ведь совершенно очевидно, что оба убийства совершило одно и то же лицо…– Но, – прервал его Маркхэм, – у Спотсвуда не менее убедительное алиби для той ночи, когда была убита Канарейка. Почему от подозрений можно освободить одного и нельзя другого?– Очень жаль, но я не могу согласиться с вами. Одно дело – находиться в постели в известном всем лечебном учреждении, будучи окруженным неподкупными и незаинтересованными свидетелями, быть там и до и во время события; но быть без свидетелей в квартире леди, как был Спотсвуд в тот роковой вечер, за несколько минут до ее смерти, а затем в такси одному около пятнадцати минут – это дело другое. Насколько мы знаем, никто собственно и не видел леди живой после отъезда Спотсвуда.– Но доказательство того, что она была жива и говорила с ним – неопровержимо.– Справедливо. Я признаю, что мертвые женщины обычно не кричат и не зовут на помощь, а потом не беседуют со своим убийцей.– Понимаю. – Маркхэм говорил с сарказмом. – Вы думаете, что это был Скил, изменивший свой голос.– О, господи! Нет. Что за остроумное предположение! Скил совсем не хотел, чтобы его обнаружили. Зачем бы он стал проявлять такой идиотизм? Это, конечно, не объяснение. Когда мы найдем ответ, он будет прост и понятен.– Это звучит ободряюще, – улыбнулся Маркхэм. – Но продолжайте свои обоснования виновности Спотсвуда.– Таким образом, трое из моего квартета были возможными убийцами, – повторил Ванс. – Основываясь на этом, я предложил вечер светских развлечений, чтобы положить их всех под психологический микроскоп, если так можно выразиться. Должен признаться – вначале я думал, что убийство совершил Кливер или Мэнникс, так как по их собственным утверждениям любой из них мог бы совершить его, не приходя в противоречие с известными нам обстоятельствами дела. Поэтому, когда вчера вечером Мэнникс отклонил ваше предложение играть в покер, я сначала устроил испытание Кливеру. Я подмигнул мистеру Аллену, и он немедленно начал осуществлять свой план.Ванс остановился и поднял глаза.– Может быть, вы припомните ход событий? Было каре валетов, Аллен сделал Кливеру флеш, а мне дал трех королей. У остальных на руках была такая мелочь, что они вынуждены были спасовать. Я начал игру, Кливер остался. На прикупе Аллен дал мне еще одного короля, а Кливеру карту, нужную ему для полного флеша. Дважды я предлагал небольшую сумму, и оба раза Кливер подымал ставки.Наконец, я предложил ему открыть карты и, конечно, он выиграл. Ему ничего не оставалось делать, как выиграть. Но он играл уверенно. Раз я начинал игру и прикупил две карты, высшая комбинация, которая могла быть у меня – четыре одинаковых карты. Кливер это знал, а имея стрит-флеш, он знал также еще до того, как я предложил поднять ставки, что я побит. Я сразу понял, что он не тот человек, которого я ищу.– Почему?– Маркхэм, игрок в покер, который подымает ставки с постоянной уверенностью в выигрыше, не имеет самоуверенности тонкого и в высшей степени способного игрока, настоящего игрока. Этот человек не пойдет на огромный риск с незначительными шансами на победу, потому что он в некоторой степени обладает тем, что психологи называют комплексом низменных свойств, и инстинктивно цепляется за каждую возможность защитить и возвысить себя. Короче – он не полноценный, не настоящий игрок. А человек, который убил Оделл, был великим игроком, способным поставить все на один поворот колеса – ведь, убивая ее, он так и поступил. И только игрок, чья огромная самоуверенность заставляла его презирать игру наверняка, мог совершить такое преступление. Поэтому Кливер оказался вне подозрений.Теперь Маркхэм слушал внимательно.– Испытание, которому я немного спустя подверг Спотсвуда, – продолжал Ванс, – сначала предназначалось Мэнниксу, но он не играл. Впрочем, это не имело значения, так как если бы мне удалось освободить от подозрений Кливера и Спотсвуда, то Мэнникс, без сомнения, и был бы тем, кто нужен. Конечно, я готовил еще кое-какую проверку для подкрепления этого факта, но все оказалось ненужным. Испытание, которое, я предложил Спотсвуду, было достаточно хорошо объяснено самим этим джентльменом. Как он сказал, вряд ли бы один игрок из тысячи стал бы играть на все, не имея на руках ничего и зная, что у противника сильная комбинация. Это было великолепно, превосходно! Вероятно, это был самый замечательный блеф в истории покера. Я не мог не восхищаться им, когда он спокойно подвинул вперед все свои фишки, зная, как и я, что у него ничего нет на руках. Вы понимаете, он поставил все на свою уверенность, что он сможет проследить ход моих мыслей шаг за шагом и в конце концов перехитрит меня. Для этого требовалась смелость. И для этого требовалась также доля самоуверенности, которая никогда не позволила бы ему играть наверняка. Психологические принципы этой игры идентичны с принципами убийства Оделл. Я угрожал Спотсвуду своими картами точно так же, как, несомненно, угрожала ему девушка, и вместо того чтобы пойти на компромисс, вместо того чтобы открыться или сдаться мне, он пошел напролом; он предпочел один превосходный удар, хотя это значило рисковать всем… Господи помилуй, Маркхэм, неужели вы не видите, как характер этого человека, так ярко обнаружившийся в игре, соответствует психологии преступления?Маркхэм немного помолчал. Очевидно, он взвешивал слова Ванса.– Но вы сами, Ванс, вы сами не были уверены в то время, – заметил он, наконец. – Право, вы казались озабоченным и сомневающимся.– Верно, старина. – Я был страшно озабочен. Психологическое доказательство виновности Спотсвуда появилось так неожиданно. Я не искал его, понимаете. После того как Кливер был освобожден от подозрений, по отношению к Мэнниксу у меня, так сказать, было подозрение, потому что материальные доказательства невиновности Спотсвуда, то есть кажущаяся физическая невозможность для него задушить леди, произвели на меня впечатление. Я не совершенство. И даже когда я обнаружил, что психологическая природа Спотсвуда совершенно совпала с психологическими факторами убийства, я все еще сохранял сомнения по отношению к Мэнниксу. Очень возможно, что он точно так же сыграл бы эту партию, как Спотсвуд. Вот почему после окончания покера я завел с ним разговор об игре. Я хотел проверить его психологическую реакцию.– И, однако же он поставил все на один поворот колеса, как вы это называете.– О, но совсем не так, как Спотсвуд. По сравнению со Спотсвудом, Мэнникс осторожный и робкий человек. Начнем с того, что он имел равные возможности и равные ставки со мной, тогда как у Спотсвуда не было ни одного шанса – его комбинация была бесполезной. Но он поставил все на чистый расчет. Это была игра высшей марки. Мэнникс же просто подбрасывал монету, имея равные шансы на выигрыш. Более того, у него не было ни малейшего расчета; здесь не было ни планирования, ни смелости. Но, как я сказал вам с самого начала, убийство Оделл было подготовлено и тщательно продумано, с тонким расчетом и огромной дерзостью… А какой истинный игрок попросит противника удвоить ставки на второе подбрасывание монеты, а затем примет предложение удвоить их еще раз? Я намеренно испытывал Мэнникса таким образом, чтобы избежать любой возможности ошибиться. Я не просто исключил его поэтому из числа подозреваемых – я вычеркнул его навсегда, полностью. Это стоило мне тысячу долларов, но это избавило меня от долгих сомнений. И потом я узнал, что, несмотря на все материальные доказательства противоположного, Спотсвуд, именно Спотсвуд, покончил с леди.– Теоретически ваши выкладки правдоподобны. Но боюсь, что применить их на практике я не смогу. – Я чувствовал, что Маркхэм находится под большим впечатлением от рассказанного, чего не хочет показать. – О, черт побери! – взорвался он через секунду. – Ваши доводы разрушают все разумные аргументы, ну посмотрите сами. – Он смог наконец высказать свои сомнения. – Вы говорите, что Спотсвуд виновен. И все же мы имеем неопровержимые доказательства, что через пять минут после того, как он вышел из квартиры, девушка закричала и позвала на помощь. Он стоял возле телефонного щита и вместе с Джессапом подошел к двери, где имел с ней короткий разговор. Она, несомненно, была тогда жива. Затем он вышел через парадный вход, сел в такси и уехал. Через пятнадцать минут судья Редферн увидел, как он выводит из такси перед клубом – почти в сорока кварталах от дома Оделл! Добраться до клуба в меньшее время для него было невозможно. Более того, мы имеем показания шофера. Спотсвуд просто не имел ни возможности, ни времени совершить убийство между без двадцати двенадцать и без десяти двенадцать, когда он встретился с судьей Редферном. И вспомните, что он играл здесь, в клубе до трех часов ночи, в то время как совершалось убийство.Маркхэм яростно затряс головой.– Ванс, человек не может обойти эти факты. Они твердо установлены и они отвергают виновность Спотсвуда так же решительно, как если бы в ту ночь он был на Северном полюсе.Ванс был непоколебим.– Я согласен со всем, что вы сказали, – заявил он. – Но, как я утверждал и раньше, когда материальные и психологические факты вступают в конфликт, то материальные факты ложны. В данном случае они, может быть, не ложны, но они обманчивы.– Очень хорошо! – Это было уже слишком для нервов Маркхэма. – Покажите мне, как Спотсвуд мог задушить девушку и разгромить квартиру, и я прикажу Хэсу арестовать его.– Очень жаль, но, клянусь вам, что я не могу этого сделать, – дружески заверил его Ванс. – Всезнание мне чуждо. Но я уже сделал все, чтобы указать вам преступника. Я никогда не обещал вам разъяснить его технику, знаете ли.– Ах вот как! Вашей хваленой проницательности хватает только на это. Ну что ж, с данного момента – я прокурор высших психологических наук, и я торжественно заявляю, что девицу Оделл убил доктор Крипмен. Правда, Крипмен умер, но этот факт не мешает моим новоизобретенным способам дедукции. Природа Крипмена, видите ли, целиком совпадала со всеми признаками убийства. Завтра я подам заявку на эксгумацию.Ванс посмотрел на него с шутливым укором и вздохнул.– Я чувствую, что мой гений будет признан посмертно. В настоящее время я выношу нападки толпы с твердым сердцем. Моя голова окровавлена, но не склонена.Он взглянул на часы и как будто что-то вспомнил.– Маркхэм, – сказал он, – у меня в три часа концерт, – у нас час времени еще в запасе. Я хочу еще раз взглянуть на эту квартиру. Трюк Спотсвуда – а я более чем уверен, что это трюк, – был разыгран там; и если суждено когда-нибудь найти объяснение, мы должны искать его на месте событий.Мне показалось, что Маркхэм, несмотря на свое энергичное отрицание виновности Спотсвуда, не был полностью убежден. Поэтому я не удивился, когда он, почти не протестуя, принял предложение Ванса еще раз побывать в квартире Оделл. ГЛАВА 29«АНДАНТЕ» БЕТХОВЕНА(вторник, 18 сентября, 2 ч. дня) Через полчаса мы снова входили в главный холл небольшого дома на 71-й улице. Спайвли, как обычно, дежурил у щита. В общей приемной, под лестницей в кресле растянулся полицейский с сигаретой во рту. Увидев прокурора, он вскочил.– Когда вы собираетесь докопаться до конца, мистер Маркхэм? – спросил он. – Это дежурство подрывает мое здоровье.– Надеюсь, что очень скоро, – сообщил ему Маркхэм. – Были еще какие-нибудь посетители?– Никого, сэр. – Он подавил зевок.– Дайте нам ключ от квартиры. Вы были внутри?– Нет, сэр, было приказано оставаться снаружи.Мы прошли в гостиную убитой. Занавески были все еще подняты, и солнце заливало комнату. Ничто не было тронуто с места, даже перевернутые стулья не были поставлены. Маркхэм отошел к окну, заложив руки за спину, подавленно наблюдая всю сцену. В нем росла растерянность, и он следил за Вансом с циничной усмешкой, явно деланной. Ванс, закурив сигарету, начал обследовать обе комнаты, внимательно разглядывая каждый предмет. Наконец, он вошел в ванную комнату и оставался там несколько минут. Когда он вышел, у него было полотенце с темными пятнами.– Это Скил уничтожил свои отпечатки пальцев, – сказал он, бросая полотенце на постель.– Чудовищно! – воскликнул Маркхэм. – Это, конечно, изобличает Спотсвуда!– Ну, вовсе нет. Но это подкрепляет мою теорию.Он подошел к туалетному столику и уставился на крошечный серебряный пульвелизатор.– Леди употребляла «Шипр», – пробормотал он. – Почему они все такие однообразные?– А чем это подтверждает вашу теорию?– Дорогой Маркхэм, я растворяюсь в атмосфере. Моя душа настраивается на созвучие с вибрацией квартиры. Дайте ей спокойно настроиться. Мне в любой миг может быть какое-нибудь видение.Он продолжал кружить по квартире, затем вышел в главный холл и остановился, придерживая дверь ногой и оглядываясь с напряженным вниманием. Вернувшись в гостиную, он сел на край стола красного дерева и предался мрачным размышлениям. Через несколько минут он сардонически ухмыльнулся в сторону Маркхэма.– Ну, я скажу вам! Это проблема!– Я так и думал, – язвительно отозвался Маркхэм, – что вы рано или поздно пересмотрите свои выводы в отношении Спотсвуда.Ванс глядел в потолок.– Вы чертовски неподатливы, знаете ли. Вот я стараюсь извлечь вас из дьявольски неприятного положения, а вы ограничиваетесь едкими замечаниями, рассчитывая угасить мой юношеский пыл.Маркхэм отошел от окна и сел на ручку дивана, лицом к Вансу. Его взгляд был озабочен.– Ванс, не поймите меня превратно, Спотсвуд ничего для меня не значит. Если это сделал он, то я хотел бы знать как. Пока это дело не окончено, меня безбожно терзают газеты. Не в моих интересах вам мешать. Но ваше заключение насчет Спотсвуда немыслимо. Тут слишком много противоречивого.– Вот в этом-то и дело! Факты уж слишком противоречат. Они слишком хорошо совпадают, они почти так же совершенны, как формы статуи Микеланджело. Видите ли, они слишком хорошо скоординированы, чтобы быть просто случайным стечением обстоятельств. Они тщательно обдуманы.Маркхэм поднялся и медленно вернулся к окну, уставившись на маленький дворик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32