Он пришел ровно в девять, высокий, предпочитающий сигаретам трубку, в очках со стальной оправой.
— Доброе утро, мистер Гонт, — поздоровался он и положил на мой стол лист бумаги.
Я взял его. Заявление об отставке, о котором шла речь накануне. Я посмотрел на Уинанта.
— Я подумал, что могу принести его сам, раз уж вы вызвали меня на ковер.
Я улыбнулся.
— Благодарю.
Фогарти принесла мне кофе. Не забыла и чашечку для Уинанта.
— Меня ни с кем не соединять, — попросил я мисс Фогарти, прежде чем она покинула нас. Пригубил кофе, а уж затем начал задавать вопросы.
— Мистер Уинант, как у нас обстоят дела с цветом?
— Подготовка к переходу на цветное изображение, в принципе, закончена.
— И что теперь?
— Мы ожидаем.
— Чего?
— Как его примут, — выдавил он. — Эн-би-си…
— Меня Эн-би-си не интересует, — оборвал его я. — И вы работаете в «Синклер телевижн». Чего мы ждем?
— Я — инженер, — ответил он. — И не определяю политику компании.
Тут я улыбнулся.
— Вижу, мы начинаем понимать друг друга.
На его лице отразилось недоумение, а потому я поспешил ему на помощь.
— Если я скажу вам, что переход на цветное изображение — наша главная стратегическая линия, когда наши зрители увидят цветную картинку?
Он заметно оживился.
— К следующему сентябрю все наши телестанции смогут работать в цвете.
— А возможно уже к Новому году перевести на цвет Нью-Йорк, Чикаго и Лос-Анджелес?
— Времени маловато.
— Я знаю.
Он задумался, постукивая пальцем по чубуку. Посмотрел на меня.
— Если вы сегодня даете «добро», я это сделаю.
— Так делайте. «Добро» вами получено.
Он поднялся.
— Цветное изображение вы получите. Вас не интересует, во что это обойдется?
— Если бы интересовало, я бы спросил. Пришлите счет. Я его подпишу.
Он двинулся к двери, но я остановил его на полпути.
— Одну минуту, мистер Уинант.
Он обернулся. Я держал в руках его заявление.
— Вы сказали, что к Новому году я увижу цветную передачу, так?
— Да, если включите телевизор в Нью-Йорке, Чикаго или Лос-Анджелесе.
— Хорошо, если вы сумеете это сделать, заявление я порву.
Он переступил с ноги на ногу, улыбнулся.
— С тем же успехом вы можете порвать его прямо сейчас.
Я проводил его взглядом. А когда за ним закрылась дверь, порвал заявление надвое. Интуиция подсказывала мне, что он не подведет. Обе половинки я положил в конверт, написал на нем «Мистеру Уинанту», вызвал Фогарти и попросил ее отослать конверт адресату.
Мне предстояло сформировать свою команду. Так почему не начать с Уинанта?
Джек позвонил около часа дня.
— Я только что говорил с моим филиалом в Лос-Анджелесе. Все документы готовы. Когда ты сможешь поехать туда, чтобы их подписать?
— Завтра.
— Отлично, — он рассмеялся. — Чувствуешь, какая оперативность: УАМ — это класс!
— Кто же спорит, — поддакнул я.
— Уорлд артист менеджмент, — просмаковал он название своей фирмы.
— Перестань хвастать, — оборвал я его. — Теперь мне надо подстраховаться.
— О чем ты говоришь, Стив! — взвился Джек. — Да с такими картинами…
Вновь я не дал ему договорить.
— Нужна затравка. Чтобы оторвать зрителей от других каналов, — я на мгновение задумался. — Кто-нибудь из звезд может поработать на нас час в неделю?
— Ты сошел с ума. Их время расписано по минутам.
— Для того-то мне и нужна твоя контора. Отправляйся на поиски, — и я положил трубку.
Тут же зазвонил телефон.
— Мисс Синклер хочет поговорить с вами, — известила меня Фогарти.
Я нажал на клавишу.
— Да, Барбара?
— Я тебя люблю.
— Ты чокнулась, — я рассмеялся.
— Нет, я серьезно, — с жаром возразила она. — Я тебя люблю. Ты существуешь. Тебя можно потрогать. Ты рядом.
— Как ты себя чувствуешь?
— Отлично. У меня праздник.
— И что ты сейчас делаешь?
— Завтракаю в твоей постели. Крошки я потом стряхну, не волнуйся. Я попросила прикатить в спальню телевизор и смотрю его.
Я заинтересовался.
— И что же ты смотришь?
— Старый фильм с участием Джаны Рейнольдс. Господи, как же она поет!
— Да, петь она умеет, — я нажал кнопку на пульте дистанционного управления. «Синклер ти-ви» показывало викторину. Я переключил канал. Дневной спектакль.
— По какому каналу? — спросил я, чтобы не терять времени.
Барбара рассмеялась.
— Только не говори отцу. Эй-би-си.
Я нажал нужную кнопку, но появившуюся на экране Джану Рейнольдс тут же сменил рекламный ролик. Я убрал звук.
— Мне тут нравится, — продолжала Барбара. — Один из официантов назвал меня миссис Гонт. Даже не хочется идти домой.
— Понятно, — рассеянно ответил я, не сводя глаз с экрана.
— Когда ты вернешься?
— А что?
— Я заказала для нас обед. Икра, мясо, шампанское, свечи, — она захихикала. — И купила в одном из магазинчиков отеля роскошный пеньюар.
— Сколько я доставил тебе хлопот, — я все еще смотрел на экран. Рекламный ролик никак не кончался. — Надеюсь, ты не очень устала.
— Совсем нет. Более того, мне показалось, что моими стараниями твой престиж поднялся на сто процентов.
— Только за счет цен бюро обслуживания. Обычно я обхожусь без их услуг.
— А ты внеси мои траты в расходный счет. Скажи отцу, что деньги потрачены на какую-то шишку, очень важную для компании. Крупного держателя акций. В конце концов, мама оставила мне пятнадцать процентов акций «Синклер бродкастинг».
— Ты меня уговорила. А теперь освобождай телефон.
Мне надо работать.
— Я тебя люблю, — и в трубке раздались гудки отбоя.
Я клал ее на рычаг, когда на экран вернулась Джана Рейнольдс. Фильм вышел на экраны пятнадцать лет назад, в пору ее расцвета, когда в свои двадцать пять она играла девятнадцатилетнюю и не казалась и годом старше. Жаль, конечно, что эта лафа кончилась.
Возраст взял свое. Возраст, плюс три неудачных брака, спиртное, наркотики, попытки самоубийства. Все это отнимало слишком много энергии. И не проходило бесследно.
В фильмах Джану больше не снимали. На экране блистали другие девятнадцатилетние. Но, несмотря ни на что, голос продолжал служить ей. А потому иногда она давала концерты и выступала в ночных клубах. Публика по-прежнему любила ее и стекалась толпами, чтобы увидеть своего кумира наяву, а потом обязательно случался скандал, подробности которого выплескивались на первые полосы газет. То она отключалась до выхода на сцену, то выходила-таки к микрофону, но падала в зал. Короче, писали о ней постоянно. Она оставалась звездой.
Я вздрогнул. Она все еще звезда. И потянулся к телефону, прежде чем идея оформилась окончательно. Звезда! Я же просил Джека найти мне именно звезду.
— Да ты просто псих! — завопил он.
— Кто ее агент?
— Нет у нее агента, — отрезал он. — Никто не хочет иметь с ней дело. Она судилась со всеми, кто с ней работал.
— А сколько получит агент, если ей положат сто тысяч за появление на экране раз в неделю?
— Десять процентов, — без запинки ответил Джек.
— А не сможешь ли ты вести ее дела за эти десять «кусков»?
Последовала короткая пауза.
— Ты меня уговорил. За десять тысяч долларов в неделю я готов работать хоть на Адольфа Гитлера.
Я, собственно, в этом не сомневался. Такую уж Джек выбрал профессию. А на обед, заказанный Барбарой, я не попал. Ночным рейсом улетел в Калифорнию.
Глава 9
А три месяца спустя я свернул в переулок у кинотеатра на Вайн-стрит, из которого через пять минут, ровно в пять по местному времени, мы начинали прямую трансляцию нашей новой передачи. Пять часов в Калифорнии — восемь в Нью-Йорке.
За кулисами царил бедлам. Воздух буквально гудел от внутреннего напряжения. Я с трудом протиснулся мимо рабочих сцены, перетаскивающих декорации, следуя последним указаниям режиссера. По полу змеились провода. Давно я уже не видел такого количества камер на крошечном пятачке.
Я выглянул в зал. Набит битком, ни одного свободного кресла. И все в ожидании уставились на еще опущенный занавес. Режиссер ходил по сцене, проверяя, все ли в порядке. Я ему кивнул, но он, похоже, даже не заметил меня.
Внезапно он застыл как вкопанный.
— Где Джана?
Его помощник завертел головой.
— Только что была здесь.
— Идиот! — заверещал режиссер. — Теперь-то ее нет. Немедленно привести!
— Я видел, как она шла в свою гардеробную, — подсказал кто-то из рабочих сцены.
— Привести ее! Привести! — режиссер разве что не бился в истерике.
— Две минуты до выхода в прямой эфир, — услужливо сообщили по громкой связи.
Помощник режиссера, сорвал наушники, бросил их на пол и помчался к гардеробной. За ним последовали несколько ассистентов и я.
Помощник режиссера постучал в дверь.
— Две минуты до выхода в эфир, мисс Рейнольдс.
Никакой реакции.
Он постучал вновь.
— Две минуты…
Я протолкался сквозь толпу у двери гардеробной.
— Откройте дверь.
Он толкнул ее. Повернулся ко мне.
— Не могу. Она заперта.
Я отстранил его, ударом ноги вышиб замок, вошел в гардеробную вслед за распахнувшейся дверью.
Джана уставилась на меня, с бутылкой в одной руке, полным стаканом — в другой.
— Убирайтесь отсюда! — взвизгнула она. — Я не выйду на сцену.
Она поднесла стакан ко рту, но я выбил его из ее руки, прежде чем она выпила хоть каплю. За стаканом последовала и бутылка. Джана едва не влепила мне пощечину, но я успел перехватить ее руку.
— Отпусти меня, сукин ты сын! — она вырывалась изо всех сил. — Я хочу выпить!
Но я держал ее крепко.
— Никакой выпивки. Так мы уговаривались. Вам пора на сцену!
— Не пойду, ублюдок ты этакий! — и плюнула мне в яйцо. — Не пойду. Ты хитростью заманил меня сюда. Они пришли не для того, чтобы слушать, как я пою! Они хотят съесть меня живьем! Они видят во мне чудовище.
Вот тут я врезал ей от души. Пусть и открытой ладонью. По правой щеке. В маленькой комнате пощечина грохнула, словно разрыв снаряда, а Джану отбросило на диван у дальней стены.
— Одна минута до выхода в прямой эфир! — донеслось из динамиков громкой связи.
Я пересек гардеробную и рывком поднял ее с дивана.
Она смотрела на меня полными ужаса глазами.
— Ты, сука, пойдешь на сцену! Я вытащил тебя из канавы не для того, чтобы занимать эфирное время заставками. Если ты меня подведешь, то твоим адвокатам не придется улаживать конфликт. Потому что прямо отсюда тебя увезут на кладбище.
И отвесил ей вторую оплеуху, чтобы она поняла, что шутить я не собираюсь. А затем поволок ее на сцену. Толпа у двери раздалась в стороны, давая нам пройти.
Когда мы дошли до кулис, операторы уже прильнули к окулярам телекамер. А диктор объявлял: «Эс-ти-ви представляет… „ДЖАНА РЕЙНОЛЬДС… С ВАМИ“
Она повернулась ко мне. Голос ее дрожал.
— Я не могу… не могу… Я боюсь!
— Я тоже, — развернул Джану спиной к себе и дал ей такого пинка, что она через все провода и кабели вылетела на середину сцены.
Не упала она только чудом. Взмахнув руками, удержалась на ногах, глянула на меня. Я улыбнулся и, подбадривая ее, показал кулак с поднятым большим пальцем. Она повернулась к залу, и тут же поднялся занавес.
Оркестр заиграл мелодию одной из ее самых популярных песен, но почти минуту никто не слышал ее голоса из-за шквала аплодисментов. Песню эту знали все. «Пою от сердца». Впервые она исполнила ее в пятнадцать лет.
Я стоял, наблюдая за Джаной. И не верил своим глазам. Голос ее остался неподвластен времени. Пусть не такой молодой, не такой сильный, он, как и прежде, чаровал слушателей. Она пела четырнадцать минут, до начала первого рекламного ролика.
За кулисы она вернулась вся в поту и буквально рухнула на меня. Ее била дрожь. Зал неистовствовал.
— Я им понравилась, — прошептала она, словно не веря своим ушам.
— Они от вас без ума, — я развернул ее лицом к, сцене. — Идите и поклонитесь им.
Она посмотрела на меня.
— Но мы же выбьемся из графика.
— Ну и что, — я подтолкнул ее к сцене. — Передача называется «Джана Рейнольдс… с вами».
Она вышла и поклонилась зрителям. И, сияя, как медный таз, направилась за кулисы.
— А теперь поскорее переодевайтесь, — напутствовал я ее.
Она на ходу чмокнула меня в щеку и поспешила в свою гардеробную. Я проводил ее взглядом. И так никогда и не сказал ей, что ее поклон не увидели те, кто сидел у телевизоров. Ибо рекламный ролик не прерывается ни при каких обстоятельствах.
Потом я отправился на розыски парочки, которую мы наняли, чтобы присматривать за Джаной Рейнольдс. И в конце концов нашел их в маленьком просмотровом зале далеко за сценой. Она прыгала вверх-вниз на его члене.
Увлеченные этим занятием, они и не заметили моего появления.
Я быстро подошел к ним. Сунул руки девушке под мышки, поднял ее.
— Какого черта… — пробурчал мужчина.
Девушка распласталась на полу.
— Я сверлил его взглядом, пока он застегивал ширинку.
— Где вы были, когда в зале погасили свет?
— Мы привели ее в театр, — оправдывался он.
Девушка уже поднялась.
— Вам поручили не отходить от нее ни на шаг. Ни на минуту.
— Когда мы оставили ее в гардеробной, она была в полном здравии, — подала голос девушка.
— И что из этого? Вы не имели права оставлять ее одну. Вы уволены.
Двадцать минут спустя я нашел новую пару охранников. Тщательно разобъяснил им, что к чему. Они кивнули, понимая, о чем идет речь. Такая работа не была для них внове. Голливуд славился выходками звезд.
— После второго выступления вы отвезете ее домой, — добавил я. Первое предназначалось для восточной и центральной часовых зон, второе — для западной. — Во вторник привезете ее сюда на репетицию и останетесь с ней.
Она ни на секунду не должна оставаться одна. Ест ли она, спит, трахается, один из вас должен быть рядом. Это ясно?
Я взглянул на часы. Без четверти шесть. Пора двигаться, если я хочу успеть на семичасовой рейс в Нью-Йорк.
По пути я остановился у монитора. Она снова пела, ослепительно красивая.
Внезапно на меня навалилась усталость. Я уже и не знал, смогу ли сотворить еще одно чудо. Хотелось забраться в берлогу и проспать целую неделю. Но времени не было.
Я хотел попасть в Нью-Йорк следующим утром, чтобы успеть к очередной выборке Нельсена.
Глава 10
Я принял таблетку снотворного, чтобы поспать в самолете, но так и не смог сомкнуть глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40