Но Станфор во время одной из таких торговых поездок скончался, и оставленные им в Type товары на сумму в полторы тысячи золотых экю, золотую парчу и шелка, забрал себе граф д'Омаль. Кроме того, у него был склад товара в Лионе, и его брат, слуга герцога Бургундского, отправился за этой долей наследства. Но он сам был арестован людьми Танги дю Шателя, арманьякского капитана, потерял все, что вез с собой, и, кроме того, вынужден был заплатить выкуп в триста золотых экю…
Путь по воде был удобнее больших дорог: если движение по реке было медленным и с долгими остановками из-за паводков или мелководья, то товаров по воде можно было перевезти намного больше. Именно по Сене в Париж прибывали лес и уголь, именно так город частично снабжался зерновыми и винами. Луара, начиная от Роанна, Рона и Сона, Гаронна, «Байоннская река» также были крупными торговыми артериями.
Купцы, использующие определенные водные пути, объединялись в торговые компании: парижская Ганза и Большая компания руанских торговцев приобрели монополию на торговую навигацию по Сене между Парижем и Руаном. «Купцы, плавающие по Луаре и другим, идущим от нее рекам» также объединились в ассоциацию, но она не была монопольной и трудилась главным образом над тем, чтобы улучшить условия навигации, уменьшая и упраздняя пошлины. Дело в том, что, о каких бы путях, наземных или водных, ни шла речь, пошлины, число которых заметно увеличилось с начала великого англо-французского конфликта, стали серьезным препятствием для торговли. Они не только способствовали росту цен на товары, но замедляли перевозку, отчего страдали скоропортящиеся продукты. Наконец, они нередко принимали оскорбительный для купцов и для судовладельцев характер. В Монсоро, на Луаре, тот, кто вез на корабле кровельный сланец, должен был, прибыв туда, где следовало уплачивать пошлину сеньору этого города, опуститься на колени у борта своего судна, обнажить голову и трижды прокричать: «Я везу сланец», с каждым выкриком бросая в воду плитку сланца. Если он этого не делал, или если приказчики сеньора Монсоро могли выловить какую-нибудь из плиток, одной ногой стоя на суше, торговца приговаривали к штрафу в шестьдесят су…
Сама крупная торговля не могла полностью освободиться из-под власти правил цеховой организации. Оптовые торговцы галантереей, которые перевозили или сопровождали свой товар, находились под надзором «купеческих королей» (то есть старшин корпорации), чья власть распространялась на определенные области королевства и которые назначались «великим камергером короля». Именно они принимали клятву у мастеров цеха, выдавали грамоты, подтверждавшие звание мастера, и контролировали цены и качество продукции, которую имели право конфисковать.
Но если торговец еще был связан с цеховой организацией, то уже встречались крупные торговые дома, имевшие филиалы на главных рынках Западной Европы, располагавшие посредниками, представителями, складами, иногда даже собственным торговым флотом, нередко к выгодам торговли товарами присоединявшие доход от меновых операций24 Прежде всего такие крупные предприятия начали развиваться в Северной Италии и Фландрии; но они существовали и в самой Франции: Рапонды, по происхождению итальянцы, но натурализовавшиеся при Карле V, имели «главную контору» в Париже и два «филиала»: один в Монпелье (специализировавшийся на торговле с Ближним Востоком), другой в Брюгге. Несколько позже Жак Кёр поразит воображение современников своим невероятным успехом и огромным состоянием, которое он начал сколачивать в начале царствования Карла VII, когда Франция еще была разорена гражданской войной и иностранным нашествием. От его главного торгового дома, расположенного сначала в Монпелье, затем в Марселе, суда ходили в страны Востока и Северной Европы, возвращаясь с коврами, драгоценными тканями, благовониями, пряностями и даже рабами. От торгового дома отпочковались промышленные предприятия: шелковая мануфактура во Флоренции, бумажная фабрика в Роштайе, красильня в Монпелье, добыча руд в Лионне. Войдя в милость к монарху, набрав множество почетных и выгодных должностей, Жак Кёр стал примером высшей степени могущества, какой можно было достичь на закате Средневековья, объединив дух предприимчивости с трудолюбием и деньгами.
ГЛАВА V. ГОРОДСКИЕ ИНТЕРЬЕРЫ

«Парижский хозяин». Ведение домашнего хозяйства. Домашняя прислуга; кухня и стол. Крупная буржуазия. Оржемоны. Городские дома и образ жизни вельмож. «Городские корольки»
В последние годы XIV в. один парижский горожанин, человек зрелого возраста, только что женившийся на пятнадцатилетней девушке, решил написать для нее трактат об искусстве вести дом. Делая это, наш Арнольф отвечал, – по крайней мере, он сам так утверждает, – желанию, высказанному его женой, которая, сознавая свою неопытность, смиренно попросила его «никогда не поучать и не стыдить ее при чужих, а также при слугах, но каждую ночь или изо дня в день напоминать ей о неприятностях или глупых поступках, совершенных ею за прошедший день или несколько дней, с тем чтобы, если ему будет угодно, ее наказать». Итак, он сочинил для нее трактат «Парижского хозяина», из которого она могла узнать, о каких двух главных вещах следовало заботиться женщине: «о спасении души и о покое мужа». В девятнадцати параграфах вступления перечислены «заповеди» для жены, сведенные в три «раздела»: долг перед Богом и перед мужем; поучения, как правильно вести дом; советы, касающиеся игр и забав. Остальная часть книги представляет собой иллюстрацию к этим наставлениям, и главы, посвященные ведению хозяйства, приобщают нас к повседневной жизни городского дома в начале царствования Карла VI.
Совершенно очевидно, что речь идет об очень обеспеченном, а то и ведущем роскошную жизнь горожанине. В наставлениях о том, как правильно вести домашнее хозяйство, автор намекает на то, что имеет значительные доходы. Он не только является владельцем дома в Париже, но, подобно многим жителям столицы, имеет и земли в предместье. И потому его жене необходимо хотя бы немного разбираться «в садовых работах», уметь «в срок прививать растения и сохранять зимние розы», а также заниматься скотом, «когда она будет в деревне».
Автор – к величайшему сожалению – не дает нам подробного описания городского дома, которым призвана управлять его жена. И все же, основываясь на разрозненных указаниях, которые мы находим в его сочинении, мы можем представить себе интерьер наподобие тех, в которые художники и миниатюристы того времени помещали свои религиозные или светские сцены. Первый этаж, возможно, занимала лавочка какого-нибудь ремесленника; над ней была расположена «квартира», включавшая в себя один или два просторных зала с выложенным цветными плитками полом. Окна с одной стороны выходили на улицу, с другой – во внутренний двор, где росли цветы и деревья. Наверное, в окна «большого зала» были вставлены маленькие стеклышки, вправленные в свинцовую сетку; в других комнатах довольствовались промасленным пергаментом, потому что оконное стекло стоило очень дорого и представляло собой роскошь, которая не каждому была по карману (полстолетия спустя в счетах Марии Анжуйской упоминаются «две дести бумаги и масло для пропитки. чтобы было светлее», предназначенные для спальни «короля Рене» в Шинонском замке). В больших каминах, иногда доходивших до потолка с выступающими балками, горели дрова, которые хозяин дома получал из своих земель или покупал у уличных разносчиков.
Меблировка, при всем богатстве владельца дома, оставалась достаточно скудной: резные сундуки и лари, в которых держали белье и одежду; буфеты и серванты для посуды и серебра. Стола не было: когда приходило время еды, «ставили стол» на козлах, накрывая его большой скатертью или «touaille», опускавшейся до пола; и закрывавшей ножки «стола» (в домах сеньоров поступали точно так же, мы можем увидеть это на миниатюре из «Богатейшего часослова», где Иоанн Беррий ский сидит за богато накрытым столом). Сиденья были самыми разнообразными: после того как установят стол, по обе стороны его могли поставить длинные скамьи («marchepied»), а в дополнение к ним – «fourmes» или табуреты. Для почетных гостей сиденье иногда снабжалось спинкой, а то и балдахином, превращавшим его в подобие трона. В спальне пол был выложен плитками; и застелен циновкой; очень широкая кровать была по– крыта тканной золотом, серебром и шелком тканью, из которой был сделан и висящий над ней балдахин. На верхнем этаже, если такой был, или по другую сторону двора, рядом с конюшней, где стояли верховое животное хозяина дома и «иноходец», на котором хозяйка каталась или ездила на охоту, помещались комнаты слуг и служанок. Судя по тому, какое место автор «Парижского хозяина» уделяет проблемам прислуги и как подробно об этом рассказывает, дом был поставлен на широкую ногу, представляя собой нечастый случай даже для той эпохи, когда у каждой городской семьи было множество слуг; кроме того, мы находим здесь любопытные, а иногда и живописные детали, касающиеся положения прислуги в конце XIV в.
Слуг, по словам нашего автора, следует делить на: три категории: люди, которых нанимают для тяжелых; работ (носильщики, грузчики, водоносы, а в деревне – косцы и пахари), ремесленники, работающие сдельно (пекари, портные, различные поставщики), и, наконец, слуги и служанки, составляющие собственно домашнюю прислугу. У каждой из трех категорий есть свои недостатки: люди, принадлежащие к первой из них, обыкновенно бывают «неприятны, грубы, скоры на перебранку, наглы, заносчивы и готовы осыпать оскорблениями и попреками, если им не заплатить, как им хочется, как только работа будет выполнена». Не следует полагаться на их сговорчивость и заверения, и надо всегда заранее назначать плату за работу, потому что вначале они скажут вам: «Сударь, это пустяки; здесь делать нечего; вы ведь мне что-нибудь заплатите, а я буду доволен, сколько ни дадите», но, когда работа будет выполнена, они явятся с жалобами: «Сударь, работы оказалось больше, чем я думал; пришлось сделать и то, и это, и так далее», а если вы откажетесь заплатить им столько, сколько они хотят, они начнут «выкрикивать скверные и грубые слова…».
Что касается слуг и служанок, их следовало нанимать на работу с особыми предосторожностями. В Париже в то время существовали конторы по найму, которые держали «поручительницы», порядок работы в этих конторах и тарифы был установлен королем Иоанном Добрым: восемнадцать денье в день за устройство на работу горничной, два су за кормилицу, с запретом, под страхом позорного столба, устраивать или рекомендовать на место одну и ту же служанку больше одного раза в году. Но сведения, предоставляемые такими «агентствами», требовали проверки, благоразумнее было самому провести расследование насчет новой служанки или горничной. «Не берите в дом ни одной из них, не узнав прежде, где она жила, и не послав своих людей расспросить о ее поведении, не слишком ли много она болтает и не слишком ли много пьет; сколько времени она там прожила, какие услуги оказывала и что умеет, есть ли у нее в городе комната или знакомства, из каких она краев и из каких людей, сколько прожила на прежнем месте и почему оттуда уехала». Для большей надежности в день, когда нанимали новую служанку, домашний «эконом» должен был записать «ее имя и имя ее отца и ее матери и прочих ее родных, место ее проживания и место ее рождения, равно как и ее поручителей, и таким образом она больше будет бояться совершить ошибку, поскольку будет помнить о том, что вы записываете все эти вещи на случай, если она сбежит от вас, не получив расчета, или причинит вам какой-либо ущерб, если вы на нее пожалуетесь или обратитесь к правосудию в ее краях». Другая существенная мера предосторожности, касавшаяся молодых горничных, состояла в том, чтобы «укладывать их спать в гардеробной либо в комнате, где нет ни слуховых, ни низко расположенных и выходящих на улицу окон».
Приняв все эти меры предосторожности, следовало озаботиться тем, чтобы хорошо обращаться со слугами, и в частности проследить за составлением их меню. «В надлежащие часы усаживайте их за стол и пусть насыщаются подолгу только одним сортом мяса… и пусть пьют только один напиток, насыщающий и не ударяющий в голову, вино или какой-либо другой, но не несколько разных; и убедите их есть побольше и пить вволю».
В «Парижском хозяине» не указано, каким было обычное жалованье прислуги, но максимальный тариф, установленный в 1351 г., позволяет, по крайней мере, сравнить заработок слуг с заработком других работников: горничные должны были получать тридцать су в год (и пару башмаков), хороший возчик (кучер) имел право на семь ливров в год (сто сорок су), тогда как жнец получал два с половиной су в день, или около сорока ливров в год, с учетом многочисленных праздников.
Хозяйке дома полагалось объяснять слугам и горничным, в чем состоит их работа, учить их «пересыпать зерно, чистить, проветривать и просушивать платье», а также «сохранять и исцелять вино». Эта последняя работа связана уже с заботами о кухне и столе, чему наш славный хозяин, судя по тому, сколько страниц посвящено этой теме, придавал совершенно особенное значение. Его жена должна уметь «распоряжаться обедами и ужинами, блюдами и тарелками, управляться с мясником и торговцем птицей и разбираться в пряностях»; ей придется «приказывать, распоряжаться, рассчитывать и заказывать всевозможные супы, рагу из дичи, соусы и прочие мясные блюда». Для того чтобы помочь ей справиться с этой работой, муж включил в свое сочинение несколько глав, показывающих «искусство застолья» в конце XIV в. Он не ограничивается тем, чтобы дать несколько общих указаний насчет того, как «вкусно поесть», но предусматривает целый ряд меню, приспособленных к самым разнообразным обстоятельствам, от простого семейного обеда до торжественного пира.
Всякое застолье включало в себя множество перемен или «тарелок», между которыми подавали легкие блюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40