. — А потом появилась Джилли, а потом… какой-то провал. Я уже и не помню, что говорил. Я был уничтожен.
Сара вдруг открыла для себя, что под свитером у него ничего не было.
Ее рука скользнула под резинку и жадно гладила теплую, покрытую жесткими волосами кожу. К своему удовольствию, она почувствовала, как от ее прикосновения он задрожал. Впившись пальцами в ее волосы, он заставил ее откинуть назад голову и жадно припал к ее губам. От такого необузданного порыва она чуть не упала. Тяжело переводя дух, он отпустил ее распухшие губы и что-то страстно пробормотал на испанском.
— Дважды мы были близки, — простонал он, — и оба раза я терял самообладание и вел себя как чудовище. На сей раз этого не повторится.
— Ты потерял самообладание? Мне казалось, что ты просто экспериментируешь.
Он с улыбкой поднял ее на руки.
— А я думал, что экспериментируешь ты. Я едва сдержался, чтобы не наброситься на тебя в холле. — Он нахмурился. — Тебя это смущает?
— Меня это восхищает, — прошептала она, прижимаясь к нему щекой. Можешь повторить. И можешь быть чудовищем.
Он положил ее на узкую кровать в голой, почти монашеской маленькой комнатке и тщательно разгладил ее сбившуюся юбку.
— Коктейль здорово ударил тебе в голову. Думаю, сегодня лучше воздержаться.
— Почему?
Выведенная столь жестоко из состояния предвкушения чувственного удовольствия, она ухватилась за его свитер, пытаясь удержать его около себя.
— Завтра ты еще подумаешь, что я все это специально подстроил. Лучше уж я подожду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23