Черчилль, чей комплимент русской ставке мы привели выше, в данном случае приводит старую поговорку: «Крепкий нож разрежет дерево» {75} . Воздушная разведка с этих дней помогала немцам. С рассветом 23 ноября немцы смело и умело рванулись на север. За ними следовала пятая русская армия. Нокс описывает виденное: «Командир первого корпуса умолял войска двигаться вперед, но все замерли в глубокой пассивности. Они — командующий и его штаб — были лишены резерва моральных сил для того, чтобы продолжать действовать. Командующий колебался в отношении преследования и в конечном счете запросил армейское командование» {76} . Разумеется, то тоже начало колебаться. Моральный террор германского военного превосходства был столь велик, что и войска и военачальники русской стороны впадали в своего рода ступор. «Полностью окруженные ордами противника, немцы пробились вперед, не потеряв ни одного орудия, ни одного пленного, прошли сквозь все опасности, неся с собой всех раненых» {77} . Двести пятьдесят тысяч немцев в этой битве сопротивлялись шестистам тысячам русских войск. Немцы потеряли тридцать пять тысяч убитыми — русские вдвое больше. Но что важнее всего стратегически: теперь никто уже — ни в Париже, ни в Петрограде — не помышлял о наступлении на германскую Силезию. Говоря о сложностях текущей войны, британский военный атташе полковник Нокс записал в дневнике 25 ноября: «Я боюсь, что в России забыли о необходимости компенсировать пополнениями огромные потери текущей войны; с приходом зимы наши потери утроятся. Несколько человек уже замерзли в траншеях этой ночью». В русской армии был отдан приказ поить людей горячим чаем, но русский офицер сказал Ноксу: «Такие приказы легко издать, но трудно выполнить — люди, несущие обед, гибнут едва ли не ежедневно».Череда австрийских поражений привела молодого Витгенштейна к печальным обобщениям. «Я размышлял о прискорбном положении германской расы. Мне кажется определенным, что мы не можем выиграть у Англии. Англичане — лучшая раса в мире — не может проиграть. Мы же можем — и проиграем, если не в этом году, то в следующем» {78}.Немецким профессиональным военным не хотелось верить в ложность своих теорий. В конечном счете война на истощение оборачивалась против них. 14 ноября они начали массированное наступление с ипрского выступа на правом фланге своего Западного фронта. 22 дивизии, возглавляемые прусской гвардией, бросились вперед, предваряя атаку самым страшным до сих пор артиллерийским огнем. И все же семь британских и пять французских дивизий выстояли.Генерал фон Плессен, чьей обязанностью было информировать кайзера о происходящих военных операциях, записывает в дневнике: «Его Величество находится в депрессивном состоянии. По его мнению, наступление на Ипр провалилось, и он в печали. Он потрясен докладом генерала Фалькенгайна о шестидневном запасе боеприпасов… Посетивший нас канцлер (Бетман-Голвег) обеспокоен огромными потерями при Ипре. Просит меня использовать все влияние для остановки наступления. Я придерживаюсь той же точки зрения. Фалькенгайн же не остановит наступления на Ипр до того, как выпустит последний снаряд» {79}.Значительные события произошли на Черном море. Ранним утром 29 октября 1914 года два германских ультрасовременных корабля под турецким флагом — «Гебен» и «Бреслау» — бомбардировали Одессу и Николаев, а затем выбросили мины на самых важных российских морских путях. Следующими целями вступившей в войну Турции вместе с ее немецкими союзниками стали Севастополь, Феодосия и Новороссийск. Месть за русские потери несли в основном англичане. 1 ноября они бомбардировали турецкий порт Акаба. Германские идеи Чтобы как-то ответить на враждебные чувства нейтралов и общественности воюющих стран, девяносто три представителя немецкой интеллигенции: поэты, историки, ученые, священники и музыканты — выпустили в октябре 1914 г. «Манифест цивилизованному миру»: «Мы будем вести эту борьбу до самого конца как цивилизованная нация, следующая традициям Гете, Бетховена и Канта».Ощущая интеллектуальный конфликт, даже кайзер присоединился к войне идей: «Я безусловно убежден, что страна, которой Бог дал Лютера, Баха, Вагнера, Мольтке, Бисмарка и моего деда, будет еще призвана для великих свершений ради блага человечества».Не все немецкие таланты разделяли патриотический пыл указанного манифеста. В пику им профессор физиологии Берлинского университета Георг Фридрих Николаи обратился с призывом после окончания войны объединить интеллектуальные усилия Европы и создать политически единую Европу: «Этот шаг должны сделать все те, кто действительно ценит культуру Европы — те, кого Гете пророчески называл „хорошими европейцами“. Этот манифест подписало меньшинство светил научного и культурного мира Германии. Но среди них были такие имена, как Альберт Эйнштейн.В ноябре 1914 г. оказавшийся неудачливым полководцем Мольтке-младший произнес лекцию в Немецком обществе. Главная идея лекции: ни европейский Запад, ни Россия по разным причинам не могут взять на себя бремя культурного лидерства в мире. «Латинские народы прошли зенит своего развития — они не могут более ввести новые оплодотворяющие элементы в развитие мира в целом. Славянские народы, Россия в особенности, все еще слишком отсталы в культурном отношении, чтобы быть способными взять на себя руководство человечеством. Под правлением кнута Европа обратилась бы вспять, в состояние духовного варварства. Британия преследует только материальные интересы. Одна лишь Германия может помочь человечеству развиваться в правильном направлении. Именно поэтому Германия не может быть сокрушена в этой борьбе, которая определит развитие человечества на несколько столетий» {80}. Планы Германии Группа левых социалистов, осмысливая начало войны 1914 г., объявила Германию лидером мировой революции против плутократического Запада {81} . Германские интеллектуалы снова писали: «Германия опять стоит перед задачей стать посредником между Востоком и Западом». На протяжении всей войны Германия считала союз России с Западом неестественным. Она неустанно повторяла, что слепое единение Британии и Франции с Россией приведет к самым плачевным для Запада результатам. Казаки войдут в Копенгаген, Стамбул и Кувейт, и тогда Лондон и Париж пожалеют о крахе Германии. Запад отвечал в 1915-1917 гг. приблизительно следующим образом: именно пруссианизм прерывает плавную европейскую эволюцию; что же касается России, то она методично повторяет фазы развития Западной Европы.Что думали немцы делать с Западом и Россией в случае победы? Относительно того, что ждало Запад в случае победы блока Центральных держав, с полной откровенностью говорит великий английский историк А. Тойнби: в этом случае Германия низвела бы Запад до состояния хаоса «вооруженного грабежа, неизвестного нам со времен „столетней войны“ и подвигов Карла Лысого; она смела бы начисто работу четырех столетий, уничтожила бы не только „национальное самоуправление“, введенное английской и французской революциями, но и предваряющую самоуправление национальную консолидацию, проведенную Людовиком XI и Генрихом IX {82}.Историк Ф. Майнеке ощутил рост аппетита в германской элите. «Я помню характерную беседу в доме Гинце с национально известным экономистом Шумахером. Я сказал, что нечто вроде мира в Губертусбурге (мир, которым в 1763 г. завершилась Семилетняя война. — А.У.) будет уже немалой победой для нас. „О, — воскликнул Шумахер с ликующим видом, — мы можем надеяться на значительно большее!“ {83} . Уничтожение Франции как великой державы, ликвидация британского влияния на континенте и фактическое изгнание России из Европы — вот планируемые основания установления в Европе германской гегемонии. Такую цель можно было достичь лишь силой. Германское лидерство, писал канцлер Бетман-Гольвег 16 сентября 1914 г., „не может быть достигнуто на основе соглашения об общих интересах — оно создается только вследствие политического превосходства“ {84}.В германском руководстве сформировалось две линии — линия канцлера Бетман-Гольвега и линия военно-морского министра Тирпица. Главная цель первого лежала на Востоке: ослабить Россию как фактор европейской политики. «Россия должна быть отброшена в Азию и отрезана от Балтики; с Францией и Англией мы всегда сможем договориться, с Россией — никогда» {85} . На Западе Бетман-Гольвег после войны хотел договориться о «культурном союзе» Германии и побежденных Франции и Британии против «варварской России». Россия должна была быть вычеркнута из европейского контекста.21 августа 1914 г. Бетман-Гольвег впервые достаточно отчетливо определил цели своей страны в борьбе с союзом России и Запада. «В охватившей весь вечер беседе речь шла о Польше и возможности привлечения других государств к Империи — центрально-европейской системе дифференцированных тарифов. Великой Германии, включающей в себя Бельгию, Голландию, Польшу как непосредственные протектораты и Австрию как опосредованный протекторат» {86}.Бетман-Гольвег изложил свои мирные планы уже 9 сентября 1914 г. Политическая карта Европы должна измениться. Запад и Восток должны подчиниться Центру Европы — такова идея, которая с теми или иными вариациями была положена в основу стратегического планирования Германии. Самым конкретным результатом идейной работы в Германии 1914-1915 гг. стало понятие «Миттельойропа». В канцелярии канцлера пришли к выводу: «Вся Юго-Восточная Европа является лежащей у наших дверей культурной колонией» {87} . Ведущий германский либерал Ф. Науманн опубликовал в октябре 1915 года книгу «Миттельойропа», в которой предусматривалась такая европейская политическая архитектура, предпосылкой которой был разрыв связей Запада и России.Основой концепции «Миттельойропы» был экономический и таможенный союз Германии и Австро-Венгрии. «Франция должна быть ослаблена, чтобы сделать ее возрождение в качестве великой державы невозможным на все времена. Россия должна быть отброшена назад настолько далеко, насколько это возможно от германской восточной границы, а ее доминирование над нерусскими вассальными народами должно быть сокрушено» {88} . Главное: «Мы должны создать центральную европейскую экономическую ассоциацию посредством единого таможенного договора, который включал бы в себя Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Австро-Венгрию, Польшу и, возможно, Италию, Швецию и Норвегию. Эта ассоциация не будет иметь какой-либо единой конституционально оформленной высшей власти, и все ее члены будут формально равны, но на практике будут находиться под германским руководством и должны стабилизировать германское экономическое доминирование над Миттельойропой» {89}.Наряду с решающим ослаблением России эта концепция предполагала геополитическое ослабление Франции, у которой следовало отобрать железорудные копи Лонгви-Брийе. После поражения Антанты следовало предложить Франции пакт об обороне и помощи — ее нужно «приласкать», приближая к Германии в ее борьбе против России и Британии. У канцлера были мощные союзники. Эту идею разделяли кайзер Вильгельм Второй, влиятельные министры, такие, как Ягов. Канцлер Бетман-Гольвег предлагал довольно мягкие условия мира для Франции и не склонялся к расчленению или полному подчинению Франции (это позволит Германии и Австро-Венгрии сосредоточиться на экспансии на Востоке).Канцлер, министр иностранных дел Ягов и бывший посол в Лондоне Лихновский выступили за примирительную позицию в отношении Британии. Начальник генерального штаба фон Мольтке шел даже дальше — он считал, что после победы на континенте Берлину следует наладить дружественные отношения с Лондоном.За пределами правительства такое видение будущего разделялось влиятельными политическими силами Германии. В сентябре 1914 г. выходит определение военных целей Общегерманским союзом: «Абсолютно императивным является требование, чтобы Миттельойропа, включая регионы, полученные Германским Рейхом и Австро-Венгрией в качестве призов победы, образовывали одну единую экономическую общность; Нидерланды и Швейцария, три скандинавских государства и Финляндия, Италия, Румыния и Болгария будут присоединены к этому ядру постепенно и исходя из принуждающей к такому сближению необходимости» {90} . Что касается России, то, согласно идеям Всегерманского союза, она должна была быть «насильственно обращена назад, на восток, ее границы должны быть уменьшены примерно до границ государства Петра Великого. Главное — разрушить союз России и Запада, обратить течение истории вспять, вернуть Россию в допетровское состояние. „Лицо России должно быть силой повернуто на восток снова, она должна быть загнана в границы, существовавшие до Петра Великого“; центральная Европа должна признать главенство Германии; в Миттельойропу войдут в дополнение к Австро-Венгрии Нидерланды, Швейцария, Норвегия, Финляндия, Италия, Болгария, Румыния и обширные завоеванные территории России {91} . Крупп и прочие крупные промышленники поддержали меморандум Класса.Партии центра расходились с правыми в акцентах. «Кровавая борьба делает настоятельным, чтобы победа была использована для достижения Германией военного превосходства на континенте на все времена и обеспечила германскому народу мирное развитие по меньшей мере на сто лет вперед… Вторая цель — ликвидация британского опекунства при решении вопросов мировой политики, нетерпимого для Германии; третья цель — сокрушение русского колосса» {92} . Представляя партию центра, М. Эрцбергер указывал, что Россия должна быть отброшена от обоих морей — Черного и Балтийского. Он предусматривал создание польского государства под германской опекой, отделение от России Украины и Бессарабии.Германских промышленников представил А. Тиссен: «Россия должна лишиться балтийских провинций, части Польши, Донецкого угольного бассейна, Одессы, Крыма, Приазовья и Кавказа» {93} .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82