– вырвалось у Кэтрионы, и она немедленно захотела, чтобы эти слова остались несказанными.
– Я знаю. – Доминик снова посмотрел на нее. Глаза его заполнились тенями, напоминавшими зеленый мох. – Я обещал, что никогда не буду ни искать вас, ни посылать за вами. И все же не теряйте надежды, Кэтриона!
Она собиралась при расставании дать ему что-нибудь с собой, какой-нибудь подарок, но сейчас могла оставить на память только слова:
– Я буду надеяться, ради вас!
Доминик шагнул ближе, протянул к ней руку, и Кэтриона почувствовала на щеке тепло его ладони. Глаза Доминика были полны страстного желания и нежности, но голос звучал почти равнодушно:
– Мы опять теряем время, даже этот короткий миг! Почему мы не использовали каждую минуту, чтобы побыть вместе? Для любовников мы успели так мало, черт побери! Я могу пересчитать по пальцам, когда вы одаривали меня своей благосклонностью. Любовь так редка и так драгоценна в этом мире. Когда она снова придет к вам, обещайте мне, что вы возьмете ее обеими руками и удержите у себя. Не дайте ей опять уйти, Кэтриона.
Брызнувшие против воли слезы обожгли ей глаза.
– Увы, на моем пути она больше не встретится.
Взгляд Доминика изучал ее лицо, задерживаясь на губах. Она закрыла глаза и отдалась сладкой минуте, не отнимая щеки от его ладони.
– Я не смогу поцеловать вас на прощание, – сказал он. – Это заставит меня изменить решение.
Она улыбнулась и заморгала, смахивая слезы с ресниц.
– О, тогда поезжайте скорее и не поминайте лихом, потому что я тоже не могу поцеловать вас. Вы – восхитительный мужчина, Доминик Уиндхэм! Любая женщина, имевшая такого, как вы, в качестве первого любовника, может гордиться, и я не жалею о том, что было. Теперь вы найдете девушку, достойную этого подарка, и женитесь на ней.
– Боже упаси! – сказал Доминик и вздохнул. – Хватит с меня брачных ночей, тем более с девственницами. Как показывает опыт, это ужасная комбинация.
Кэтриона засмеялась и отступила назад.
– Ну что ж, в таком случае мы квиты.
Прежде чем он успел ответить, она повернулась и вошла в гостиницу. Ей было слышно, как отъехал экипаж. Слабость заставила ее прислониться к стене, чтобы не упасть в обморок прямо в коридоре.
«Не думай о нем! – приказывала она себе. – Немедленно отправляйся обратно в Глен-Рейлэк, к Дейрдре, Мейрид, Изабель – твоя жизнь там. Тебе придется проститься с долиной и Дуначеном, пещерой Калема и водопадом, где умер Уильям Уркхарт. Твое прошлое, твое детство – все останется позади, как и твоя невинность, подаренная мужчине. Но какое теперь это имеет значение?
Колеса, стуча, покатились по мостовой. Железо и камень терлись друг о друга, навечно унося англичанина из ее жизни. «Я не вернусь никогда», – подумала она по-гэльски.
Путешествие доставило Доминику немало мук – временами ему казалось, что это был настоящий ад. Когда экипаж подбрасывало на неровной дороге, в руке возникала жгучая боль, как будто в нее вонзались тысячи иголок. Кроме того, его снова одолевала лихорадка. Он заставлял кучеров ехать день и ночь; север все больше отдалялся, становясь простым воспоминанием.
Стэнстед и Розмари будут добираться на юг медленно и повезут вместе с сыном шотландскую няню. Временами они даже являлись ему во сне. Он видел их блуждающими в полях, среди молодых побегов и маков, напоминающих своим алым цветом о пролитой крови воинов. Иногда все трое прохаживались по бесконечному берегу с белыми ракушками. Волосы Эндрю из черных почему-то превращались в золотистые; малыш ковылял за взрослыми, то смеясь, то рыдая. Няня забирала его и уносила прочь, всегда далеко на запад, через огромный океан. Там, за горизонтом, находилась Тир-нан-Ог – «Земля молодости», где для него сохранится память о вечно юной Кэтрионе.
И все же чего-то ему удалось достигнуть. Он привел Розмари обратно к ее мужу, в то время как Генриетта ушла в небытие. Она уже не заполняла его снов.
Когда Доминик приехал в Лондон, он был еще очень слаб и даже не смог подняться в свои апартаменты без посторонней помощи. Утром он так же нетвердо стоял на ногах и все же, побрившись с большим тщанием, стал одеваться.
Слуга, подавая ему накрахмаленный шейный платок, посмотрел на него с нескрываемой озабоченностью, и Доминик повернулся к зеркалу. Оттуда на него глянул надменный лондонский денди в сверхмодном костюме, и если бы не слабые тени вокруг глаз и не свежая льняная косынка, поддерживающая правую кисть, никто и на секунду не заподозрил бы, что Доминик Уиндхэм вообще куда-то уезжал.
Выйдя на улицу, Доминик обратил внимание на запах угольного дыма, конский топот и спешащую толпу. Оказывается, прежде он многого не замечал.
Заставив себя отрешиться от всех своих немочей, он вошел в особняк герцога.
– Сейчас узнаю, сэр. – Привратник взял его визитную карточку, чопорно поклонился и скрылся наверху. Через минуту он появился снова. – Его милости нет дома, майор Уиндхэм.
– Что ж, тогда я подожду.
Доминик поудобнее расположился на хрупком золоченом стуле, стоявшем в холле, и, откинувшись на его спинку, прикрыл глаза.
– Обычная светская формальность и ничего более. Его милость чем-то занят и не желает меня видеть. Я прекрасно это понимаю, но я все равно увижу его, хочет он того или нет. Прошу передать герцогу, что у меня есть новости, которые он наверняка пожелает услышать.
Слуга повернул назад и его напудренная голова еще некоторое время белым пятном маячила в полумраке коридора.
Прошло около часа, прежде чем Доминика препроводили в кабинет Ратли, человека с желтыми козьими глазами, сидевшего за широченным письменным столом.
– Что за причина могла побудить вас явиться сюда, майор Уиндхэм? – Герцог поднял недовольный взгляд на гостя.
– Я рассчитываю на снисхождение, ваша милость, – ответил Доминик и, пройдя через комнату, опустился в кресло с красивой отделкой. Ему потребовалось немало усилий, чтобы держать спину прямо.
– Я вижу, вас доконали ваши дебоши. – Ратли сложил ладони домиком и положил подбородок на кончики пальцев. – Вы, вероятно, и сейчас пьяны, сэр?
– Напротив, я совершенно трезв!
Доминик улыбнулся. Он старался не обращать внимания на дергающую боль в правой руке.
– Вы ранены, и потому я заключаю, что вас постигло несчастье?
– Это произошло не случайно, ваша милость.
– Продолжайте, сэр. Я полагаю, что сейчас услышу интересные подробности. Значит, Джерроу Флетчер?
– Вы не ошиблись. Он пытался убить женщин и детей, прикрываясь вашим именем. Вы действительно приказали ему это?
– Господь с вами, сэр! – Ратли остался совершенно неподвижен, однако ноздри его расширились. – Откуда у вас такие предположения? Чушь!
– Я так и думал – вы не могли дать ему подобных полномочий. – Доминик внимательно посмотрел на герцога. – Трудно вообразить, чтобы столь великий человек приказал наносить людям увечье. Что касается моего ранения, у нас с мистером Флетчером старые счеты. Вы могли не знать о нашей ссоре. К счастью, теперь он мертв и потому больше не сможет поставить под сомнение вашу репутацию.
– Вы умный человек, майор Уиндхэм. – Маска спокойствия на лице герцога слегка дрогнула. – Прошу вас, расскажите мне о Флетчере.
Доминик коротко описал герцогу свои приключения; при этом он ни словом не обмолвился о Кэтрионе. Не важно, действовал Флетчер по приказу или нет, в данный момент нужно было, чтобы герцог ему поверил.
Когда он закончил, герцог поднял на него глаза.
– Итак, что теперь привело вас сюда, майор Уиндхэм?
– Вопрос касается ребенка. Ваша милость, конечно, знает, что в «Душах милосердия», где обосновалась леди Стэнстед, проживал некий мальчик. Надеюсь, вы не верите сплетням, которые распускают невежественные слуги, будто он соперник вашему внуку Томасу? Тот малыш не является кровным родственником Макнорринов и не может претендовать на шотландское наследство, смею вас заверить.
– Смеете? Неужели? – У герцога, похоже, пробудился интерес, но он скрыл его за полуприкрытыми веками. – Выходит, я ошибся, давая поручение Флетчеру навести справки?
Какое невинное оправдание! Доминик ухмыльнулся:
– О нет, ваша милость. Вы были совершенно правы. Я полагаю, вам будет приятно узнать, что сей таинственный ребенок – тоже ваш внук.
Дрожь пробежала по лицу герцога, в голосе его появились угрожающие нотки.
– Выражайтесь яснее, Уиндхэм! – сказал он после паузы.
– Мальчика зовут Эндрю. Он – законный сын вашего сына, лорда Стэнстеда, и его жены, леди Розмари. В данный момент она восстанавливает отношения с супругом и везет мальчика в Лондон.
Веки медленно поднялись, обнажив шафранные глаза. Ратли уставился на Доминика. Темно-желтый цвет заблестел, переплавляясь в чистое золото.
– Это ребенок Розмари?
– Именно так. И отцовство лорда Стэнстеда неоспоримо. Таким образом, титул Ратли надежно переходит к следующему поколению.
Герцог встал и зашагал по комнате. Он остановился у книжного шкафа и невидящим взором уставился в полки. Потрясающая сдержанность! Когда он снова повернулся к своему письменному столу, влага на щеке оставила слабую отметину на пудре.
– Вправе ли я заключить, сэр, что вы сыграли некоторую роль в этом открытии и этом примирении?
– Ваша милость может спросить об этом своего сына, когда он вернется, – сказал Доминик одному из самых великих хитрецов и эгоистов в Лондоне. – Но ваш сын везет вашего маленького внука. В этом вся соль.
– О Боже! Вот темная лошадка! Какой благодарности вы ждете от меня за эту новость? Какую ищете пользу? Откройте ваши карты, сэр!
Доминик поднялся, чтобы уйти. Это потребовало больше усилий, чем он ожидал.
– Я не прошу вас ни о какой милости, за исключением прощения для леди Стэнстед. – Доминик оперся левой рукой на спинку кресла, чувствуя, как его снова начинает лихорадить и пробуждается боль. – К слову, малыш очаровательный. Красивый, здоровый и смышленый. И сделает честь вашему дому. Конечно, у него шотландская няня, и она уже немного научила его своему варварскому языку. – Он помолчал. – Так что вам придется искоренять некоторые словечки.
– Это ни к чему, сэр. – Ратли сел, сложив руки на столе. – Навыки могут пригодиться. В поместьях его кузена говорят на этом языке. Когда Эндрю и Томас начнут вместе ездить на охоту, им будет легче понимать егерей.
Практичный старый лис! Доминик засмеялся, хотя лихорадка усилилась и у него кружилась голова.
– Охота – вещь хорошая. Но Глен-Рейлэк, конечно, достоин лучшего применения. Я думаю, вы захотите, чтобы сын вашей дочери имел солидный доход от своих поместий.
– Залог его благополучия – овцы. Это уже доказано по всему Северу. – Герцог прищурил глаза. – Я осведомлен о вашем знакомстве с мисс Кэтрионой Макноррин, кузиной Томаса. В настоящее время я позволил ей остаться в Дуначене. Не в моих привычках оставлять в нужде родственников, тем более беззащитных женщин. Не знаю, говорила ли она вам, но я предлагал ей также дом здесь, в Англии, после того как Глен-Рейлэк будет очищен.
Надо было знать Кэтриону! Ничего не сказать о таких важных вещах!
– И что же, мисс Макноррин оказалась слишком горда, чтобы принять ваши пожертвования?
– Вместо этого она прислала мне письмо со страстным призывом не трогать людей. Она отказалась бросить свой клан на произвол судьбы. Уж не думаете ли вы сочинить какую-нибудь бесполезную петицию в защиту этих дикарей? Да они будут счастливы выехать из своей глуши на лучшие земли за морями! А если мисс Макноррин решительно настроена присоединиться к ним, я не стану ей мешать. Надеюсь, вы не думаете, что новость о младенце смягчит мое сердце?
– Напротив, ваша милость. Ваши требования к шотландским поместьям Томаса совершенно справедливы. Наследство должно приносить максимально возможную прибыль. – Доминик оставил спинку кресла и, собрав силы, стал заходить с другой стороны стола, где стояло несколько бутылок: французский коньяк и набор портвейнов. – Но я думаю, вам понравится предложение выпить за здоровье маленького Эндрю?
Герцог ничего не сказал, только наблюдал за Домиником. Желтые глаза потемнели, превратившись в янтарь.
Доминик полез в карман и, вынув небольшую бутылочку, плеснул напиток в два хрустальных стакана. Аромат, отдающий торфяниками, вызвал волнующие воспоминания.
– Напиток местного производства. – Головокружение усилилось. «Господи, неужели я близок к обмороку?» – подумал Доминик и продолжил: – Они называют его «уисги-бита» – вода жизни. – Контролируя каждый шаг, он прошел к герцогу и подал ему стакан. – За Эндрю!
Виски заискрилось на свету. Доминик омыл язык гладкой жидкостью, растекающейся по венам подобно бальзаму. Он следил, как Ратли, закрыв глаза, смакует напиток с непривычным вкусом и ароматом. Дай Бог, чтобы этой дегустации оказалось достаточно!
В дверь деликатно постучали. Герцог поднял глаза. Черты его исказило обычное раздражение.
– Войдите, – сказал он.
В комнату вошел напудренный лакей.
– Ваша милость, здесь джентльмен. Ему нельзя отказывать. Дело совершенно безотлагательное. Он пришел за майором Уиндхэмом.
– За мной?
Виски ударило теплом в желудок и одновременно прочистило мозги. Доминик улыбнулся, увидев человека, протискивающегося в комнату из-за спины слуги.
– Ваша милость, тысяча извинений! – сказал мужчина, глубоко кланяясь. – Майор Уиндхэм? Милорд, я по поручению ваших близких. Прошу вас немедленно ехать со мной.
Милорд? Почему, черт побери, доверенный человек его семьи допускает такую элементарную ошибку? Доминик покачал головой. Жар, казалось, добрался до сердца, заставляя его стучать слишком часто. Узоры на турецком ковре стали расплываться. Ах какое бы это было облегчение опуститься сейчас на колени, зарыться лицом в этот ковер, привезенный из гранд-тура каким-то предком герцога, и упиваться кружащимся миром из цветной шерсти! Виски выплеснулось из стакана, и сознание окуталось торфяным дымом.
Где-то поблизости тихо щелкнула веточка. Кто-то потревожил дрок. Кэтриона подняла глаза на желтый цветок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45