На расстоянии пятидесяти ярдов от него я, конечно, не мог сказать этого, но на расстоянии двадцати я понял, в чем дело. Человек этот был так же мертв, как и товарищ его, лежавший на земле. Пуля из неизвестно кому принадлежащего ружья попала ему прямо в сердце, когда он стоял в засаде, поджидая меня. Так подумал я в ту минуту. Настоящую же истину я узнал только позднее – на палубе своей яхты.
Говоря о своей яхте, я тем самым указываю вам, что мы, выйдя из туннеля, увидели ее на некотором расстоянии от мыса. Здесь же на берегу нас встретили друзья, которые так беспокоились, так страдали от неизвестности в течение стольких дней долгого ожидания после того, как я покинул их. И теперь мне ничего не оставалось больше, как спуститься вниз, пожать им руки и сказать, что все со мною обстоит благополучно.
И чей первый голос услышал я, как не голос моего несравненного Тимофея Мак-Шануса! «Мой мальчик!» – крикнул он мне таким голосом, который мигом разнесся по вершинам гор.
Да, Тимофей первым приветствовал меня, и мне кажется, если не ошибаюсь, я видел слезы радости на его глазах...
XVIII
Доктор Фабос получает новое известие
Не откладывая ни на минуту, отправились мы к яхте и привезли хорошие вести нашему экипажу. Половина населения Вилла-до-Порто слышала, вероятно, их веселые возгласы. Глубоко уверенный в том, что японец вытащит меня из ловушки, капитан Лорри распорядился, чтобы приготовили ужин в каюте, и не успели мы вступить на борт яхты, как захлопали пробки и на столе появились горячие кушанья.
Я был положительно тронут выражением добрых чувств матросов, которые всевозможными способами выказывали мне их.
Окиада был настоящим героем дня и мы повели его с собой в каюту. У нас столько накопилось рассказов друг для друга, что мы положительно не знали, с чего начать. Я был так взволнован и нервы мои находились в таком напряженном состоянии, что я мог только вкратце рассказать им, как меня силой заперли в горах, куда они могли бы явиться только на мои похороны, опоздай они только на час. Вслед за мной раздался пронзительный голос Тимофея, который почти без передышки изложил мне целых двадцать обстоятельств, начиная по своему обыкновению с середины и заканчивая началом.
– Мы представились властям, как ты приказал нам, и... чтоб их!.. Нет там ни одного англичанина, с которым можно было бы поговорить. Это было уже после того, как друг мой Лорри охотился по всему городу за хозяином гостиницы, чтобы усмирить его. Ну вот, пришел я к консулу и говорю: «Я англичанин в открытом море, а на берегу – совсем другой нации, а потому прошу обращаться с нами вежливо, – говорю, – или, будь я проклят, если не вымету вами этот пол». Да, это была превеселая компания, не такая только, чтобы ею дорожить. И жандармы не лучше. Меня вздумали уверять, будто ты отправился в порт Св. Михаила и по собственному желанию. Я поблагодарил того человека, который мне это сказал, и назвал его лгуном. Ин, мой мальчик, друг твой Фордибрас и его друг еврей купили этот остров с телом и душой. Все служащие на телеграфе – их приятели. Нам пришлось ехать к Св. Михаилу, чтобы отослать телеграмму.
Я сразу оборвал его.
– Так ты посылал телеграммы, Тимофей?
– А по-твоему, и посылать не надо было? Пусть себе другу моему копают могилу! Я послал третьего дня. Для доктора Ина, мертвого или живого, сказал я, это будет равносильно новому вину. Ну, вот мы и отправились к Св. Михаилу. А тонкая штука, твой японец! Двадцать часов пробыл один в горах. Слушай, у него глаза, уши, ноги змеиные и если он не под стать самому еврею, то пусть я никогда больше не пью шампанского.
Эти известия были очень важны для меня. Надо вам сказать, что перед своим отправлением в Вилла-до-Порто я поручил Тимофею и капитану Лорри отправить кое-какие телеграммы в Европу, но только в крайнем случае. Телеграммы предназначались в Скотланд-Ярд, оттуда должны были дать знать правительству, адмиралтейству и банкам обо всем, что мне было известно о Вале Аймрозе и делах его в открытом море. С этого времени можно было ожидать, что военные суда трех наций будут крейсировать по океану, чтобы проверить мое донесение. Хотя с одной стороны я не мог не приветствовать такого события, удовольствие мое все же омрачалось некоторым обстоятельством. Если арестуют еврея, думал я, а с ним вместе человека, известного под именем генерала Фордибраса, что будет тогда с Анной? Я был уверен, что люди эти способны на всякую низость. Они принесут в жертву девушку, чтобы отомстить человеку, который открыл их деяния. Они отправят ее на скамью подсудимых по обвинению в сообщничестве с ворами, которые в течение стольких лет совершали разные преступления. С этой именно целью надели они ей на шею украденный у меня жемчуг, готовя ей ловушку с самых ранних лет. Я убежден в том, что они намерены были совершить убийство, имей они возможность совершить его без всякой для себя опасности и знай они всю мою историю.
– Вы отправили телеграммы дня два тому назад, Тимофей? И что же? Получили вы ответ от Мюррея?
Капитан Лорри вмешался в разговор и заметил, что телеграммы были отправлены из порта Св. Михаила.
– Мы должны были вернуться назад, сэр! – сказал он. – Я решил не уезжать без вас, даже если для этого нам пришлось бы ждать целый год. Что касается властей, то все они, как говорит Мак-Шанус, пьяницы и мошенники и денежки генерала звенят у них в карманах. Когда мы вернулись со Св. Михаила, в гавань явился маленький японец и рассказал всю историю. Вы, сказал он, находитесь в горах и вам мешает выбраться оттуда поток. Он сделал все, что мог, скатывая собственными руками камни в воду до тех пор, пока не в состоянии был больше стоять на ногах от усталости. Мы послали лодку с людьми из нашего экипажа вчера вечером, а другую сегодня, и они вели себя там, как подобает таким порядочным людям. Я хотел отправиться туда с вашим слугой, но он сказал, что пойдет один. Это естественно для такого человека... Ни лишних слов, ни суеты, а только веревка за поясом и пара револьверов в руках. Он взял с собой моего шотландского боцмана потому, что «шотландцы мало болтают, а у почтенных англичан длинный язык». Я отпустил его с ним, ибо это правда. Когда они ушли, мы оставили двух человек на берегу, а сами с мистером Мак-Шанусом заняли место у вершины скалы. Мы не пробыли там и получаса, как послышался первый ружейный выстрел. Мы увидели нескольких человек на склоне горы и подумали, что они подали сигнал тем, которые находились внизу. Немного погодя мы услышали второй ружейный выстрел, но больше никого не видели. Тут вскоре после этого и вы пришли.
Я рассказал, что у входа в туннель мы нашли двух человек мертвых, и это очень удивило всех. Мы могли предполагать только то, что часовые еврея поссорились между собой и что второй выстрел был сделан раненым, когда товарищ его собирался уйти из туннеля. Каким образом удался мой отчаянный побег, становилось мне все более и более ясным. А когда капитан Лорри сказал мне, что два часа тому назад от острова отчалил какой-то пароход, я пришел к окончательному заключению, что жизнь моя спасена каким-то чудом.
– Они получили известие из Европы, что игра их открыта, и поспешили в другую гавань, – сказал я. – Они ничего больше не надеялись добиться от меня и прекратили свою игру. Если они вздумают бросить якорь в одном из северных портов Танжера, полиция наложит на них свою руку. Но вряд ли это будет так. Я думаю, что они отправились к большому судну, которое мы видели в южной части Атлантического океана. Если мое предположение правильно, то игра становится крайне интересной. Мы не можем ручаться за то, что телеграммы наши будут доставлены по адресу. Если правительство и снарядит крейсер, то капитан его вряд ли согласится играть в жмурки. Будь только у нас достаточно угля...
Капитан Лорри не дал мне договорить и сказал:
– Вот одна из причин, по которой я ездил в порт Св. Михаила. Мистер Мак-Шанус скажет вам, что нам повезло. Мы наполнили все наши закрома – за высокую цену, правда, но все-таки наполнили. Яхта может сию же минуту выйти в море, если вы желаете.
Известие это удивило меня и смутило. Не буду отрицать, что мне страшно хотелось остаться у острова, пока я не услышу чего-нибудь определенного относительно Анны Фордибрас. А между тем оказывалось, что я должен был немедленно отправиться для исполнения возложенной на себя обязанности. Я был уверен в том, что еврей отправился искать убежище на «Бриллиантовом корабле». Но вместе с этой уверенностью мною овладел ужас при мысли о том, что он захватил с собой и девушку в виде залога за себя и своих подчиненных, сделав ее посредницей между моим правосудием и наказанием. Я считал это весьма возможным. А в таком случае преследование преступников подвергало ее страшной опасности и всевозможным оскорблениям в одном из таинственных логовищ, выстроенных преступниками в разных городах Европы.
– Капитан, – сказал я, – дайте понять моим людям, что мы предпринимаем путешествие, из которого никто из нас, быть может, не вернется.
– Они это понимают, доктор Фабос!
– И они охотно соглашаются на это?
– Вернитесь обратно – и вы вызовете настоящее возмущение.
– В таком случае, – сказал я, – наступает час, когда мы обязаны исполнить долг, к которому мы призваны!
XIX
Телеграмма с «Бриллиантового корабля»
Сегодня ровно месяц после моего бегства с Азорских островов, и мы с вами переносимся в южную часть Атлантического океана. Чудесное утро, знойный воздух и яркое солнечное сияние. Море блестит и сверкает, точно отполированное серебряное зеркало – безграничное, тихое, молчаливое море с безоблачным горизонтом и дыханием весны южного полушария... Яхта «Белые крылья» мало изменилась с тех пор, как вы ее видели в Вилла-до-Порто.
Внимательный наблюдатель заметит сразу мачту, на которой находится аппарат беспроволочного телеграфа Маркони. Яхта движется медленно, машины ее пыхтят тихо, точно мурлыкают, готовясь ко сну.
Наблюдательный пост носовой части занят дежурным матросом, а на мостике расхаживает мерными шагами второй офицер с видом человека, который давно уже перестал вести активную жизнь. На середине яхты слышны взрывы хохота – они привлекают мое внимание, и я направляюсь туда. Это смеются честные моряки, а жертва их смеха – мой друг Мак-Шанус.
Он поднимается с палубы, методически отряхивает свое платье и говорит мне, что они занимались джиу-джитсу.
– Опять этот маленький желтый дьявол повалил меня на спину, точно черепаху. Говорит: «Почтенному ирландцу не свалить Окиады на пол». Говорю ему: «Ах ты, соломинка, одним большим пальцем собью тебя с ног». «Пусть ирландец попытается», – говорит. Ну, я положил ему руки на плечи и дал ему толчка. О, сыны Ирландии! Не успел я притронуться к нему, как он свалился на пол и... куда делись останки Мак-Шануса? Я повалился вслед за ним, а он подхватил меня на подошвы своих ног и швырнул на двадцать ярдов от себя – меня, в жилах которого течет кровь королей! Он подбросил меня, точно кролика, сэр, а они вот смеются.
Я постарался, как мог, успокоить Тимофея и сказал ему, что нам приготовили завтрак на палубе.
– Я хочу сказать несколько слов Лорри и тебе, – сказал я, – а голодные люди плохие слушатели. Ты развеселил экипаж, Тимофей, это что-нибудь да значит для таких дней. Радуйся, что тебе удалось сыграть такую благородную роль, и идем сейчас же завтракать. У нас сегодня превосходная рыба, приправленная пряностями, и горячие булочки прямо из печки.
– Слушай, – ответил он, – если ты согреешь меня внутри в той же мере, в какой мне жарко снаружи, я продам всю свою одежду туземцам.
А затем спросил меня жалобным тоном.
– Не значит же это, что ты собираешься обратно в Европу, Ин, мой мальчик?
– Ничего подобного нет у меня на уме, Тимофей! Я поговорю с тобой, когда мы получим нашу «грушевку». Мы не для того рождены, чтобы бесполезно проводить время в стране снов. Напомни мне об этом после завтрака.
Когда мы позавтракали и закурили наши сигары, я обратился с откровенной речью к Тимофею и капитану.
– Упрямый человек решил, наконец, уступить своим друзьям, – сказал я. – Вот уже почти месяц, как мы разъезжаем взад и вперед. Мы проплыли полпути до Бразилии и обратно – и не открыли ни малейших следов «Бриллиантового корабля». Когда я согласился покинуть Вилла-до-Порто, я был уверен, что мы захватим еврея, Валентина Аймроза, на море и на том самом судне, которое мы видели, когда возвращались из Южной Африки. Я и теперь уверен в этом... Но что нам от этой уверенности, когда океан хранит свою тайну и никто из нас не может открыть ее? Он убежал от нас, скрылся, как облако, и заставил нас мучиться угрызениями совести, что мы потеряли так много драгоценного времени. Весьма возможно, что заключения мои были ложны с самого начала, и он бежал в Париж или Америку, а «Бриллиантовый корабль» стоит в полной безопасности в какой-нибудь гавани, где ни одно цивилизованное правительство не найдет его. В таком случае все наши поиски никуда негодны. Мы дали ему время привести в исполнение свои планы, скрывая от властей результаты наших исследований, а между тем они вправе требовать от нас полной откровенности. Такие умозаключения вынуждают меня согласиться на ваши желания и вернуться обратно. Мы потерпели неудачу в открытом море. Попытаемся узнать, что скажет нам берег.
– Да, доктор, тяжело отказываться от этого, – сказал капитан, когда я кончил говорить, – но вы, я думаю, совершенно правы. Если бы правительство выслало нам судно на помощь, то курс наш был бы несравненно легче. При настоящем же ходе дел мы ничего не можем сделать, даже если накроем их, и можем лишиться многих людей. Едем в Портсмут и доведем все до сведения правительства. Таково мое слово и так думает, вероятно, Мак-Шанус. Мы сделали все, что могли, и даже больше, чем могли.
– Ай! Как здраво он рассуждает, – прибавил Мак-Шанус. – Я последний человек на свете, который побежит прочь, когда увидит лисицу. Но Ин, мой мальчик, мы пошли ко дну, это так же верно, как свет солнца, а к чему хлестать хорошую лошадь до смерти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30