И следа не осталось от Тимофея во время урагана, когда он, надев свой парадный костюм, явился в маленькую гостиную, чтобы пообедать со мной. Море за это время улеглось уже и походило на тихое, спокойное озеро внутри материка. Лунный свет, разливаясь по спящим водам, отсвечивал, как в зеркале. Не чувствовалось ни малейшего ветерка, и яхта наша двигалась вперед тем странным скользящим ходом, который дается турбинными машинами. Можно было подумать, что мы скользим по отполированной поверхности, как вагон по гладким рельсам. Тишина ночи – нарушалась шипением пара, стуком вращающихся винтов и пыхтением клапанов. Палуба дрожала от быстрого хода, и движение яхты походило на движение живого, дымящегося существа, которое мчится в необъятные пространства, чтобы завоевать их.
Нет ничего удивительного, что Мак-Шанус явился обедать в такой вечер. К нему вернулся его аппетит – и суп, рыба и жареные птицы исчезали с такой же быстротой, как и в обеденный час. Вид, с каким он пил вино из венецианского бокала, мог даже богов соблазнить к утолению жажды.
– Клянусь душой Христофора Колумба, я – редкий моряк! – сказал он, когда мы вышли наверх, где нас ждали сигары и кофе. – Попроси меня указать земной рай, и я назову тебе яхту «Белые крылья». Ах, не говори мне о вчерашнем. Это был только приступ невралгии и я лежал в постели исключительно ради спокойствия.
– Ты выражал, однако, желание, чтобы тебя выбросили за борт, Тимофей!
– Выражал, черт возьми!.. Но только из желания облегчить яхту во время бури. Я мог превратиться в Иону и пробыть три дня во чреве кита. Ведь такое неожиданное путешествие могло сделать из меня члена общества трезвости!
Он закурил сигару чудовищной длины и некоторое время занимался вслух наблюдениями за морем, небом и яхтой, хотя все рассуждения эти представляли интерес исключительно лишь для него самого. Мало-помалу, говорил он, наблюдения эти появятся на страницах «Daily Shuffler». Я просил его быть менее мрачным и более практичным, и он тотчас же заговорил более серьезным тоном о «Бриллиантовом корабле».
– Ин, мой мальчик, что все это означает, черт возьми? Судно, которое так спешит куда-то, что ни с того, ни с сего стреляет в нас за то, что мы смотрим на него... Лорри рассказал мне всю историю, и она поразительна, клянусь спасением своей души. Когда в следующем месяце я вернусь в Лондон...
– Ты, следовательно, очень мечтаешь о возвращении, Тимофей? В таком случае мы воспользуемся первым встречным линейным судном и пересадим тебя на него, – спокойно сказал я.
Он стукнул своей чашкой по столу и взглянул на меня так, как будто я нанес ему оскорбление.
– Мы ведь идем к Британским островам... не будешь же ты отрицать этого?
– Отрицаю, Тимофей! Мы идем к Санта-Марии, одному из Азорских островов.
– Ради какого черта...
Он замолчал и не закончил начатую им сентенцию. Я видел, что он глубоко над чем-то задумался. Он откинулся на спинку стула и рассуждал вслух, как бы разговаривая сам с собой.
– Он взял меня из Лондона, меня, сироту, успевшего схоронить трех жен... Он захватил меня с собой в море и показал мне страну диких людей. Ах, какой он удивительный человек, мой друг Фабос. Точно ягненок, идущий на стрижку, должен я идти по его стопам.
– Не вернее ли будет, Тимофей, как овца?
Он не обратил внимания на мое замечание и, обратившись к звездам, заговорил тем напыщенным стилем, которому он научился у древних мелодрам.
– Вечная женщина, все преступления совершаются везде во имя твое.
– Ты хочешь сказать...
– Я хочу сказать, что ты едешь на Азорские острова для свидания с нею.
– Анной Фордибрас?
– С кем же другим? С Анной Фордибрас. С маленьким чертенком в виде пастушки в красном платье. Ты едешь на свидание с нею. Не отрицай этого. Ты многим рискуешь, чтобы увидеть ее: твоим долгом, который заставил тебя купить эту яхту, тем, что ты узнал в Африке, и всей историей, которую ты хотел довести до сведения британского правительства. И все это погибнет ради пастушки. Я буду возмущен, Ин Фабос, если ты вздумаешь утверждать, что все это неправда.
– Тогда возмущайся сразу, Тимофей! Я еду на Азорские острова, так как верю тому, что там кончится то, что начало море. Вот тебе вся истина. Мы видели, Тимофей, плывущее судно, которое скрывает величайших преступников в мире и награбленную ими добычу от полиции всех стран. Я раньше только предполагал это, а путешествие мое подтвердило это предположение. Я еду на Азорские острова, чтобы встретиться лицом к лицу с некоторыми из этих людей.
– И Анной Фордибрас!
– Надеюсь от всего сердца, что я никогда больше не увижусь с нею.
– Ни на что подобное ты не надеешься... В душе твоей кроется мысль, что ты увидишь ее и спасешь. Я уважаю тебя за это. Я не хочу отговаривать тебя от твоего намерения даже за целое состояние. Поезжай, куда хочешь, Ин Фабос, у тебя есть человек, который готов ехать с тобой на край света и обратно, и ради одной только дружбы к тебе!
– Не надо поэтому пересаживать тебя на борт линейного судна, Тимофей?
– Пусть оно сгинет, это судно, на тех зеленеющих рифах!
– Но ты рискуешь своей жизнью, мой друг!
Он встал и стряхнул за борт пепел своей сигары.
– Жизнь, – сказал он, – это тот красный огонек, что горит в домах для нашего удовольствия, а затем – пепел в воду. Ин, мой мальчик, я еду с тобой на Санта-Марию!
Мы продолжали курить молча. Затем он спросил меня, каким образом пришла мне мысль об Азорских островах и почему надеялся я встретить там Анну Фордибрас.
– Не говорила ли она тебе об этом в Диеппе? – спросил он, испытующе глядя на меня.
– Ни слова, – сказал я.
– Быть может, у ее отца, генерала Фордибраса, нечаянно вырвалось такое словечко?
– Ничего подобного.
– Каким же образом тогда ты мог узнать...
– Тимофей, – сказал я, – когда мы обедали с Анной Фордибрас в Диеппе, компаньонка ее, пожилая, но прелестная мисс Астон, держала письмо в руках.
– Да, держала.
– Я видел его штемпель, Тимофей.
Он театрально поднял глаза к небу.
– Спаси, Боже, всех злых людей от Ина Фабоса.
Я сказал ему одну только истину, а что касается письма в руках пожилой леди, то тайна его и «Бриллиантового корабля» хранилась в открытом море.
X
Плот мертвецов. Путешествие на Азорские острова
Все люди, бывшие на борту «Белых крыльев», желали, не теряя ни единого дня, ехать к порту Санта-Мария. Когда всегда осторожный капитан наш вздумал настаивать на том, что нам необходимо прежде всего заехать в Порто-Гранде и запастись углем, мы взглянули на него, сколько мне помнится, как на оскорбителя, посягающего на наши планы. Лихорадка к поискам заразила даже кочегаров. В солнечные дни все только и делали, что смотрели на север, точно там за этой морской поверхностью они могли увидеть и услышать что-то чудесное.
На меня, вопреки обычной энергии, нападали иногда страшное уныние и сомнения, которых не мог отогнать даже оптимизм всех меня окружающих. Подумать только о том, как злостно скованы были звенья цепи, которую мне приходилось разобрать по частям! Труп, найденный на уединенном берегу, женщина с краденым жемчугом на балу в Лондоне, уверенность в том, что бриллианты, похищенные из копей Южной Африки, скрываются в открытом море, обнаружение большого судна, плавающего, словно призрак брошенного корабля по обширному пространству южной части Атлантического океана! Предположение же мое, что ко всему этому должен присоединиться и остров Санта-Мария, могло быть только предположением. Я ехал туда как человек, которому адрес может помочь в его розысках. Можно найти дом пустым или занятым, враждебным или дружеским, но я считаю благоразумным отправиться туда на всякий случай и самому разузнать обо всем, ибо никто, кроме меня, не может взять на себя такую ответственность.
Мы остановились в Порто-Гранде, чтобы запастись углем, а затем, стараясь по возможности щадить свои машины, направились к северу, и на третий день были уже в пятидесяти милях от острова Санта-Мария. Был ноябрь месяц, одиннадцать часов утра, суббота, девятнадцатое число. Несмотря на осеннее время, солнце сияло ярко и жара стояла почти как в тропиках. Капитан Лорри готовился в своей каюте к полуденным наблюдениям; квартирмейстер Авель стоял у штурвала, Валаам, боцман, сидел на бульварке и вязал шарф; мой друг Мак-Шанус находился внизу и наслаждался, по его выражению, «холодной водицей». Сам я читал прелестную книгу Метерлинка «Жизнь пчел», когда второй офицер дал мне знак сверху, что желает говорить со мной. Я понял, что он не хочет вызывать из каюты капитана, а потому немедленно поспешил к нему. Он был взволнован, указывая мне какой-то черный предмет, плывущий по ветру на расстоянии одной трети мили от нашей яхты. Передав мне подзорную трубу, он спросил, что нам делать с этим.
– Это плот, Андру, – сказал я, – а на нем люди.
– То же самое подумал и я, сэр! Это плот и на нем люди... но боюсь, люди не живые. Я минут десять наблюдал за ними и уверен в том, что говорю. Бедняги никогда больше не будут матросами.
Я еще раз направил туда подзорную трубу и с любопытством рассматривал плот. Это не был спасательный плот, какие теперь часто встречаются на паровых судах, – он был сделан очень грубо и кое-как сколочен из неровных досок. Я посчитал людей и, по-моему, их было семеро; все они были привязаны к плоту веревками и, морские волны то и дело заливали их.
Посмотрев на них еще в течение нескольких минут, я увидел, что вся одежда их превратилась в лохмотья. Двое из них были совсем почти под водой, и всех их, надо полагать, залило водой, если только они и без того не умерли несколько недель тому назад.
– Страшная это штука, Андру, – сказал я, возвращая ему подзорную трубу. – Следовало бы приблизиться и посмотреть, что мы можем сделать.
– Я и так уже изменил курс на целых два градуса, сэр, – сказал он.
– Не послать ли нам шлюпку?
– Ах, сэр, все зависит от вас. Если вы считаете благоразумным довести это до сведения людей, зная при этом, что такое матрос, то шлюпка к вашим услугам.
– Это надо принять во внимание. Если бедняги действительно мертвы...
– Они умерли много недель тому назад, сэр! И произошло это не вследствие кораблекрушения.
– Великий Боже! Не хотите ли вы сказать, что они были убиты?
– Не мне решать этот вопрос, доктор Фабос! Посмотрите внимательнее, как они привязаны к плоту. Разве они могли это сделать собственными руками? Все, что у меня есть, готов поставить на пари, что нет. Их привязали сначала, а затем пустили по течению. Это ясно видно в подзорную трубу.
Надо вам сказать, что в этот день мы делали по пятнадцать узлов в час и находились почти у самого плота. Мы предупредили часового на передней части судна, чтобы он ничего не говорил, а квартирмейстер Авель получил то же приказание от дежурного офицера.
Мы проехали, таким образом, мимо ужасного зрелища и экипаж остался в полном неведении.
Я был рад этому, ибо знал, как впечатлительны моряки. Нет сомнения, что бедняги на плоту умерли несколько недель тому назад.
Двое из них не походили даже на человеческие скелеты. Как ни было ужасно предположение офицера, но я не сомневался больше в нем. Ни опасность на море, ни роковая случайность не были причиной того, что людей этих послали на смерть.
Я знал теперь, что они умерщвлены, и человек, совершивший это преступление, был тот, кого я искал.
– Мы ничем не можем помочь им, Андру! – воскликнул я. – Будем хранить нашу тайну. Недалеко уже тот день, когда люди разделят ее со мной. Хорошо будет, если мы доживем до него, чтобы отомстить за это!
Вряд ли мог он ответить мне. Ужас, навеянный путешествием на мой экипаж, сменился вдруг увлеченностью.
Все были готовы ехать на край света со мной, и никто из них не роптал. Я чувствовал себя, поэтому, обязанным не предавать их даже ради женщины, достойной того, чтобы мужчина беззаветно полюбил ее.
XI
Санта-Мария. Доктор Фабос покидает «Белые крылья»
Остров Санта-Мария занимает крайнюю юго-восточную часть Азорского архипелага и заключает в себе около тридцати восьми квадратных миль. Гавань его, если только это можно назвать гаванью, находится в Вилла-до-Порто, красивом, но не имеющем особого значения городке, представляющем из себя небольшую колонию богатых португальских купцов. Не может быть даже и речи о том, чтобы здесь останавливались суда с большим грузом. Суда такого рода отправляются сначала в порт Св. Михаила, откуда груз перевозится по частям на небольших шлюпках к Вилла-до-Порто. Почва здесь очень плодородная и дает богатый урожай пшеницы. Все это я узнал из книг задолго до своего путешествия. Ниже я расскажу то, что увидел собственными глазами.
Я намеревался отправиться на Санта-Марию после захода солнца, и было уже совсем темно, когда мы следили за огоньками на острове, которые отражались в воде, подобно фонарям рыбацких лодок. С юго-запада дул легкий ветерок и поверхность моря была покрыта мелкой зыбью. Когда мы проплывали мимо земли, матросы молча и с любопытством смотрели на нее. Некоторые шептались о том, что хозяин высадится в Вилла-до-Порто, куда его будет сопровождать один только японец Окиада. Я чувствовал, что у них язык чесался от желания заговорить и сказать мне, что они считают меня сумасшедшим. Честный Мак-Шанус еще раньше пытался высказать мне то же самое, когда я был с ним в каюте.
– Фабос, твой ум гораздо выше обыкновенного, и я не хочу верить глупым рассказам о тебе, – сказал он. – Милостивый Боже! Если правда все то, что ты говоришь, то тебе безопаснее попасть в логово льва, чем в убежище воров. Почему ты не позволяешь никому сопровождать себя? Быть может, тебе неприятно мое общество? Нет, я не желаю ни одному человеку дважды оскорблять меня и ни в каком случае не желаю оставаться на яхте такого человека, будь она так же велика, как дворец Букингема, и наполнена всей конной гвардией!..
Я дружески похлопал его по плечу и попросил не говорить глупостей. Если я просил его остаться на яхте, то лишь ради собственной моей безопасности.
– Тимофей, – сказал я, – твой костюм живописен, а потому я отказываюсь идти по твоим следам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30