Многих, надо думать, спровоцировала твоя откровенность.— Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — отозвался Джек, откинувшись назад и опершись на локоть. — Тебе прекрасно известно, что к участию в этой кампании меня фактически принудили, в то время как сам я хотел лишь одного: спокойно заниматься своими делами. Трудно сыскать человека более миролюбивого и менее склонного провоцировать кого бы то ни было.Луиза расхохоталась, да так заразительно, что Джек, поначалу чуть было не осерчавший, не выдержал и присоединился к ней.— Ты? Я помню тот разговор в нашу последнюю ночь на борту «Ариадны»! С каким пылом ты защищал мятежников-колонистов!— Правда? Я не помню, чтобы проявлял пыл по отношению к чему-либо, кроме твоих глаз.— Фу, Джек. Я серьезно. Мне любопытно... — Она подалась вперед. — Любопытно, почему офицер, настолько близкий к генералу Бургойну и преданный ему, позволяет себе высказывать столь опасные суждения?— Я офицер, это правда, хотя стал им снова лишь под давлением обстоятельств. И генерала я весьма ценю, и как полководца, и как человека. Но... — Поколебавшись, он продолжил: — Но, помимо этого, в моих жилах течет кровь мятежников.— Так твой отец?..— Сэр Джеймс? — Джек издал смешок. — Думаю... нет. Нет, это моя мать. Она была ирландкой и ревностной сторонницей освобождения своей родины. Так что, если угодно, бунтарство у нас в крови.— Как это интригует. — Луиза привстала на колени, чтобы присмотреться к нему получше. — Внутренний разлад, вот что это такое. Выходит, мятежник внутри тебя хотел бы освободить колонистов от преданности Короне?— В конечном счете, — ответил Джек после недолгого размышления, — я бы предпочел иное. Как и многим так называемым мятежникам, мне бы хотелось, чтобы они получили свою свободу, но при этом сохранили верность Короне. Они ведь все-таки тоже англичане.— И еще — ирландцы, шотландцы, немцы, голландцы... У этих-то ведь нет никаких оснований быть преданными Англии. Разве не так?— Но именно Англия открыла для них эту страну. Англия, которая почти обескровила себя в бесконечных войнах, защищая их от французской тирании. Разве они не в долгу перед нею за это? Я считаю, что они, как и все подданные Британской Короны, имеют право на представительство в парламенте. Лишь дав им все права и свободы, подобающие англичанам, Британия вправе облагать их налогами.— А, вот и тот самый пыл, который я рассчитывала увидеть снова! — Глаза девушки вспыхнули. — Я согласна с тобой, Джек, хотя очень многие бы не согласились. Но если требования этих людей справедливы, что же нам следует с ними сделать?— Разбить их. Ибо такие люди, прибрав к рукам всю полноту власти, непременно используют ее для установления тиранических порядков. Я говорю не обо всех и даже не о большинстве, но о влиятельном меньшинстве. Отчасти это уже происходит.Луиза подалась вперед еще больше.— Ты говоришь о рабстве? Ну что ж, мне трудно не согласиться с тобой и в этом. Я тоже нахожу это отвратительным.— Я говорю не только о рабстве. Но да, это ужасно. Теперь на британских островах нет рабов. И при этом почти половина из подписавших Декларацию независимости — рабовладельцы, и в случае своей победы они сделают все, чтобы сохранить этот бесчеловечный порядок. Может быть, во мне бурлит матушкина кровь, но я считаю, что, если революции и суждено совершиться, пусть она будет направлена против всякой тирании и за свободу каждого.— Звучит смело, особенно в устах человека, чья родная страна как раз и занесла рабство в эти края. Ведь это твои соотечественники по-прежнему извлекают из работорговли огромные барыши! У себя дома вы, может быть, отказались от рабства и даже заклеймили его, но не ваши ли корабли тысячами доставляют невольников к иным берегам? Неужели тебя не возмущает это лицемерие?Теперь в ее голосе звучала страсть, не уступавшая его недавнему пылу.Джек кивнул:— Возмущает, и даже больше, чем многих. Потому что...Он умолк.— Потому что?— Потому что, — вздохнул он, — я и сам рабовладелец.Луиза вскинулась, как ужаленная.— Ты?— Да, — кивнул Джек и, снова взявшись за палку, стал ворошить костер. — Считай, что ко всем титулам, которыми ты меня наградила, можно присовокупить и еще один, новоприобретенный.— И где же твои рабы?— На Невисе, на Антилах. Можно сказать, что я... выиграл тамошнюю плантацию в ходе тех дел, которыми занимался во время последней поездки в Индию. Туда-то я и собирался отправиться, когда, — он махнул палкой на окружающий лес, — влип в эту историю. Поверь мне, Луиза, отправляясь на Невис из Лондона, я прежде всего намеревался отделаться от постыдного звания рабовладельца. Другое дело, что это не так-то просто: плантаторы на острове наверняка будут противиться любым новшествам такого рода. Но все равно, если мне удастся вернуться туда, на моей плантации будут работать только свободные люди.Луиза внимательно присмотрелась к нему и кивнула.— Я тебе верю. Но ты говорил, что у тебя есть еще какая-то причина желать поражения мятежников.— Да. Нечто чуть более личное.Он снова повернулся и уставился на пламя. Убеждая ее, Джек заговорил было громко, но сейчас его голос снова упал.— Это имеет отношение к усыновившему меня народу.— Могавкам?— Не только. Ко всем племенам, хотя с иными из них мне случалось и враждовать. Но в особенности, конечно, я беспокоюсь об ирокезах. Я жил среди них... встретил там свою любовь. Многое в их жизни заслуживает восхищения, хотя нельзя не признать, что сосуществование с белыми людьми уже изменило их, изменило необратимо. Я должен защитить то, что осталось.— Ты полагаешь, что мятежники этого делать не станут?— Я знаю, что не станут!Джек тоже приподнялся на колени и заговорил так, словно отстаивал свое мнение где-нибудь в лондонской таверне, в споре с искусным полемистом вроде Шеридана.— Британский акт по Северной Америке тысяча семьсот шестьдесят третьего года предоставил индейцам неотъемлемые права, прежде всего право на племенные земли. Границы владений туземцев определены договорами, которые американцы считают неприемлемыми и нетерпимыми. Говоря «американцы», я имею в виду людей, родившихся в колониях и связывающих свою жизнь именно с ними, а не с Англией. Они стремятся извлечь из этой страны максимум прибыли, считая себя кем-то вроде пайщиков компании по ее освоению. Компании во главе с Джорджем Вашингтоном. Эти люди давно зарятся на земли индейцев и ненавидят британские законы, которые им препятствуют. Их манят не только владения моих братьев, но и территории западнее Аллегенов: Огайо, Мичиган, Индиана, Висконсин... — Он покачал головой. — Это будет похоже на историю любой войны. Алчные люди не могут смириться с тем, что кто-то более слабый, чем они, владеет чем-то, чего они домогаются.— Понятно, — задумчиво пробормотала Луиза. — Об этом я, признаться, не думала.— Джозеф Брант как-то назвал этот акт шестьдесят третьего года Индейской великой хартией. Великая хартия вольностей есть краеугольный камень английской свободы, а свобода — это то, за что стоит сражаться.— Конечно. Конечно, да.Луиза подняла глаза куда-то к кронам деревьев, но спустя миг снова взглянула на него и сказала:— Что ж, Джек Абсолют! Я рада, что снова увидела тебя столь пылким, а то уже начала задаваться вопросом: неужели внимание, которое ты выказывал мне на корабле, было лишь результатом воздействия морского воздуха да прекрасных вин из коллекции Бургойна? Приятно узнать, что это не так.Она потянулась к нему, взяла его за рубашку и притянула к себе. Абсолют не противился. Он заключил Луизу в объятия, и губы их встретились.То был поцелуй, которого Джек желал с момента своего возвращения, первый после того, бегло сорванного, когда Луиза покидала корабль. Джек так долго мечтал об этом, и ему хотелось надеяться, что о том же мечтала и она. И пока длился этот поцелуй, Джек успел забыть обо всем.С глубоким, почти театральным вздохом Луиза повалилась на спину. Джек замешкался, что стоило ему оторванной пуговицы.— Луиза...— Что, Джек?И тут Джек рассказал о разговоре с ее отцом и о данном им слове.— Ты обещал это моему отцу? — Удивление быстро перешло в ярость, которую она тщетно пыталась сдержать. — И он посмел предположить, будто я... будто я могу... Счел меня не способной отвечать за себя?— Я уверен, Луиза, что он не имел в виду ничего такого. Просто ему...— Еще как имел! И ты тоже, со своим дурацким обещанием. Вообразил себя неотразимым... И решил проявить благородство.Он протянул к ней руку, но она отдернулась.— И бьюсь об заклад, ты дал ему слово джентльмена.Джек еле заметно кивнул.— Это ты-то — джентльмен?— Я им бываю, — пробормотал Джек. — От случая к случаю.Последнее почему-то взбесило девушку окончательно. Она вскочила и напролом бросилась в чащу. Путь ее был отмечен треском ломающихся ветвей.— Луиза! — окликнул Джек, хотя понимал, что толку не будет. Он провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду, а потом, выругав себя, ее отца, своего собственного батюшку, войну, всех джентльменов на свете и все то, что только можно было проклясть, а затем затоптал для безопасности костер. Берестяной шалаш удерживал тепло, так что, завернувшись в одеяло, Джек почувствовал себя вполне уютно.По прошествии примерно получаса Луиза вернулась, несколько успокоенная.— Прости, — сказала она.— Это ты меня прости. — Джек пожал плечами. — Ты ведь знаешь, дело не в том, что я не хочу...— Ничего я не знаю.— И кроме того, ты знаешь, что к этому... разговору мы еще вернемся. После того, как я буду свободен от данного слова.Он откинул одеяло. После недолгого колебания Луиза легла рядом, повернувшись к нему спиной. Джек прикрыл их обоих одним одеялом и улегся снова. Их тела соприкасались, и, чтобы хоть как-то отвлечься от этого, Джек в отчаянии попытался заставить себя думать о чем-нибудь другом. О чем угодно: о вигах, о холодных морях Корнуолла, о матери, о бильярдных киях... о нет! Скаковые лошади, гвозди...Он почувствовал, что Луиза дрожит, и подумал, что к ее глазам, возможно, подступили слезы. Но когда она заговорила, в ее голосе звучал смех.— Итак, нам нужно добавить еще три титула к твоему имени. Дай-ка подумать. Ты уже солдат, могавк, драматург и дуэлянт. Мы также обнаружили, что ты кулинар. Произведем тебя еще в... джентльмены, — она окрасила это слово язвительным скептицизмом, — и...— И?— В глупцы. Да, Джек Абсолют, ты, вне всякого сомнения, полноправный глупец.Он чуть плотнее прижал девушку к себе.— Вот титул, которым я владею давным-давно. Во всяком случае, если послушать Ате.Она рассмеялась снова, зевнула, и дыхание ее замедлилось. Кажется, Луиза мгновенно уснула.А вот глупец, напротив, бодрствовал еще довольно долго. * * * Порой он почти готов был поверить в то, что на самом деле никакой войны нет, а он всего-навсего совершает одно из тех долгих путешествий по лесам, каких в его жизни было множество. Только вот на сей раз вместо Ате рядом с ним находилась спутница, в некоторых отношениях более приятная: она не втягивала его в бесконечные споры о Шекспире, не предлагала посостязаться в беге, стрельбе или снятии шкур и не жаловалась на его стряпню.Что касается последнего пункта, то Луиза, напротив, всячески нахваливала его кулинарные умения, даже после того, как мука и бекон подошли к концу и ему пришлось собирать лопухи и коренья рогоза. С этим гарниром Джек запек в золе двух белок, которых ему удалось добыть, метнув нож. Стрелять в этих краях он остерегался.Луиза, похоже, разделяла его любовь к лесной жизни, и хотя оба они с течением времени становились все грязнее, ее привлекательности это ничуть не уменьшало. Даже наоборот.Порой, пытаясь расчесать спутанные волосы или стереть с лица пятна сажи, Луиза замечала, как Джек подглядывает за ней, и показывала ему язык. Ночи их проходили спокойно: они пришли к молчаливому признанию данного Джеком слова джентльмена и больше к этой теме не возвращались. Дни их полнились смехом, а сон под краснеющими кронами кленов и желтой листвой конских каштанов был безмятежен и легок.Но война, хоть и оставшаяся где-то вдалеке, не позволяла забыть о себе. Им приходилось подгонять лошадей: задача Джека была жизненно важной, а Луизе следовало спешить к больной матери. Именно спешка заставила их ближе к вечеру седьмого дня пути решиться на то, чего они до сих пор старательно избегали, — на контакт с людьми.— Ты видишь этот паром?— Ага. Он примерно на полпути через реку. Нам пора спускаться.Джек раздвинул ветви орешника, присматриваясь к реке. Он повернулся к стоявшей позади Луизе, которая подтягивала под брюхом своей кобылы Каспианы подпругу дамского седла. Мужское седло лежало возле ее ног.— Итак, я снова вижу перед собой леди, — промолвил Джек, глядя на пурпурное платье.— А разве у вас, сэр, могли быть в этом хотя бы малейшие сомнения? — хмыкнула она, расправляя складки пышной юбки. — С этим-то что делать?Он пнула ногой мужское седло.— Здесь оставь. Забрось вон за то дерево, — ответил он и, предваряя ее возражения, поднял руку. — Я понимаю, что разбрасываться добром не дело, но, если мы не хотим вызвать подозрений, нам лучше не иметь при себе подозрительных вещей. А мужское седло, предназначенное для леди, — вещица как раз из таких.Неохотно кивнув, Луиза забросила седло в кусты и, подойдя к нему, промолвила:— Что теперь, «муж мой»?— А теперь, «жена моя», мы попробуем попасть на Тарритаунский паром.Молча, ибо у каждого из них имелись собственные мысли и страхи, они направили лошадей вниз по крутому склону, прямо под которым находилась речная пристань. Хотя селение лишь частично попадало в поле его зрения, Джек сумел углядеть и приближающийся паром, и небольшую группу дожидавшихся переправы будущих пассажиров. Мундиров ни на ком не было, однако и ковбои, считавшиеся лоялистами, и охотники, числившиеся патриотами, предпочитали обходиться без униформы, что позволяло им с легкостью перебегать с одной стороны на другую, в зависимости от того, где ожидалась большая нажива.Впрочем, кто бы сейчас ни находился внизу, друзья, враги или нейтралы, паром-то был тот самый, на котором сержант Уиллис рекомендовал им перебраться на восточный берег Гудзона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47