Ужасно.
Денби встал. Он испытывал необычайную нежность к Бруно, желание его защитить, и в то же время ему страстно хотелось, чтобы Майлз предложил ему выпить. Хотелось, чтобы его пригласили остаться, приветили, чтобы Майлз утешил его. Хотелось поговорить с ним о прошлом.
– Бруно держится молодцом.
– Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Так когда мне прийти? – Майлз тоже поднялся.
– Конечно, Бруно может переменить решение, когда узнает, что ты собираешься навестить его. Может струсить.
– Ты полагаешь, он тоже боится?
– Да.
– Забавно, – сказал Майлз. – А я-то думал, что он и не вспоминает обо мне, особенно теперь.
Он улыбнулся. Зубы у него были острые, неровные, их было больше, чем нужно, впереди они находили один на другой, и это придавало его улыбке, которую Денби успел забыть, что-то неукротимое, волчье. Денби обычно презирал людей с некрасивыми зубами, но Майлза это не портило.
– Во всех случаях я позвоню тебе, – сказал Денби, продолжая неловко стоять. Он был выше Майлза. Об этом Денби тоже как-то забыл. Самое время для благословенного стаканчика джина. Если Бруно отменит встречу, пронеслось в голове у Денби, в следующий раз я увижу Майлза разве только на похоронах. И Денби слегка отодвинул кресло, что можно было расценить и как готовность попрощаться, и как готовность снова сесть. При этом он увидел голубой комочек во впадине между сиденьем и спинкой. Это был женский платок.
– Я никогда не видел твоей жены, – сказал Денби.
Майлз рассеянно взглянул на него и взялся за дверную ручку.
Я должен остановить его, подумал Денби, я хочу поговорить с ним о Гвен. С чего бы начать? Но он так и не смог ничего придумать. Сказал только:
– Бруно хотел познакомиться с твоей женой.
Ничего подобного Бруно не хотел.
– Ненужные эмоции, – сказал Майлз. – Все это совершенно бессмысленно. Совершенно.
И он стал спускаться по лестнице.
– Значит, вы говорили обо мне? – спросил Бруно, подозрительно взглянув на Денби.
– Да, – ответил Денби раздраженно. – Конечно, говорили.
Денби вернулся от Майлза сердитый, и Бруно не мог добиться, что же там произошло.
Денби стоял у окна с незадернутыми шторами, глядя в бурую тьму лондонской ночи. Бруно сидел, удобно устроившись среди подушек. Оба они потягивали шампанское. Светлое, небрежно накинутое покрывало усеяно было марками и разрозненными страницами «Ивнинг стандард», сверху лежал первый том «Пауков России», открытый на главе «Пауки Балтийского побережья».
– Ну и что вы обо мне говорили?
– Он спросил, как ты поживаешь, я рассказал ему про тебя, передал, что ты очень хочешь с ним встретиться, и…
– Не нужно было этого говорить.
– О боже…
– Я не уверен, что очень хочу с ним встретиться, – рассудительно произнес Бруно.
– Ну так определись же ты наконец, бога ради.
– Не понимаю, отчего ты так расстроен.
– Да не расстроен я, черт побери.
С тех пор, как он решил повидаться с Майлзом, или, во всяком случае, с того момента, как он отправил Денби к Майлзу, Бруно испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, надвигающаяся встреча с сыном вызывала у него какой-то животный страх, а с другой стороны, он боялся того, что ему придется пережить, если Майлз откажется прийти. С ума можно сойти. Но тут Денби, вернувшийся от Майлза, сразу успокоил его. Бруно к тому же охватывала жгучая досада при мысли о том, что Майлз и Денби, чего доброго, могут объединиться и начать строить против него козни. Денби скажет:
– Старый болван хочет увидеться с тобой. Ты уж потрафь ему.
– Он что, совсем спятил? – ответит Майлз. – Ну и сколько же он еще собирается коптить небо?
А почему бы им и не говорить о нем в таком тоне. Они молоды, здоровы, ничем не связаны. Еще он растроганно удивлялся – надо же, столь острые и разнообразные чувства могут возникать у такого старика. «Такого старика», – мысленно повторял он, пока не выступили слезы. Ему было приятно, что он не обратился в примитив под влиянием возраста и болезней. Он был таким же сложным, развитым существом, как и раньше. И даже еще более сложным, много более. Он плел паутину своих чувств, не обрывая ни единой ниточки. Хорошо, он увидится с Майлзом. Однако ничего нельзя было предсказать заранее, и это его пугало.
– Конечно, я хочу его видеть, – рассудительно продолжал Бруно, – и все же мне как-то не по себе. Не думай, что я помешался.
– Да я и не думаю. Мы с ним откровенно поговорили.
– Что значит откровенно? Как он выглядит?
– Слегка облысел.
– Ты всегда не любил его, Денби.
– Это он меня не любил. Я-то его как раз любил. Он был похож на Гвен. Да и сейчас тоже.
– Вот почему ты расстроился.
– Да. Еще шампанского?
– Спасибо. И как же он выглядит?
– Раздраженный, озабоченный. Но с тобой он, конечно, будет ласковее.
– Не представляю, о чем только с ним говорить, – сказал Бруно. Левой рукой он безотчетно шарил по покрывалу, а дрожащей правой подносил к губам стакан. Шампанское бодрило его.
– Всего лучше пригласить Майлза как-нибудь утром. По утрам ты прекрасно себя чувствуешь.
– Да-да. Тогда это нужно сделать в субботу или воскресенье. Ты дашь ему знать?
– Да. Ну, я пойду, ладно, Бруно? Меня ждут в баре. А вот и сиделка Найджел.
Осторожно ступая, явился Найджел, и Денби ушел. Прямые темные волосы Найджела мягко обрамляли его бледное неправильное лицо и сходились дугой под подбородком. Темные глаза были сонными, но он расторопно и заботливо наводил у Бруно порядок перед ужином. Убрал марки, аккуратно сложил «Ивнинг стандард», снова наполнил до краев стакан Бруно золотым пузырчатым шампанским. Оно немного расплескалось на белую, поправленную Найджслом простыню, потому что державшая его пятнистая рука бессильно дрожала. Такая старая-престарая была эта рука.
– В туалет хотите?
– Нет, не хочу, Найджел, спасибо.
– Судорог не было?
– Нет, не было.
Найджел порхал, как мотылек. Застегнул пуговицы на пижаме Бруно, подставил ему под лопатки подпорку и взбил подушки, отодвинул подальше от кровати лампу и телефон. Закрыл и убрал «Пауков России». Тыльной стороной руки Найджел вытер Бруно щеку. Нежность – восхитительна. У Бруно на глазах выступили слезы.
– Я собираюсь повидаться с сыном, Найджел.
– Вот это хорошо.
– Как ты думаешь, Найджел, возможно ли прощение? Существует ли оно на самом деле, или за этим словом ничего не стоит? Что-то спать хочется. Нельзя ли побыстрее поужинать?
Слишком много шампанского. Найджел пьет его из стакана Денби. Найджел порхает, словно мотылек, как бы наполняя комнату мягким, едва слышным шелестом больших крыльев.
Глава VIII
Денби поправил галстук и нажал на кнопку звонка. Дверь открыла крупнолицая женщина с бледно-песочными волосами, гладко зачесанными назад. Денби тут же забыл о Майлзе.
– Я… Здравствуйте… Я…
– Вы Денби.
– Да. А вы – Диана.
– Да, вот и хорошо. Очень хотела с вами познакомиться. Входите. К сожалению, Майлза нет.
Откуда-то из глубины дома доносилась тихая музыка.
Денби прошел следом за Дианой через темный холл в комнату, которую слабо озаряли последние лучи заходящего солнца. За большими двустворчатыми окнами виднелась асфальтовая площадка, мокрая от недавнего дождя, густые заросли дымчатой, голубоватой зелени. От нагретого солнцем асфальта поднимался легкий пар. Денби не сводил глаз с Дианы.
Денби узнал мелодию, это была старая танцевальная музыка, фокстрот времен его юности, и Денби словно окутал туман прошлого. Медленный фокстрот. Диана убавила звук, и музыка стала едва слышна.
– Как это мило, что вы заглянули.
– Можно было и позвонить. Но я шел мимо и подумал: дай-ка зайду.
На самом же деле Денби мучительно хотелось снова увидеться с Майлзом.
– Вы насчет встречи Майлза с Бруно? Я так рада, что Майлз собирается пойти к отцу, а вы?
– И я рад. Хотел вот узнать, подойдет ли субботнее утро. Майлз по субботам не работает?
– Иногда работает, но может освободиться, если нужно.
– Что-нибудь к одиннадцати.
– А знаете, вы совершенно не такой, каким я вас себе представляла.
– Каким же вы меня представляли?
– Таким каким-то… Ну, трудно сказать.
– Что, Майлз не очень-то лестно отзывался обо мне?
– Нет-нет-нет, не то. Я полагала, вы старше и не такой…
– Красивый?
Они рассмеялись.
В убранстве гостиной с мягкими круглыми креслицами, обтянутыми ситцем, смело сочетались яркие тона. Высокий белый камин в стиле «art nouveau» был уставлен блестящими фарфоровыми статуэтками. На стенах в желтую и белую полоску висели вперемежку небольшие картины поздней викторианской поры, силуэты и миниатюры. Продуманная эклектика, стилизация, комната в духе этакого строгого гедонизма, которая могла существовать в XIX веке в Кембридже, в тех пасмурных болотистых местах.
Девочка, как сразу же мысленно назвал он Диану, была в шерстяном коротком голубом платье без пояса. Она выглядела пухленькой в этом облегающем платье – округлости груди, живота, бедер четко обрисовывались плавно расширяющимся платьем. У нее были чистые темно-карие глаза, правильный прямой нос, длинные, гладко зачесанные назад волосы, которые сейчас, на солнце, отливали серебристо-золотым блеском. Лицо – непроницаемое, сосредоточенное, как бы жаждущее чего-то. Денби тотчас уловил ее неудовлетворенность, ее готовность к решительным поступкам. Чувственная, соблазнительная девочка, каких теперь не часто встретишь. Истинная гедонистка.
– А меня вы такой себе представляли?
– Признаться, я вообще не много о вас думал. Зато буду думать теперь.
– Вы очень любезны.
Они снова рассмеялись.
– Хотите выпить? – спросила Диана. – Майлз бросил пить. Вот ужас, правда?
Она достала из белого буфета бутылки с джином, вермутом, ликером и небольшие хрустальные бокалы.
Денби был благодарен Диане за приглашение. Выпивка в этот час дня была для него ритуалом; после первой вечерней порции всегда наступали минуты блаженства, которое разливалось по всему телу. А сейчас ему было приятно вдвойне, поскольку он не ждал ничего подобного.
– Я люблю выпить вечером, но только не в одиночестве.
– В таком случае я рад, что зашел и могу составить вам компанию.
– И я рада, что вы зашли! А то Майлз совсем оторвался от своей семьи.
– От семьи? Да, я, пожалуй, сойду за родственника.
– По-моему, семейные узы очень важны.
– Смотря какая семья. А чем вы занимаетесь, Диана?
– Чем? Я домохозяйка. А вот чем вы занимаетесь, я знаю.
– Наверное, я бизнесмен. Или печатник. Все не пойму как следует, кто же я такой.
– Я тоже не пойму как следует, кто я такая. Но кажется, это потому, что я вообще никто.
– И вы нигде не работаете?
– Да нет же. Я сижу дома.
– Пылинки сдуваете?
– Да. Слежу за домом, за садом, готовлю, навожу красоту.
– Творите.
– Не валяйте дурака. Выпейте еще.
– Майлз когда придет?
– Он вернется поздно. У них какое-то сборище на работе, от которого он не смог отвертеться. Он терпеть не может этих сборищ.
– Майлз не очень-то общителен, да?
– Да, он не выносит людей.
– А вы, по-моему, наоборот.
– Да, я гораздо общительнее Майлза. Можно мне тоже навестить Бруно?
– Конечно. Он очень хочет вас увидеть.
– Правда? Я думала, он и не подозревает о моем существовании.
– Ну что вы, ему не терпится с вами познакомиться.
– Это меня радует. Только пусть сначала Майлз сходит к отцу. А мне всегда хотелось познакомиться с вами и Бруно. Он очень страдает?
– И да, и нет. У него нет болей, и он в здравом уме. Он вас полюбит.
– И я его полюблю.
Какой же я дурак, думал Денби. Даже представить себе не мог, что встречу здесь такую девочку. Просто счастье для Бруно. Она найдет подход к старику. Женщины в этом смыслят гораздо больше. Он снова оглядел комнату. Женщина, которая ничем не занята, сидит в обитом ситчиком кресле и читает. Он увидел книгу на одном из кресел. Джейн Остин. Женщина, которая, наверное, немного скучает. Которая чего-то ждет.
– Очень рад, что мы наконец познакомились, – сказал Денби.
Господи, какая сексуальная музыка, подумал он. Что же это такое? Очень знакомая мелодия.
– Что это за пластинка?
Диана усилила звук. Это был медленный фокстрот, классический, благородный, чрезвычайно сладкозвучный, всколыхнувший в душе Денби драгоценный, хотя и не очень уместный, отзвук прошлого. Ноги его сделали заразительное скользящее движение по устилавшему пол гладкому ковру. Он шагнул к Диане, обвил рукой ее талию; они танцевали молча – вперед, назад, поворот, медленно, ритмично, слаженно, их тени, слитые воедино, порхали по стенам следом за ними.
Музыка кончилась, и они отстранились друг от друга. Взгляд голубых глаз погрузился в карие, и карие потупились.
– Вы прекрасно танцуете, Диана.
– Вы тоже.
– По-моему, медленный фокстрот – это самый лучший танец на свете.
– Да. И самый трудный.
– Сто лет не танцевал.
– Я тоже. Майлз не выносит танцев.
– В свое время я побеждал на танцевальных состязаниях.
– Я тоже.
– Диана, а что, если я приглашу вас как-нибудь днем в танцевальный зал, знаете, в такой, для всех. Вы придете?
– Конечно, нет.
– Майлз ведь не будет возражать, как вы думаете?
– Денби, не валяйте дурака.
– Диана, медленный фокстрот?
– Нет.
– Медленный фокстрот?
– Нет.
– Слоуфокс?
– Нет.
Глава IX
Босоногий Найджел сидит на корточках у ограды и смотрит куда-то вниз. Руки в ржавчине, ноги заляпаны грязью. Случайный в этот поздний час прохожий подозрительно оглядывается на него. Найджел, не меняя позы, улыбается, его зубы блестят в полутьме, отражая свет отдаленного уличного фонаря. Прохожий, постояв в нерешительности, пятится и бросается прочь. Продолжая улыбаться, Найджел возвращается к прерванным наблюдениям. За незашторенным окном жилец полуподвальной квартиры укладывается спать. Вот он снимает брюки, небрежно бросает их на пол, подходит к умывальнику, оправляется. Стягивает с себя рубашку с обмахрившимся подолом и принимается деловито чесать подмышки. Вот он перестает чесаться и с серьезным видом нюхает пальцы. Прямо поверх грязного нижнего белья надевает мятую пижаму и неуклюже забирается в постель. Некоторое время он лежит, равнодушно уставившись в потолок и почесываясь, потом выключает свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35